Гейден чувствовал, что нагнал страху на генерала, но лучше было сказать об этом сейчас, в присутствии многих специалистов, чем потом тебя обвинят в неточной информации.

— Герр генерал! Работу по разминированию, как вы и приказывали, проводили русские военнопленные. Почти все они погибли или были тяжело ранены. Если не имелось поблизости пленных, мы подрывали мины при помощи двух, а то и трех зарядов.

— Бог мой! Сколько возни с этими минами! — недовольным голосом заметил фон Браун.

— Так точно, герр генерал! Во многих случаях наши заряды взрывались там, где большевики оставляли ложные заряды, — искренне признался гауптман Гейден и испуганно заморгал, встретившись с колючим взглядом штурмбаннфюрера СС Вассермана.

Вассерман был уполномоченным по формированию карательных команд, инспектировал лагеря военнопленных и нередко вмешивался в личные дела офицеров воинских частей. Права у него были большие, возможно, поэтому и вел он себя весьма независимо.

— Сюжет! Композиция! — выкрикнул насмешливым голосом штурмбаннфюрер, обращаясь к командиру саперного батальона. — Вы закладываете три заряда, а мины там нету… Ха-ха… Более чем странно!

— Не стоит недооценивать противника, герр штурмбаннфюрер, — осторожно ответил гауптман Гейден. — Русские во многих местах копали колодцы и закладывали туда железо, доски, умышленно плохо маскировали эти гнезда, чтобы мы их заметили. Невероятно, но факт. Иногда в этот хлам они клали мину, которая взрывалась, когда мы начинали ее разряжать. Вот почему нам приходится делать сотни взрывов, чтобы в подозрительных местах попасть на их мину.

— Вот как! — выкрикнул штурмбаннфюрер Вассерман. — Доблестные войска фюрера сегодня или завтра войдут в большевистскую Москву, что означает победный конец в этой войне, а гауптман Гейден рассказывает басни о русских минах. А потом выясняется, что это не мины, а куча железок. Ха-ха! Сюжет! — Вассерман смерил убийственным взглядом сапера. — Да мы пустим своих собак, которые стерегут сейчас пленных-заложников, и они найдут все мины.

— Герр генерал! — обратился гауптман Гейден к начальнику гарнизона. — Мне продолжать?..

— Говорите, — кивнул фон Браун.

— В Москву войдут наши славные войска, может, и сегодня. Но Москва от нас далеко, а под Харьковом на шоссе мины взрываются столь часто, что отдельные участки мы вынуждены объезжать стороной, утопая в грязи. Объезды требуют много времени, вдвое-втрое больше горючего, которого нам и так не хватает. Вчера группа офицеров батальона свернула с шоссе только потому, что перед этим одна из машин нарвалась на мину замедленного действия, шофер и его спутники убиты. Наши ехали тридцать километров по грязи три часа, а по дороге можно было бы проехать за сорок минут.

— И на железной дороге настоящий ад! Мины взорвались уже под сотней поездов! — выкрикнул фон Браун.

— Вчера во время аварии погибло около ста офицеров! — уточнил штурмбаннфюрер Вассерман. — Что вы на это скажете, герр гауптман?

— Мы сейчас пропускаем перед военным эшелоном специальные товарные поезда с балластом. Но это почти не дает результатов. Невероятно, но факт… поезд с балластом остается целым, а тот, что за ним, взрывается. Бывает, что взрывается эшелон с балластом, а за ним и ремонтный поезд, когда приходит на место аварии…

— Безобразие! — с сердцем проговорил фон Браун.

Идя на это совещание, штурмбаннфюрер Вассерман прихватил необходимые справки, среди них были и сведения о Веденском.

— Этот Веденский еще в Испании попортил нам крови.

