Десант Ивана Опенкина все-таки избежал преследования и теперь занялся своим обычным делом — поставил несколько мин замедленного действия на железнодорожном полотне и ожидал взрывов под эшелонами. А на фронте в эти дни внезапно изменилась обстановка: захлебнулось наступление войск Юго-Западного фронта. Наши части столкнулись с крупной группировкой фашистских войск, все прибывавших и прибывавших с других фронтов и из стран Западной Европы на Харьковщину, где, по планам гитлеровского командования, должны были развернуться основные события лета 1942 года.

О большом сосредоточении немецких войск ежедневно передавал по радио Андрей Стоколос, называя номера полевых почт этих частей и их маршруты. Иногда брали в плен «языка», находили на месте недавних остановок врага конверты с надписанными адресами, номерами полевой почты, фамилиями солдат. Андрей работал утром и вечером, посылая в свой партизанский штаб весьма неутешительные сведения.

В этот вечер связной, ежедневно ходивший на железнодорожную станцию, принес сообщение, оставленное в консервной банке под сосной. В записке железнодорожник-подпольщик сообщал, что на рассвете с запада пройдет какой-то важный эшелон. Мина замедленного действия не может взорваться именно под этим поездом, его можно подорвать только управляемой миной мгновенного действия с помощью шнура или электровзрывателя. А потому Гутыря еще до темноты привел подрывников к колее.

Когда солнце зашло, оставив багровое зарево на западе, на линию вышел патруль из трех солдат с собаками. Гутыря предупредил:

— Пропустим патруль и выходим!

— Ты глянь на собаку. Еще и мины не заложили, а уже нюхает, проклятый пес! — промолвил Мукагов.

— На то он и пес, чтобы нюхать, — спокойно заметил Андрей.

— Помолчим, хлопцы! За дело! — предупредил главный минер. — Веди своих, Шмель.

Минеры стали подкрадываться к полотну. Патрульные отошли уже на несколько сот метров, но их фигуры еще рисовались на фоне розоватого от вечернего заката неба. Залаяла собака. Шмель вздрогнул, выругался: «Шайтан!..»

Хлопцы, которые пошли с Гутырей, выкопали под шпалой лунку, ссыпая верхний слой балласта в одну кучку, а нижний — на расстеленную плащ-палатку. На связанные плитки тротила осторожно положили мину. К ее взрывателю присоединили электрошнур. Андрей протащил его под рельсом и передал весь клубок другому подрывнику. Тот побежал к кустарнику, из которого они следили за дорогой, на ходу разматывая шнур. Когда засыпали мину балластом из верхнего слоя, Гутыря приказал партизану, обутому в немецкие сапоги, пройтись взад-вперед, оставив следы от шипов: резиновые шипы на подметках красноармейцев существенно отличались от металлических немецких.

— Поезд! — подал сигнал боец группы прикрытия, которая разошлась в обе стороны от минеров.

— Успели? — нетерпеливо спросил Шмель.

— Да. Скорее «освятите» мину мазутом! — приказал Гутыря партизану, державшему бутылку с жидкостью. — И исчезаем!..

Минеры и группа прикрытия оставили насыпь, залегли в кустарнике, густо укрывавшем маленький холмик среди болотца. На насыпь, тяжело отдуваясь, выскочил поезд. На платформах кучи руды или угля. Подрывники на мгновение затаили дыхание, когда передние колеса паровоза прокатились над закопанной миной. Все в порядке, локомотив только обдал паром шпалы. Теперь мину заметить еще труднее.

Уже загорелась утренняя заря. Капли росы на траве, на осоке, на листьях кустов вспыхнули как алмазы. Андрей прислушался: где-то далеко куковала, кукушка.

— Пятнадцать… Шестнадцать… — считал он шепотом. — Счастье кому-то. Еще шестнадцать лет будет жить.

— Последние песни кукушки, — проговорил задумчиво Гутыря: — Завтра смолкнет — хлеба уже выкинули колос.

— Все-то ты знаешь! — заметил Андрей и насторожился. — Поезд!..

— Неужели слышишь? — удивился Гутыря.

— Точно. Поезд идет на запад! — подтвердил кто-то из бойцов.

— Приготовиться!

В такие минуты Устам Гутыря всегда обращался больше к себе, чем к тем, кто был рядом. Сегодня он немного волновался. Это будет его двенадцатый эшелон. Много это или мало за год войны, а точнее, за четыре месяца пребывания во вражеском тылу? Все зависит от того, с чем сравнивать.

