— Нет, совсем нет, честно, Одель. Потому я и пришла к тебе. Я хочу завязать с ними. Я должна это сделать ради Томми.

— Ему ты ничего не должна. Ты должна сделать это ради себя, чтобы идти по жизни путем истинным.

— Но ведь Томми назначил меня начальницей его фонда. Если я буду продолжать употреблять наркотики, тогда как я смогу помочь другим людям?

— Да, об этом тебе тоже не следует забывать. — И Одель повела Труди в гостиную.

Труди села на дорогой диван, осмотрелась — обставленная со вкусом гостиная отличалась как небо от земли от ее собственной замызганной квартирки в Таосе, уставленной почти первобытными гончарными изделиями и застланной индейскими ковриками и покрывалами.

— Первый раз вижу все это, — восхитилась Труди.

Одель почувствовала себя с Труди так непринужденно, словно знала ее уже целую вечность. Впрочем, это было недалеко от истины — Одель была у Труди в гостях в Таосе, они поддерживали отношения несколько лет. Правда, Труди практически никогда не покидала юго-запада США, и в гостях у Одель никогда не была.

— Ты ужинала? — спросила Одель.

— Ой, нет. Я боялась заблудиться, поэтому никуда не ходила.

Да, нехорошо сложилась у Труди жизнь, подумала Одель и пошла на кухню приготовить сандвичи. Когда она вернулась, Труди все так же смущенно сидела на диване, напоминая стеснительную девочку, впервые приглашенную в гости на чай. Одель поставила поднос и заставила Труди первой взяться за сандвичи.

— Ты будешь лечиться в Ривер-Рэйндж-Клиник, — сказала Одель, — я тебя уже устроила туда. Это на севере нашего штата, почти на границе со штатом Висконсин. Мне кажется, тебе там понравится — Одель не стала вдаваться в подробности о том, каких трудов ей стоило вписать Труди в начало длинного списка наркоманов, нуждающихся в лечении и страстно желающих попасть в эту клинику. Для этого Одель пришлось уговорить свою подругу Маделин, с которой она познакомилась, когда начала обхаживать многочисленные инстанции в поисках денег для приюта. Одель туманно пообещала ей хорошо отблагодарить ее клинику, когда Труди вылечится от наркомании. Мол, скоро Одель будет иметь в своем распоряжении тысячи долларов. Маделин, конечно, этому не поверила.

— Если у тебя такие богатые спонсоры, тогда почему ты никак не можешь достать денег для своих «Сестер бури»? — резонно поинтересовалась тогда Маделин.

— Томми Паттерсон, — произнесла волшебные слова Одель.

И Маделин сразу смягчилась.

— Не знаю, — засомневалась Труди, катая шарик из хлеба, — готова ли я к этому?

Одель нахмурилась. С Труди надо возиться как с маленьким ребенком. Так хочет или не хочет Труди избавиться от наркомании?

— Труди, уверяю тебя, эта клиника тебе очень понравится. Там очень хорошо лечат от наркомании. Тебе совсем не будет хотеться наркотиков. Кроме терапии там большое внимание уделяют и физическим тренировкам, тело может лечить само себя.

— А вылечат ли там мою душу? — все еще сомневалась Труди.

Что верно, то верно — мозг и душу Труди Шурфут современная медицина вряд ли сможет спасти. Однажды Труди призналась Одель, что принимает наркотики с десяти лет. Тяжелый случай. Лучше и не заглядывать в мозг Труди — страшно подумать, что там можно увидеть.

— Пошли, — сказала Одель, убедившись, что Труди наелась. — Я покажу тебе, где ты будешь спать.

Труди, словно застенчивая девочка, нерешительно поплелась за Одель. Через полчаса она уже спала. Тем временем Одель в своей спальне не выключала свет, пытаясь читать. Но глаза смотрели мимо строк, мысли были о другом. Вот к чему все пришло, размышляла она. Смерть, отчаяние, сплошные потери. Куда делось счастливое неведение молодости?

