Юлия собралась было испакостить брату настроение какой-то колкостью, но Одель вовремя сжала ей руку и состроила угрожающую гримасу.

Обслуживавшая их официантка была не мексиканкой, а очевидно, из англо-саксов, с длинными каштановыми волосами и странными глазами, словно она была одурманена наркотиком.

— Она тебе никого не напоминает? — тихо спросила Одель у Си.

— Юлия?

— Нет, официантка.

Си никогда не обращал внимания на обслуживающих его людей. Бывало порой, в ресторане Си пытался подозвать не ту официантку, проходящую мимо его столика. Но тут другой случай. Эту официантку, похоже, Одель видела в Чикаго в ином качестве, а может быть, даже была знакома с ней. Но кто же она?

С тех пор как Одель занялась рисованием, она начала обращать больше внимания на лица, изучать их особенности, из-за этого у нее развилась память на лица. Поэтому Одель теперь определенно чувствовала, что эту женщину она видела раньше. Но где?

— Извините, — обратилась она к официантке, когда та подошла с охлажденным чаем, — вы когда-нибудь жили в Чикаго?

— Чикаго, — с трудом начала вспоминать официантка. — В Чикаго я была однажды.

— Понимаете, в чем дело, мне кажется, я где-то видела вас раньше.

— Возможно, вы видели меня по телевизору, — счастливо улыбнулась официантка.

— О! Вы актриса?

— Нет, что вы. Я та самая женщина, про которую написано в книге «Женщина и три ее жизни».

— Но…

— Одель! — вмешался Си. — Спасибо вам, мисс, за чай. Мы позовем вас, как только вы нам понадобитесь.

Озадаченная официантка неловко поставила на стол чайничек, слегка расплескав чай, и удалилась.

— Одель, — нравоучительно сказал Си, — с официантками не беседуют.

— Непонятно, почему она работает здесь официанткой?

— А кто она? — мгновенно заинтересовалась Юлия, впервые за несколько дней вдруг проявив интерес к окружающей действительности.

— Она, должно быть, заработала неплохие деньги на этой книге, — продолжала вслух размышлять Одель. — Непонятно, почему после этого она работает здесь, в этой забегаловке?

— Ешь, не забивай себе голову глупостями, скоро мы уедем из этого города, — распорядился Си. — Не хватало мне еще связываться с очередной женой Томми Паттерсона.

— А он кто? — настырно интересовалась Юлия.

До сих пор Одель каким-то чудом удавалось скрывать от дочери имя ее настоящего отца, хотя было немало случаев, когда в ту или иную инстанцию надо было представлять свидетельство о ее рождении. Всякий раз Одель умудрялась не допускать попадания свидетельства в руки ее дочери, потому Юлия все еще пребывала в неведении, что Томми Паттерсон и есть ее беглый папаша. Но неумолимо надвигался тот мрачный день, когда придется выложить Юлии правду.

После ланча в мексиканской кантине Си погнал машину по дорогам штата Нью-Мексико, промчался по штату Аризона и через извилистые серпантины гор Сьерра-Невада доставил свое семейство в Сан-Диего, штат Калифорния. В этом городе, обнадежил детишек Си, можно питаться не только мексиканской жратвой. Здесь, на берегу Тихого океана, можно полакомиться дарами моря.

— Дары моря? — скривилась Юлия. — Это рыба, что ли? Терпеть не могу рыбу.

Зазвонил телефон. У Грэйс не было никакого настроения говорить с кем-либо — она лежала, очнувшись от послеобеденной дремоты, и невесело размышляла о том, что будет писать завтра. Рабочим названием книги было «Любовник няни». С сюжетом дело зашло в тупик, и Грэйс с досадой приходила к выводу, что уже написанные пятьдесят страниц придется выбросить и писать все заново. Читатели, по-видимому, еще не готовы воспринимать такие вещи — главный персонаж книги дорос до должности премьер-министра Англии, но на смертном одре признается, что больше всех в жизни любил свою няню. Надо позвонить редактору и спросить у него, что он по этому поводу думает. Крэйг Эпштейн всегда слишком нервничал, когда разговор заходил о сексе, в таких случаях Крэйг предпочитал употреблять слово «роман».

Нехотя Грэйс взяла трубку.

