Поздней ночью группа Стоколоса подошла к Днепру, неся две рыбацкие лодки, позаимствованные у дяди Кота. Над рекой стоял густой туман. Партизаны опасались наскочить на окопы или блиндажи. Но недаром старый рыбак уже десятки лет ходил тропинками над Днепром: знает каждую яму.

Четверо несли на носилках канаты, свернутые бубликом. Старики не поверили в крепость парашютной стропы, которую связали партизаны, и достали веревку из своих припасов. На таких канатах, заверили они, можно перетянуть через Днепр даже плот с танком.

Спустились с кручи извилистой тропкой. Хотя дождя давно уже не было, она оказалась скользкой: на глинистый грунт упали капли росы, сбитой ногами с травы, с кустов. И потому шли осторожно.

— Тут большой выступ, — предупредил проводник. — Чтоб не вывихнул ногу кто!

— Выступ! — передали по цепочке бойцы, шедшие следом за старым рыбаком.

Но вот совсем побелело: такой густой туман стоял над рекой. Под ногами уже был влажный песок, на который едва слышно накатывалась тихая днепровская волна.

Бойцы поставили лодки, носилки с канатом и стали пригоршнями пить воду, умываться.

— Слышите меня, хлопцы? — сказал рыбак. — На круче через двадцать сажен по течению растет старая дуплистая верба. Сейчас ее не видно. Она и будет вашим маяком с левого берега. Не забудьте. К вашему концу каната привязан лом. Вы воткнете его в дно, чтобы течение не снесло веревку.

— А свой мы забьем против вербы! — вмешался второй рыбак. — Лодки отнесете в лес.

— Спасибо, люди добрые! Ничего не забудем, — пообещал Андрей.

Хлопцы уже занимали места в лодках, а Андрей и Максим еще прощались с Галей, Таней, дядей Котом, которые тоже пришли, чтобы проводить своих на левый, пока еще далекий берег.

— В селе на том берегу сходите до Охрима, до Демьяна или до Корпины Трегуб… Там все наши! — сказал один из рыбаков. — У них есть лодки. Скажете, что пришли от деда Ониська, от меня, значит! Ну, с богом! — Старик оттолкнул лодку.

Весла легли на воду, и две лодки исчезли в тумане.

В этот день в штабе фронта обсуждался и уточнялся план взаимодействия украинских партизан с частями и соединениями Красной Армии на берегах Десны, Припяти и Днепра к северу и югу от Киева. По этому плану партизанам поручалось овладеть переправами через Десну и Днепр и обеспечить тем самым форсирование этих рек регулярными войсками.

Еще раньше генерал Шаблий через оперативные группы, подобные той, которую привел к Днепру Андрей Стоколос, поставил перед многими отрядами конкретные задачи. Все как будто учтено, «привязано», как говорят артиллеристы, к карте. Однако Шаблий ощущал беспокойство. Командующий фронтом, как и большинство генералов, считал основным плацдармом на Днепре не тот, что выше Киева, захватить который уже готовились партизаны, а ниже, на юг от столицы километров на пятьдесят. Шаблий было напомнил о том, что там очень разветвленная сеть дорог, по которым немцы могут подбрасывать подкрепления, что там слишком крутые берега, трудно будет развертываться танкам, если они форсируют Днепр, что там, наконец, нет такого количества партизан, как на севере. Вот почему Шаблий должен был немедля передать отдельным группам парашютистов и отрядам, которые дислоцируются между Каневом и Переяславом, чтобы они позаботились и о переправах через Днепр вблизи Переяслава. Туда должна пойти группа с рацией Андрея Стоколоса или Артура Рубена.

Шаблий вышел из дома, где только что закончилось совещание, и поспешил в сад — тут под вишнями устроился с рацией его радист. Он взял его с собою, чтобы иметь возможность в любое время переговорить не только с представителями своего штаба, но и с отдельными отрядами или оперативными группами в тылу вражеских войск. Семен Кондратьевич передал текст радиограммы радисту:

— Зашифруй. Напомни, что ответ ждем срочно.

А через несколько часов после этого сеанса радиосвязи между рацией генерала Шаблия и парашютистами во вражеском тылу, по дорогам, ведущим к Днепру, гонял на «опель-адмирале» Артур Рубен в униформе майора полевой жандармерии со своим сопровождением, среди которого был и Терентий Живица. Рубен наводил страх на проезжавших немецких солдат и офицеров, которых останавливал, чтобы проверить документы.

