— Это же временная работа, наша карьера только начинается. В ближайшие недели у Даррела выйдет книга.

— А потом?

— Потом он будет писать следующую книгу. И я тоже буду что-нибудь писать.

— Кстати, мне понравилась твоя статья о продавщицах, хотя я, честно говоря, не считаю их за людей. — Потом Одель приняла более серьезный вид. — Послушай, Грэйс, не обожгись снова. Как бы тебе опять не пришлось пострадать из-за слепой любви.

— Ты просто не понимаешь наших отношений с Даррелом.

— Я вижу больше, чем ты думаешь. Ты для него все делаешь, ты ослеплена глупой романтикой. А что, если однажды он уйдет от тебя?

— Даррел не такой, он не уйдет.

— Бывает и коровы летают. Грэйс, естественный порядок вещей другой. Мужчина должен работать, а женщина сидеть с детьми.

— О Господи! Одель, ты будто проспала последние десять лет.

— Часть этих лет, между прочим, я вынуждена была работать после того, как сбежал мой бывший муж. Я сама содержала себя и свою дочь. Грэйс, ты думаешь, что мир изменился. Нет, мир все тот же. Ты всегда должна следить за собой, потому что мужчины всегда заглядываются на хорошеньких женщин. Сколько волка не корми, он все в лес смотрит. Мужчины всегда смотрят на сторону.

— И Си такой же?

Одель жестко улыбнулась.

— Во-первых, и среди мужчин встречаются исключения. Во-вторых, я никогда не задаю ему глупых вопросов, с кем он проводит время в своих командировках. Он дает мне любовь и материальную обеспеченность. Я даю ему дом и детей. Мы хорошо друг другу подходим. А что ты имеешь от своих отношений с Даррелом?

С того памятного разговора Грэйс избегала оставаться на кухне наедине с Одель. Грэйс внушала себе: Одель не понимает одной вещи — любящая женщина готова жертвовать всем ради любви. Да, сейчас Грэйс жертвует собой ради Даррела. Но придет время, и будет наоборот — Даррел пожертвует собой ради Грэйс.

В тот день, когда из издательства пришел толстый пакет с гранками книги, Даррела дома не было — он на два дня уехал в Айову доложить о публикации своей книги и провести по этому поводу семинары. Грэйс, конечно, знала, что нехорошо вскрывать чужие пакеты, но так была возбуждена долгожданным событием, что разорвала пакет на клочки, разметав их по всему полу на кухне. Любовно пролистнула недавно отпечатанные страницы из манильской бумага. На титульном листе кричала надпись:

«Ахмед Джемаль Мохаммед

ЯРОСТЬ В ЧЕРНОМ И БЕЛОМ

Книга Революции»

Какого черта он взял себе такой псевдоним?

На странице с посвящением написано: «Моим братьям и сестрам, борющимся за свою Родину».

Грэйс вздрогнула от пронзившего разочарования — почему он не посвятил книгу ей? Грэйс поняла бы, если бы он посвятил книгу своим родителям. Кстати, она их ни разу не видела, только разговаривала с ними по телефону. Судя по этим разговорам, они очень приличные люди. Но кто такие эти «братья и сестры»? У Даррела нет братьев и сестер, он единственный ребенок в семье.

Грэйс перевернула страницу.

Глава 1

«Я родился и воспитывался христианином, но теперь я свободен».

Сильное начало, подумала Грэйс. А что дальше?

Она сидела на кухне, забыв о времени, глубоко погруженная в книгу Даррела. Зазвонил телефон — звонили из магазина, интересовались, почему она опаздывает на работу. Грэйс ответила, что заболела. Ну и что, что голос ее не похож на голос больной? Она заболела на самом деле. Грэйс не врала. Она заболела от книги.

Сюжет был несложным. Главный персонаж книги Дик Стомп, бедный негритенок из гетто, поступил в Мичиганский университет. Там он встретил богатую белую девицу из города Бентон-Харбор. Дик думал, что это любовь, но для девицы это было всего лишь развлечением, запретным плодом. Он был для нее просто жеребцом. Она была типичной американской богатой сукой, беззастенчиво потешающейся над обездоленными. Она провела Дика по всем кругам деградации, от секса к наркотикам, от наркотиков к работе лакеем на рождественском сборище в доме ее богатого папаши. Когда-то, когда Дик был еще чистым и неиспорченным, а это было в детстве, когда он жил в гетто в своей среде, тогда он считал Америку своим добрым домом. Но столкновение с белыми привело Дика к иным взглядам. Белая Америка разъедала негритянскую душу, оскопляла ее, ввергала в рабство. Негр может обрести свободу только среди себе подобных. Месть белым должна быть одна — негры должны все больше плодить черное потомство. Осознав все это, Дик перекрестился в иную веру, в религию революции, и взял себе новое имя — Ибрагим Али Кемаль. Книга была написана в виде воспоминаний негра, брошенного в тюрьму за убийство своей ненавистной белой сожительницы. Он убил ее, когда она в очередной раз поехала на своем «порше» в негритянское сердце Детройта в поисках наркотиков, но не столько наркотиков, сколько новых жертв ее алчной похоти; в поисках черной биомассы, чтобы совратить ее и испоганить своими пороками. Эту суку, эту белую сожительницу звали Грэйс Гольдштейн.

На следующее утро глаза у Грэйс были красными — то ли от слез, то ли от чтения всю ночь напролет великого творения рейзмановского стипендиата. Раньше Грэйс никогда не удостаивалась чести быть описанной в книге. И вот дожила — вот он, ее чудовищно искаженный образ, образ суки с жестоким сердцем. Даррел даже не удосужился придумать ей какую-нибудь другую внешность, все точно списано с Грэйс. Странно, почему он тогда дал ей другую фамилию — Гольдштейн? Чтобы избежать судебного иска? Или это дань черному антисемитизму? Надо будет спросить у Даррела.

Она не вышла на работу второй день подряд, хотя это почти наверняка означало, что ее уволят. Грэйс с болезненным нетерпением дожидалась Даррела. И он появился, в четыре часа пополудни.

— Привет, крошка, — сказал он, — как поживаешь?

Какое у него банальное приветствие, подумала Грэйс. Почему она не замечала этого раньше?

— Я прочла книгу! — В эти слова она вложила все, что в ней накопилось.

— Что прочла?

— Я прочла твою книгу. Тебе прислали ее из редакции, а я от нетерпения вскрыла пакет и прочитала.

Дик изменился в лице. Вид у него был озадаченный и, как с некоторым удовольствием заметила Грэйс, виноватым. Посмотрим, что он скажет в свое оправдание? Глаза Дика суетливо забегали по комнате, как бы ища спасения.

— Разве ты не знаешь, что нельзя читать чужую почту? — сказал он наконец.

Каков скользкий тип, а?!

— Так арестуй меня за это, ты, ублюдок!

— О, я вижу, ты сейчас не в настроении.

— Ты подлое дерьмо!

Дик покрылся нервным потом.

— Грэйс, — начал он, запинаясь — Грэйс, позволь мне объяснить тебе, какое у меня было трудное детство.

— Ты из среднего класса, Даррел. Ты не из трущоб. Ты из того же слоя общества, что и я. Мы оба из Мичигана. Мы любили друг друга. Разве не так?

— Знала бы ты, что значит быть негром…

— А ты знаешь, что значит быть женщиной? — перебила его Грэйс. — Женщиной, которая работала на тебя? И после этого такое отношение ко мне? В каком виде ты выставил меня в своей книге, Даррел? Чем я заслужила такое к себе отношение? Своей любовью?

— Это не ты. Книга не о тебе.

— Почему же у нее мое имя и моя внешность?

— Ну ты же знаешь, как пишут книги. Списывают с действительности.

— Но не искажают ее до безобразия, как в кривом зеркале.

— Я так и знал, что это случится. — Он схватился за виски, затряс головой. — Я знал, что ты именно так будешь реагировать, когда прочтешь книгу. Вот почему я не давал ее тебе читать до публикации. Знаешь, что ты со мной делаешь? Ты омрачаешь мне радость от выхода в свет моей первой книги.

Грэйс испустила страшный стон, как умирающий слон. Испуганный Даррел попятился к двери, готовый бежать прочь.

— Даррел, ты должен переписать книгу, — зарычала Грэйс таким низким голосом, что сама удивилась и подумала, что совсем рехнулась. — Ты должен изменить имя той женщины, ее внешность и главную идею книги. Это бред сивой кобылы.