– Ты что оглох? Я сказал обшмонай его, как следует! – нетерпеливо застучал деревянными колодками Култышка и, оттолкнувшись ими от земли, подкатил вплотную к Вовику. – Гони деньгу заморыш, не то я тебе причандалы бараньими ножницами срежу!
– Кто же в ваш гадюшник сунется с набитым кошельком? – несколько наигранно расхохотался Вовик.
Перспектива, всю оставшуюся жизнь, петь тенором в церковном хоре, показалась ему недостаточно привлекательной. Култышка, тем временем, спешно выудил откуда-то из тележки ржавые ножницы для стрижки овец.
– Э, постой, не так быстро! – воскликнул Кранц, предостерегающе подняв руку. – Давай так, вы расскажете мне все, что знаете про троих благородных молодых господ, которых недавно нашли мертвыми под вашим мостом, и я заплачу вам золотой.
– Я же говорил, что у этого старого хмыря есть золото! – радостно расхохотался Култышка и, замолотив колодками по земле, лихо развернул свою тележку в его сторону.
– Нет, ты ошибаешься, золота у меня с собой нет – оно осталось дома! После того, как вы мне поможете, ты отправишь со мной своего человека, и я расплачусь с ним, – покачал головой Кранц.
– А, давай сделаем, по-моему! – визгливо рассмеялся Култышка, и, отшвырнув колодки, снова схватился за свои ножницы. – Я прямо сейчас отправлю с тобой Проглота в город. Там ты быстренько отдашь ему все свое золото, которое у тебя только есть, а твой голубок останется со мной. А если ты обманешь меня, я живьем скормлю его собакам.
– Тебе придется принять мои условия, потому, что я действую по приказу кузена герцога Нурса, – расстроено пожал плечами Кранц. – Если через пару часов я не вернусь, сюда заявятся стражники герцога и вырежут вас всех до единого.
Култышка пристально посмотрел в глаза Кранца, которые поблескивали сталью и неохотно убрал бараньи ножницы:
– Я не расслышал, сколько ты обещал заплатить мне за услугу?
– Один золотой! – усмехнулся Кранц.
– Не пойдет! – категорически замотал головой Култышка и возмущенно заколотил колодками по земле. – Каждый проходимец норовит обмануть бедного, беззащитного калеку!
– Хорошо, какие твои условия? – устало вздохнул Кранц.
– Жмуров, то есть я хотел сказать, молодых господ, было трое. Поэтому ты будешь должен заплатить мне по золотому, за каждого! Получается, всего три золотых! – закончил свой подсчет Култышка.
– Договорились, я согласен!
– Ну, тогда спрашивай! – обреченно махнул рукой оборванец, с таким расстроенным видом, словно Кранц его бессовестно обманул.
– 29 –
К большому удивлению, Кранца и Вовика, не кто иной, как Култышка оказался вожаком всего того отребья, что квартировало под мостом. Удивительно, но инвалид, лишенный ног, каким-то образом ухитрялся держать в повиновении эту разношерстную толпу воров, жуликов и попрошаек. Каким образом некоронованному королю нищих это удавалось, было просто уму непостижимо? Ибо его подданных, от обычных людей, отличала поистине звериная свирепость и жестокость, а также полное отсутствие каких бы то ни было моральных принципов.
Следуя естественному ходу вещей, Култышку должны были поднять на ножи, уже давным-давно. Сразу, едва он появился под Большим мостом, при первых же его попытках помыкать и командовать другими обитателями лагеря отщепенцев. Собственно, так оно почти и случилось. Когда Култышка стал выказывать свой беспокойный и шебутной норов, старожилы, по приказу своего вожака, жестоко отдубасили его палками.
Култышка, вроде бы, сделал из этого урока правильные выводы и смирился. Вместе со всей нищенской братией, он спозаранку отправлялся на своей тележке в город и там, устроившись возле рынка, просил милостыню. То обстоятельство, что его лицо, после проведенной с ним воспитательной беседы, представляло собой сплошной кровоточащий синяк, явилось большим подспорьем. Сердобольные городские матроны, выбиравшиеся на рынок за покупками, одаривали Култышку милостыней значительно чаще и щедрее, нежели его собратьев по горячему нищенскому цеху.