— Вы Грэйс Мэндлин? Сейчас я соединю вас с Одель Хэмптон, — послышался голос телефонистки. — Согласны ли вы оплатить разговор?

— С кем соедините? — спросила Грэйс, пытаясь понять смысл слов телефонистки.

— С Одель Хэмптон.

— С Одель? А почему я должна оплатить разговор?

— Грэйс! — прорвался голос Одель. — Соглашайся, ради Бога!

— Конечно, я оплачу разговор, о чем речь, — солидным голосом сказала Грэйс, как и подобает известной писательнице.

— Говорите, — сказала телефонистка.

— Грэйс, я не собираюсь говорить долго, — затараторила Одель — Сейчас Си на берегу с Люком, но они вот-вот вернутся. Слушай. Я встретила Труди в Таосе, в штате Нью-Мексико, она работает официанткой, непонятно почему. Куда же делись деньги, которые она заработала на книге? Что у нее произошло с…

— Кто такая Труди, черт возьми, или как там ее зовут?

— Третья жена Томми Паттерсона! Это которая прожила три жизни. Она работает официанткой в кантине «Санта Мария» в Таосе, это в штате Нью-Мексико. Си не разрешил мне поговорить с ней, и я не смогла расспросить ее ни о чем. Я заказала разговор за твой счет, потому что если Си узнает, что я тебе звонила, то сразу догадается в чем дело и разозлится.

— Почему бы тогда ему не злиться и из-за меня?

— Так ты ничего не знаешь о том, почему наша сестра по несчастью работает официанткой, вместо того чтобы наслаждаться жизнью на роскошной асиенде Томми? Неужели ты такая нелюбопытная?! Черт подери! Си уже идет сюда! — Одель бросила трубку, не дав вымолвить Грэйс ни слова.

Остаток вечера Грэйс провела в размышлениях на тему о том, насколько она любопытна. Какое ей дело до Труди? Насколько можно было понять из ее болтовни по телевизору, эта девица наркоманка. Наверняка Томми Паттерсон бросил ее. Пусть наркоманка, но все равно жалко ее, ведь Грэйс слишком хорошо знает, как это ужасно — потерять любовь и разувериться во всем на свете. На своей шкуре испытано. Особенно ярко эти кошмарные переживания напомнили о себе в те дни, когда всю страну облетела фотография, да еще на первых страницах газет и журналов, запечатлевшая тот момент, когда Грэйс дала пощечину этому негодяю.

Ну ладно, а все-таки при чем здесь Труди? Ни при чем.

С другой стороны, Томми Паттерсона давно пора проучить. Его слава, как снежный ком в зимний погожий день, катится по всей стране и все нарастает и нарастает. Повсюду он проводит семинары с нелепыми названиями типа «Смотри, Мир, Я гряду» или «Расступитесь передо Мной». Томми завоевал себе немало сторонников своей агрессивной философией эгоизма. Например, в журнале «Новости горных штатов» появилась хвалебная статья, сопровождающая объявление о предстоящем выступлении Томми Паттерсона в колледже. Некая бухгалтер Джейн Джэксон в этой статейке пела дифирамбы: «Раньше я смущалась, если случайно брала последний кусок пиццы в компании своих друзей. Но теперь я понимаю, что стесняться не надо. Бери все, что считаешь нужным. Приходите на семинар послушать Томми! Он скажет вам о вас правду!» За участие в этом семинаре, назначенном на удобный день недели субботу, каждому желающему надо было заплатить «всего» триста пятьдесят долларов, причем магнитофонная лента с записью мудрых изречений Томми и его книга с психологическими тестами, которые выдавались участникам семинара, стоили только пятьдесят два доллара.

Грэйс обратила внимание, что всюду в статье и объявлении, за исключением первой строки, упоминается имя Томми, а не его фамилия. Он хочет быть для всех просто Томми, как близкий друг. У Грэйс всегда начинались приступы тошноты, когда она встречала подобные объявленьица.

Но как Грэйс может воспрепятствовать восходящей славе отравителя умов с его эгоцентричным словоблудием? Ведь недалеким людям так приятно выслушивать «откровения» о том, что ты никому ничего не должен, а потому можешь спокойно жить в свое удовольствие.