Гутыря потер руки, как это делают, когда собираются поднять что-то тяжелое. Минеры сосредоточились. Вскоре увидели пассажирский, идущий с востока.

В тамбурах, в вагонах солдаты на костылях, с забинтованными головами и ногами…

— Да их там как селедок в бочке! — послышались голоса минеров.

— Это же, наверно, все офицеры. Для рядовых подали бы «телятники».

— Пропускаем этот эшелон! — вдруг решил главный минер.

— Ты что?.. Почему? — удивился Шмель Мукагов.

— Мы же не бандиты, чтобы громить санитарный поезд.

— Так там же наши ярые враги, фашисты!..

— Знаю. Но они раненые, — ответил Гутыря, провожая взглядом эшелон, как раз проезжавший над миной. — Раненые едут домой, а не на фронт.

— Может, в одном из вагонов — генерал? Поэтому и написал железнодорожник, что важный поезд? — высказал предположение кто-то из минеров.

— Нет, — твердо сказал Гутыря. — Наш поезд еще не прошел…

Взошло солнце, и мириады капелек на траве отразили его лучи.

— Кажется, летит «мессер», — предупредил Андрей Стоколос. — Причем низко над землей.

— Ну и акустик же ты! Почем знаешь, что низко, а не высоко? — недоверчиво спросил Мукагов.

— Эхо сильное. Звук как бы бьется о землю, а не тает в небе, — объяснил Стоколос.

Минеры повернули головы и впрямь увидели над дорогой самолет, сквозь рев которого внезапно прорвалась пулеметная очередь. Инстинктивно прижали головы к земле. «Мессершмитт» пронесся молнией, раскалывая утреннюю тишину, еще несколько раз пальнул из пулеметов вдоль колеи и исчез за горизонтом.

— Это он что — на всякий случай? — сам себя спросил Стоколос.

— На всякий случай не станут гонять «мессер», — не согласился Гутыря. — Видно, очень важный поезд должен пройти.

Ему очень хотелось, чтобы самолет действительно пролетел не случайно, чтобы вслед за «профилактическим» полетом вдоль дороги пошел этот важный поезд. Его двенадцатый эшелон… О, тогда бы у него не дрогнула рука, он бы отомстил фашистам за смерть Киселева…

Вскоре из-за края неба, откуда должен был появиться патруль, выросло два султана дыма, а еще через несколько минут на взгорок змеей выполз длиннейший эшелон с двумя паровозами. Издали было видно: на платформах стояли танки, накрытые брезентом. Были тут и цистерны, и два пассажирских вагона.

— Вот это наш, — сквозь зубы сказал Гутыря, не сводя глаз с поезда.

— Давай! — не выдержал Андрей.

— Есть! — выкрикнул Гутыря и резко повернул ручку электровключателя.

За метр от паровоза вспыхнул огонь и прогремел взрыв, вырвавший кусок рельса. Охваченный паром и огнем паровоз еще пробежал по инерции вперед и повалился с насыпи. За ним — второй; натыкаясь одна на другую, полетели платформы с танками.

— Огонь! — крикнул Гутыря. — По вагонам, по цистернам!..

Красные вагоны, в которых были снаряды, вдруг стали взрываться. В небо полетели каски, пилотки, ранцы, доски, куски брезента…

Несколько ранцев, которые, видимо, были сложены на нарах, долетели до минеров. Рядом на куст упала полевая сумка, которую тут же подхватил Андрей Стоколос и лег, закрыв голову руками.

За пулеметом лежал Мукагов. Он был весь в грязи, потому что поднятая взрывами саперов земля частым дождем сыпалась на минеров. Шмель беспощадно поливал эшелон огнем. Пули пробили одну цистерну, вторую, из них широким потоком разлилось пламя, густой черный дым завис над насыпью.

Андрей с нетерпением ждал тех минут, когда он передаст по рации о двенадцатом эшелоне противника, уничтоженном Устимом Гутырей. Не забыть бы еще добавить, что подрывники обстреляли вагоны зажигательными и бронебойными пулями. Может, это пригодится подрывникам из других отрядов и групп. И еще скажет Андрей, что этот главный минер, с глазами, пылающими ненавистью к врагу, пропустил на запад эшелон с ранеными немецкими солдатами.