— Знаем этих интернационалистов, — со злобой в голосе перебил фон Браун Вассермана. — Однако ничего не вышло у них в Испании. А наши доблестные войска прошли потом и Нидерланды, и Бельгию, и Люксембург, и Францию, и Норвегию, и Данию, и Грецию, и Югославию…

Все встали в честь побед великой армии фюрера. Когда сели, генерал фон Браун продолжал:

— И вот солдаты, которые прошли победоносно по Европе, вынуждены гибнуть на минах какого-то испанского интернационалиста, и когда город уже занят нами!.. — Он стал читать справку: — «Солдат погибло две тысячи, разрушено минами девять мостов и виадуков, уничтожено семьдесят автомобилей, десятки танков, несколько десятков подвод и уже сто одиннадцатый эшелон». Спокойно только на аэродроме. Возможно, не успели заминировать. Гауптман Гейден, что вы предлагаете как специалист, как сапер?

— Нам нужны новые средства для обнаружения мин, а не пленные. Нам просто необходимы такие технические приспособления, которые заставили бы взорваться заложенные русскими мины. Иначе нам придется строить новые автомобильные дороги.

— Сюжет!.. — Штурмбаннфюрер засмеялся. — Не хочет ли герр Гейден сказать, что русские саперы и их инженеры загнали в тупик наших? — Вассерман бросил победный взгляд на брата изобретателя «фау-снарядов», начальника гарнизона генерала фон Брауна.

Но именно потому, что генерал имел такого знаменитого брата и знал цену таланту инженера, он и выслушивал таких, как гауптман Гейден, в совершенстве знающих свое дело. А техника в этой войне значила многое, как бы скептически ни смотрели на нее в канцелярии Гиммлера. И потому, когда разобиженный нападками Вассермана гауптман попросил вызвать на совещание ефрейтора Броера, фон Браун кивнул головой. Быстрым шагом Гейден оставил большую, обставленную дубовой мебелью комнату и вскоре вернулся вместе с ефрейтором, который нес ящик, найденный в угле.

Гауптман осторожно поставил ящик на длинный стол, за которым сидели присутствующие, как раз напротив Вассермана. Краем глаза Гейден наблюдал за Вассерманом, глаза которого вдруг забегали туда-сюда, хотя на губах играла все та же неизменная ухмылка.

— Господа! — обратился Гейден ко всем и прежде всего к Вассерману. — Я и ефрейтор Броер разминировали этот ящик и обнаружили в нем радиоприемник… Думаю, что это бутафория, а не мина. Я не хочу утверждать, что русские сконструировали радиомину, которой нет у нас. Этого действительно быть не может! И потому могу объявить с полной уверенностью, что в особняке для герр генерала мин нету! Но вы можете себе представить, сколько работы задали нам минеры некоего Веденского.

— И что вы думаете делать с этим ящиком? — примирительно спросил штурмбаннфюрер.

— Ящик уже несколько дней стоит у меня на тумбочке, и я собираюсь с его помощью послушать передачу о вступлении славных войск фюрера в Москву!

— Браво, Гейден! — выкрикнул кто-то из присутствующих.

— За разминирование особняка вам, Гейден, благодарность. Что же касается вашего отношения к пленным, которых, кажется, вам очень жаль, то на первый случай делаю вам замечание, — сказал генерал фон Браун.

— Мне не жаль пленных, герр генерал! Я лишь хотел сказать, что для саперов важно не просто найти мину, но и определить, что у нее внутри. И только!

— Хорошо, хорошо. Сегодня же в особняк перебазируется наш штаб, — решил фон Браун. — Основная ваша задача, Гейден, как и раньше: активная борьба с минами противника. И никаких колебаний в отношении к пленным и к населению города!

Полковник Шаблий вернулся из-за линии фронта после пятинедельных скитаний по вражескому тылу, словно с того света. Он был бледен и худ, с запавшими щеками, заросший густой щетиной, но это его не печалило. Главное — он теперь у своих. Ему удалось вернуться к своим с партбилетом, депутатским значком и удостоверением, с орденом и медалью. Он успел лишь побриться и сразу же сел писать отчет в Москву, самому наркому о своем непредвиденном пребывании в окружении. А уже на следующий же день полковник поехал в Ворошиловград продолжать работу, доверенную ему ЦК КП(б) Украины еще в июле сорок первого, по подготовке партизанских формирований, диверсионных и разведывательных групп, по координации партизанских действий с частями Красной Армии.

На квартире, где жили его эвакуированные жена и дочка, Шаблий застал Лесю Тулину, которая помогала Полине у плиты.