Никто из немцев не осмеливался поинтересоваться личностью майора из фельджандармерии. Знание языка и привычек гитлеровского офицера, диалект прибалтийского немца — все это не вызывало даже малейших подозрений у задерживаемых. Да и какие могут быть подозрения, если перед ними майор полевой жандармерии, которая безжалостно карает солдат за трусость. С такой службой лучше и не встречаться…

Майор фельджандармерии в сопровождении лейтенанта и солдата вышел из машины, поднял руку и остановил бронетранспортер, за которым шла колонна машин.

— Что случилось? — спросил офицер, который сидел рядом с водителем бронетранспортера.

Рубен изобразил улыбку:

— Майн гот! Это я у вас спрашиваю, что случилось, господин майор, ибо это вы показали русским свои пятки?

— Сплошной линии фронта уже нету! — оправдывался майор, сидевший в бронетранспортере. — А за Днепром «Восточный вал».

— Удивлен вашей информированностью, господин майор! — с сарказмом проговорил Рубен. — «Восточный вал» нужно оборонять! «Днепр — порог нашего дома. Если вы сдадите русским Днепр, вы больше не нужны Германии…» Так сказал фюрер!

При этих словах майор выскочил из машины и вытянулся. Дрожащим голосом он произнес:

— Так точно. Я вас понял. Все…

— Хорошо. Сейчас же сворачивайте на полевую дорогу. Переправа еще не готова. Ждите там до утра, — сказал Рубен уже спокойнее, показав направление, куда должна идти колонна.

— Спасибо, герр майор! Будет исполнено! — поблагодарил командир колонны.

Рубен небрежно козырнул. Крытые грузовики с солдатами, бронетранспортеры и несколько легковых лимузинов свернули с шоссе на грунтовую дорогу, идущую через небольшую ложбину.

Вскоре Рубен остановил обоз. Быстрым глазом определил, что самый старший тут лейтенант, и разговор с ним будет совсем не такой, как с майором, который командовал боевой частью.

— Вы, недоноски, куда?! — набросился на обозников майор фельджандармерии с руганью, позаимствованной у штурмбаннфюрера Вассермана, рассыпая искры из своих голубых сердитых глаз. — Как вы смели!

Несчастный лейтенант стоял и глотал слюну, не зная, что же такое он «посмел» и как быть дальше.

— Прочь с дороги! Вы мешаете автотранспорту! Переправы уже нет. Туда! — показал Рубен рукой. — Ждите распоряжений своих командиров!

Обозники, боясь даже оглянуться, свернули на ту же дорогу, по которой полчаса назад поехали машины.

Командира третьей колонны Рубен встретил зловещим полушепотом:

— Вы трус, герр гауптман! Фюрер сказал: «Кто отступает с Украины, тот больше не нужен великой Германии!..»

Гауптман щелкнул каблуками:

— Есть приказ. За Днепр…

— Вы больше не нужны Германии! Так сказал о таких, как вы, сам фюрер! — угрожающе выкрикнул Рубен и стал шарить по кобуре с пистолетом.

— Виноват. Извините… Я… Я… — давился словами напуганный гауптман.

— Вам читали приказ фюрера? — спокойно спросил Рубен. — «Днепр — порог нашего дома…» Вы это понимаете? — наконец он сменил гнев на милость. — Вы разве не знаете о том, что тут, на Днепре, нету переправы?..

— Не знаю, герр майор.

— Не знаете, что вас там просто разбомбят?

— Знаю, герр майор! Все знаю!..

— Наконец-то! — вздохнул Рубен и приказал: — Сворачивайте на полевую дорогу, замаскируйте машины.

И эту колонну Рубен спровадил к молодому леску. Он играл роль полевого жандарма уверенно, а временами и весело еще и потому, что, как и всегда, стремился вложить в эту «работу» все свое умение, всю душу, чтобы оправдать доверие генерала Шаблия.

Все проделанное командой Артура в первой половине дня казалось Рубену незначительным, и он был готов еще и еще отправлять вражеские машины на дорогу, где они могут стать мишенью для советских летчиков-штурмовиков. Через каких-то полчаса он передаст в штаб генералу Шаблию о сосредоточении немецкой техники вблизи шоссе, на полевой дороге под лесом.