Несмотря на свой скандалезный характер, Култышка вроде бы угомонился и больше не предпринимал попыток командовать другими. Он исправно сдавал деньги в общак, при этом, не пытаясь закрысить ни единого медяка. Введенный в заблуждение необычайной услужливостью и демонстративной покорностью, проявляемой новичком, главарь нищих непозволительно расслабился и жестоко поплатился за это.
Как-то ночью, Култышка, вооружившись большими бараньими ножницами, хладнокровно перерезал глотку ему и всему его ближайшему окружению.
Разбуженная ранним утром, истеричеким хохотом Култышки, нищенская братия, продрав глаза, похолодела от ужаса, обнаружив, что весь их лагерь залит кровью. Посреди искромсанных трупов, на своей тележке, отвратительно скрипя колесиками, словно угорелый носился Култышка, в восторге колотя колодками по земле. За пояс у него были заткнуты окровавленные бараньи ножницы.
Так нищенская братия обрела своего нового вожака – Култышку. А его излюбленным оружием, с тех пор, стали острые, словно бритва, ножницы для стрижки овечьей шерсти, с которыми он никогда не расставался.
Как выяснилось из рассказа Култышки, тела троих молодых людей были обнаружены рано утром. Первым на них наткнулся Проглот. Отличительной чертой этого жулика, судя по всему, было – поспевать везде и всюду. Впрочем, с равным успехом, он, намного опережая других, успевал также, вляпываться в неприятности.
Стражники сразу стали вешать на Проглота убийство трех молодых господ. И если бы не весьма странный вид мертвецов, причину которого никто так и не смог объяснить, его, скорее всего, вздернули бы на городской стене, в назидание другим смертоубийцам.
Для того, чтобы показать то место где обнаружили тела, как выразился Проглот – "высокородных жмуриков", им пришлось пройти через весь мост, на другую сторону, а затем спуститься под него.
– Вот тут они все и валялись, – Проглот, нервно переминаясь с ноги на ногу, ткнул грязным пальцем в покрытые зеленым мхом камни.
Неподалеку, из берега наружу выходило огромное, в человеческий рост, жерло сложенной из камня канализационной трубы. Судя по тому, что ее дно было покрыто высохшим илом, она уже давно не использовалась. Что впрочем, было и не удивительно, ведь на этом берегу не проживала знать и то, что канализационный сток не функционирует, особо никого не беспокоило.
– А, чего тебя сюда занесло-то? – недоуменно поинтересовался Вовик у Проглота.
– Как чего занесло? Живу я здесь! – тот недоуменно выпучил на него глаза, и тут же поправился, – То есть, тогда жил! Да, мы все, тогда, здесь жили! Мы на тот берег лишь вчера, ближе к ночи уже перебрались.
– А почему изначально ваша братва жила здесь, а не там? – продолжал наседать на него Вовик.
– Ты, парень совсем дурак или что? Здесь сухо и из трубы дерьмо уже лет сто, как не течет. А на том, господском берегу, эта хрень работает исправно, ну а какой там запах ты и сам, не хуже моего, знаешь. Вдобавок ко всему, там влажно, а там где влажно там комары. Вот и приходится кострами дымить, чтобы гнус разогнать, – назидательно произнес Култышка.
Кранц с Вовиком иронично переглянулись. Их изящная теория, блестяще объясняющая причину, по которой бродяги облюбовали себе для жилья место под мостом, на правой стороне реки, оказалась, мягко говоря, притянутой за уши.
– Хотя, если честно, то мы уже давно собирались перебраться на тот берег, как только здесь эта чертовщина началась, – неохотно признался Култышка.
– Да, совсем позабыл сказать, – Проглот озабоченно почесал пятерней всклокоченную бороду. – Похоже, что демон, который их убил, свалил тела в кучу. Потому, что они лежали накиданные друг на друга, словно доски.
– Подожди, подожди! – нетерпеливым жестом остановил его Кранц. – С чего ты взял, что это был демон?
Проглот, бросив быстрый взгляд на Култышку, неопределенно пожал плечами: