Андрей Стоколос вел бой в котловане рядом с парнем, который утром задержал его. Куда и делся у того юношеский румянец — был он бледен, глаза неестественно бегали.

— Ты горлань! Кричи! Не так страшно будет! — посоветовал ему Андрей.

В этот миг где-то сбоку затрещал автомат, и Андрей схватился рукой за левое плечо! Еще мгновение — и почувствовал, как обожгло грудь. Но сознание его не покидало. Он видел: несли раненых на плащ-палатках, приспособленных под носилки, в брезент заворачивали убитых красноармейцев и партизан.

— Будешь со старшиной Колотухой, он тоже ранен, на моей машине, — сказал капитан Майборский, помогая санитару перевязать раны Андрея. — Ты потерял много крови. Проклятый фашист всадил разрывной.

— Я же партизан. А по партизанам — они разрывными. Видно, и тут меня узнали… — невесело пошутил Андрей. — А что, могут немцы снова броситься в наступление?

— Не бросятся. К такой битве готовятся неделями, а то и месяцами. Не пойдут. Не с чем идти. В том и стратегия нашего Гуменного — бросить сегодня, в этот час, в эту минуту, все, чтобы уже не пошли они ни после обеда, ни вечером, ни завтра. Бригада свое сделала, хотя и наших машин немало подбито. Но еще продержимся! — решительно сказал Майборский и взглянул на небо. — А вот стервятники прилетят. Это точно.

Танки гвардейской бригады полковника Гуменного возвращались на исходные рубежи. Капитан Майборский сидел на броне возле раненого Андрея, поддерживал его обеими руками.

Танки с ранеными остановились в степной балке. Андрея положили на носилки, опустили на землю.

Сверху в балку мчался мотоцикл. Мотоциклист — среднего роста, широкий в плечах старший лейтенант в полевой форме, но в танкошлеме. Его серые глаза нетерпеливо бегали по лицам раненых, словно искали знакомого.

Андрей узнал старшего лейтенанта Тернистого. «Так вот какой Тернистый командовал танком-знаменосцем! Школьный друг!»

— Вот и встретились мы. Только не в сорок пятом, как договаривались на выпускном вечере, — грустно сказал Тернистый.

Шаблий сидел в приемной Государственного Комитета Обороны, ожидая, когда его вызовут. На коленях он держал папку с документами. Среди бумаг была просьба о предоставлении штабу транспортной авиации, был и перечень оружия, боеприпасов и другого снаряжения для партизанских отрядов.

Ни один из территориальных партизанских штабов, образованных решением ЦК ВКП(б) и ГКО в начале лета 1942 года, не испытал таких трудностей, как штаб, возглавляемый Шаблием.

Сотни километров довелось преодолеть штабистам и курсантам партизанской школы, чтобы добраться до Сталинграда, а потом до Саратова. То был переход под обстрелом вражеских батарей, под взрывами бомб, но Шаблию все же удалось уберечь триста специалистов для будущих партизанских операций в глубоком тылу противника.

Месяц назад через радиостанцию ростовского отряда «Красный десант» откликнулась группа Шмеля Мукагова и Устима Гутыри, сообщив, что их отряд «ЗСТ-5» попал в трагическое положение. Вестей от Ивана Опенкина и Артура Рубена, которые повели бойцов на восток, нет до сих пор.

— Товарищ Шаблий! Вас приглашают.

Он поднялся, большим пальцем привычно поправил ремень, одернул гимнастерку. У него еще минута-другая времени.

У двери Семен Кондратьевич встретился с русоволосым человеком с тремя ромбами на петлицах. Шаблий сразу узнал его — генерал бронетанковых войск Федоренко. Он совсем не изменился: так же очерчены стиснутые губы, волевой подбородок. Только на висках стало больше седины. Остановился и танковый генерал.

— Вы, Семен Кондратьевич? Идете отчитываться, земляк?

— Да, Яков Николаевич, — ответил Шаблий, заметно волнуясь.

— А я собирался сегодня же разыскать вас по телефону. Мне с юга передали утром, что вместе с комбригом полковником Гуменным в госпитале и ваш сын Андрей.

— Правда? Значит, живой! Все эти три месяца я был на колесах и на ногах. Даже адреса не было постоянного. Вот так весточка! Спасибо! — пожал обеими руками Семен Кондратьевич сильную руку генерала Федоренко.

— Рад за вашего сына. Живой! Мы еще поговорим, когда встретимся.

— Спасибо, Яков Николаевич!

Шаблий вошел в кабинет.

— Как проходит рейд на правый берег Днепра двух посланных соединений? — спросил Сталин после небольшой паузы.

— Получена радиограмма: оба соединения форсировали Днепр вблизи местечка Лоева, — ответил Шаблий. — Местные немецкие гарнизоны такого дерзкого броска от партизан не ожидали. Оба соединения уже прошли четыреста километров, пересекли пять железных дорог, реки Десну, Снов, Днепр, Припять. Взято несколько районных центров, разгромлены их гарнизоны. Везде отряды пополняются за счет местного населения.

— Какими средствами партизанам удалось форсировать Днепр? — поинтересовался Калинин.

— Народными средствами, Михаил Иванович! Рыбацкие челны, колоды, плоты, бочки, даже ворота пригодились — все, что могло плавать и удерживать на воде партизана с его оружием, пошло в дело, — рассказывал Шаблий. — Партизанам на левом берегу помогли жители украинских сел, а на правом берегу Днепра — белорусских. Место для переправы командиры избрали не глухое, а у самого Лоева, что было неожиданным для врага. Днепр был форсирован ночью. Партизаны опыта набираются.

— Поздравьте партизан с этим успехом, — сказал Сталин, набивая пожелтевшим указательным пальцем табак в трубку. — Этот опыт пригодится и для армии. Что у вас еще, товарищ пограничник и партизан?

— Отрядам не хватает автоматического оружия, минометов, мин для борьбы с эшелонами. Здесь мы составили список необходимого. Вот. — Шаблий достал бумагу из папки.

— А за счет противника! — посоветовал кто-то строгим, даже недовольным голосом. Шаблий узнал этот голос, даже не повернув головы. Эту реплику бросил нарком, перед которым отчитывался Шаблий о пребывании в «киевском окружении».

— В гражданскую войну на Дальнем Востоке мы, партизаны, только и вооружались за счет Колчака или Семенова, — вспомнил Шаблий, поняв, что его слушают внимательно. — Но фашистская армия — не Колчак и не банды Семенова. У нас созданы Центральный и территориальные партизанские штабы, чтобы координировать действия, руководить и помогать партизанам. Конечно, партизаны стараются вооружаться и за счет врага. Однако обстановка требует развертывания масштабной диверсионной работы на коммуникациях противника. Необходима существенная помощь Большой земли. Партизанам уже сейчас нужно четыре-пять тысяч мин, взрывчатка, автоматы.

— Этот важный вопрос надо решить, — заметил Сталин. — Что у вас еще?

— Нашему штабу уже сейчас необходима также транспортная авиация. Мы просим полк транспортных самолетов! — сказал генерал Шаблий и положил бумаги на стол.

— Полк транспортной авиации? — раздался уже знакомый Семену Кондратьевичу голос члена ГКО. — Кроме вашего штаба, у нас есть еще пять территориальных партизанских штабов.

Но Шаблий будто и не услышал этого замечания. Он знал наперед, что такие вопросы, замечания и возражения будут. Главное для него — добиться транспортных самолетов, без чего невозможно посылать ни диверсионно-разведывательные группы, ни оружие и боеприпасы, ни вывозить из вражеского тыла раненых партизан.

— Во время отхода наших войск к Сталинграду, — продолжал Семен Кондратьевич, — наш штаб оставил от Азовского побережья до Харькова десятки разведывательно-диверсионных групп с радиостанциями. Этого мало. Приходится уже думать и о наступлении Красной Армии на запад, на Украину, к Днепру, еще и еще посылать за сотни километров от фронта партизан-парашютистов. Попутными самолетами это невозможно, а своих у нас нет.

— Это, конечно, верно, — подтвердил Сталин.

— Главные силы немцев сейчас под Сталинградом и на Северном Кавказе, юг немцы считают решающим своим фронтом вот уже второй год войны. Поэтому ЦК КП(б) Украины и наш штаб просят больше внимания уделить нашим партизанским отрядам, — сказал Семен Кондратьевич.