Весной, когда Одель Лэйси заканчивала среднюю школу, ей пришлось выдержать нелегкие словесные баталии со своей матерью. Одель пришлось выбирать между двумя колледжами — в Маунт-Холиок, где училась ее мать, и Корнелльским в Итаке. Мать хотела, чтобы Одель поступила в женский колледж в Маунт-Холиок, где в отсутствие мужчин лучше будет происходить «интеллектуальное стимулирование». Но Одель вовсе не прельщала строгая и почти монастырская жизнь, которую, как ей было известно, вели воспитанницы «Семи сестер» — семи престижных женских колледжей. Несравненно более привлекательной ей виделась жизнь рядом с такими парнями, как Конни Фрэнсис, герой одного из ее любимых фильмов. Поэтому Одель решительно выбрала Корнелльский колледж.

Кто не помнит тех сладостных дней молодости, тех первых дней пребывания в студенческом городке, когда до тебя со всей очевидностью вдруг доходит, что ты вырвалась на свободу из-под назойливой опеки родителей, и здесь они не будут каждый вечер перед сном подходить к твоей кровати, чтобы убедиться, что доченька соблюдает приличия, а здравый смысл торжествует! Если не считать воспитательниц в общежитии и строгого комендантского часа, существовавшего в студгородке в 1960 году, когда Одель поступила в Корнелльский колледж, свобода была полной, а потому вызывала неописуемый восторг. Особенно если учесть, что до этого вся жизнь подчинялась неумолимым правилам, царящим в семье республиканцев из штата Коннектикут. Воспитываясь у таких родителей, Одель всегда помнила, как обязана себя вести, какие рамки ни в коем случае нельзя преступать. И вот после всего этого представьте себе — просыпаешься в общежитии в своей комнате и внезапно осознаешь, что под дверью никто тебя не сторожит. Какая эмансипация! Даже жутко становится.

Подобно множеству других девушек ее возраста, Одель Лэйси поступила в колледж лишь потому, что так принято, просто таков порядок вещей. У нее не было четкого плана на будущее, она не стремилась сделать карьеру. Но это вовсе не означает, что Одель не знала, чего она хочет от жизни. Одель хотела выйти замуж, хотела рожать детей и жить в своем доме так же, как это делала ее мать в своем доме в штате Коннектикут, но только с одним отличием — в доме Одель не будет этого надоевшего бежевого цвета, встречающегося в родительском доме на каждом шагу. Короче говоря, Одель пала в Корнелль, как неостроумно выражались местные сексуально озабоченные шутники.

Итак, она ждала Мистера Правильного, этакого Очаровательного Принца на белом коне. А пока суд да дело, надо было изучать расписание, чтобы спланировать на семестр, какие предметы она будет изучать. Одель понятия не имела, что ей выбрать, а ее куратор тоже не мог подсказать ей ничего вразумительного. Если бы Одель имела склонность к тому или иному предмету, если бы она знала, кем хочет стать, тогда она смогла бы внятно объяснить хоть что-то куратору, и тот посоветовал бы, какие предметы ей выбрать. Но Одель ничего, кроме замужества, не интересовало. К счастью для нее, в начале шестидесятых в колледже еще существовал список обязательных предметов для первых двух курсов, поэтому выбор был невелик, и задача существенно облегчалась. Итак, первые два года по этому поводу можно было особенно не беспокоиться, а впоследствии Одель надеялась найти то, что ее заинтересует. И она нашла. Это был Том Паттерсон.

Одель познакомилась с Томом Паттерсоном во втором семестре первого курса. К тому времени она уже была членом женского клуба «Каппа Каппа Каппа», и проводила в нем большую часть выходных. Там она играла роль маленькой сестрички той, которая называлась двумя греческими буквами Хи-Фи, а верховодила всем Мисс Джейн Корнелль. Роберта Баркер, подружка Одель, вместе с которой она жила в комнате общежития и которая, в отличие от Одель, больше соответствовала бы женскому колледжу в Маунт-Холиоке, чем смешанному Корнелльскому колледжу, отзывалась о клубе неодобрительно и обзывала его «Краппа Краппа Краппа», а иногда короче — «Три краппы». Одель на это не возражала и просто посмеивалась.

Одель познакомилась с Томом Паттерсоном «окольным» путем — через Роберту Баркер. Роберта встречалась с парнем, который жил в одной комнате с Томом. Однажды в один из уик-эндов Роберта попросила Одель присоединиться к их компании — у них было четыре билета в театр, но Том недавно поссорился со своей подружкой, поэтому ему надо было составить пару. Одель не хотела идти в театр, не хотела пропускать вечеринку в клубе, которая обещала быть интересной, но согласилась только ради умолявшей ее Роберты.