Одель не собиралась придавать этой переписке слишком большое значение. Ведь Си сказал, что он просто хочет поддерживать связь с Америкой. Одель поняла это так, что он хотел узнавать от нее то, о чем не прочитаешь в газетах, — о демонстрациях протеста против войны во Вьетнаме, о борьбе за права человека, сплетни о Ричардс Никсоне. К сожалению, у Одель не было времени вникать во все эти события. Надо было растить дочь и работать.

Си Хэмптон вернулся в Нью-Йорк перед самым Рождеством. Заканчивался 1970 год. Си влетел в офис с одеялом индейцев-инков на плечах, с бусами на шее, а с пояса свисала маленькая высушенная человеческая голова.

— Тебя не узнать! — воскликнула Одель.

Но поговорить они не успели — его срочно позвали на конференцию. После нее он зашел в кабинет к Одель лишь на несколько секунд, потому что очень спешил на деловой ланч. Между Си и Одель состоялся сверхкраткий разговор в телеграфном стиле:

— Рождество?

— В Коннектикуте.

— Новый Год?

— Свободна.

— Хорошо.

В этот раз Одель не смогла найти няню. Но она нашла другой выход — приехав к родителям на Рождество, она проворковала маме:

— Мамочка, ты бы хотела побыть со своей любимой внучкой подольше?

Так Одель сплавила Юлию предкам.

Год 1971 начался потрясающе. Лучше сказать иначе — долгие месяцы переписки с Си нашли изумительное логическое завершение.

Одель сразу поняла, что Си намного опытнее ее. Даже во время полового акта он продолжал рассказывать ей о щекотливых антропологических подробностях устройства кое-каких органов женщин всевозможных племен, с которыми он переспал когда-то, живописал их сексуальные нравы. Поначалу это смущало Одель, казалось ей неуместным и неприличным. Но на том месте, где Си дошел до описания одного из экзотических обычаев, связанного с листом и гусеницей, она вдруг ни с того ни с сего очутилась на самой вершине Анд. Оргазмы. Как она их любила! Они так благотворно сказываются на здоровье! Как это замечательно — начать новый год оргазмами.

Встречать Новый год они поехали в Коннектикут — не только для того, чтобы забрать Юлию, но и познакомить Си с родителями Одель. День прошел хорошо, видимо потому, что по телевизору один за другим показывали футбольные матчи, и разговоров почти не было. Мать поставила на стол свои традиционные блюда — холодную ветчину и жареное мясо. Пока шли приготовления к вечеру, мужчины перекусывали сандвичами, пили пиво, горстями ели арахис; короче говоря — наслаждались. Одель в это время возилась на кухне и одновременно обдумывала ответы на предстоящие вопросы матери.

Но мать не стала мучить ее вопросами, ответов на которые у Одель все равно не было. Лишь через две недели, когда Одель была уже в Нью-Йорке, мать позвонила ей и поинтересовалась, как поживает Си. А он как назло опять уехал в командировку — искать нефть в Юго-Восточной Азии.

Предложение выйти за него замуж он сделал ей в марте.

— Мне хочется, чтобы было к кому возвращаться, — так он закончил свое объяснение.

Вот значит как? А где же романтика? — подумала Одель.

— А ты прекратишь свои похождения в племенах с дикарками?

— Дорогая Одель, не знаю, как можно объяснить это американцам, тем более из Ричавена в Коннектикуте, но если я перестану заниматься этим, мои знакомые сильно огорчатся. Ты хочешь, чтобы я расстроил своих друзей?

Главная трудность состояла в том, что Одель до сих пор не была разведена.

— Ничего, мы наймем частного детектива, — сказал Си. — Или, может быть, вначале лучше нанять адвоката. В такой ситуации ты должна иметь право на развод даже без согласия Паттерсона. Ведь вы с ним уже несколько лет не живете.

— Не знаю, Си. Я думаю, он однажды объявится, тогда я с ним сама разберусь.

— Однажды? Я не собираюсь ждать до бесконечности, этим надо заняться сейчас.

Пока суд да дело, время отнимали более неотложные дела. Си предстояла командировка в штат Оклахому. Там, заверила его Одель, сексуальные нравы такие же, как и в Бруклине, а потому нечего там шастать по бабам. На Одель свалилась и другая проблема — у нее откололся кусок зуба, срочно надо было идти к зубному врачу. Ходить к дантистам ей было невыносимо, и не только потому, что она боялась боли, но и потому, что ее небольшой бюджет с трудом выдерживал эти шальные расходы.

Ей пришлось долго дожидаться перед зубным кабинетом своей очереди и наблюдать, как люди выходят от дантиста с перекошенными от перенесенного страха лицами. А Одель, как она убедилась во время родов, самая отъявленная трусиха, когда дело касается физической боли. Чтобы хоть как-то скоротать в очереди время и отвлечься от страха, Одель начала просматривать журналы на столике. Как обычно бывает в комнатах ожидания дантистов, набор журналов был весьма специфичен: «Земледелие без химических удобрений», «Здоровье вашего ребенка», «Как правильно чистить зубы», «Общество сегодня». Одель начала листать журнал «Общество сегодня». Ничего интересного, сплошные научно-популярные статьи: «Изменения в нашей диете, вызванные появлением миксера», «Правда ли, что секретарши считают лучшими начальниками мужчин», «Демография — правда и домыслы».

Автором статьи о демографии оказался Томас Паттерсон.

Боже мой!

И тут Одель позвали к врачу. Но она не могла сдвинуться с места.

— Не бойтесь, миссис Паттерсон, у вас всего лишь отломался маленький кусочек зуба. Вам будет не больно, — принялась уговаривать ассистентка.

Что хуже? Мучиться в кресле зубного врача или снова увидеть имя предателя Томми? Пусть даже теперь он называет себя Томасом.

С ватой во рту и впрыснутым, но не подействовавшим на нее новокаином, Одель снова взяла в руки журнал, нашла в конце краткие сведения об авторах. Текст гласил: «Томас Паттерсон, кандидат в доктора философии, Мичиганский университет».

Эврика!

Каждое утро Грэйс Мэндлин первым делом включала автоответчик. В отличие от многих других писателей, она не могла работать весь день. Плодотворных часов у нее было немного — начиная с момента ухода Галена на работу и до двенадцати тридцати, когда начиналась очередная серия телевизионного сериала «Молодой и беспокойный», во время которого Грэйс поедала ланч. Потом начинались другие дела: хлопоты по дому, хождения по магазинам, заботы по подбору подходящих удобрений для газона — трава на нем почему-то выглядела бледновато.

В это утро Грэйс тоже включила автоответчик и облачилась в теплый спортивный костюм — начинался самый обычный день. Но ее мирная работа с компьютером, в который она вколачивала свою книгу, на этот раз нарушилась урчанием грузового автомобиля. Вначале Грэйс подумала, что это приехала мусорная машина. Но нет — по звуку чувствовалось, что машина подъехала к самому ее дому. И в самом деле — автофургон с надписью «Аэрлайн экспресс» остановился у ее дома почти что на газоне, а грузчики уже выгружали из фургона на тележку какие-то ящики.

Господи! Они сейчас покатят эту тележку по ее и без того худосочной траве!

Грэйс опрометью выскочила из дома.

— Эй! Что вы делаете! — закричала она на грузчиков.

— Вы Мэндлин?

— Не портите мне траву! Убирайтесь с газона!

Они откатили тележку с травы на дорожку, но следы на газоне остались, словно кто-то проехал по нему на автомобиле. По дорожке, стараясь не выезжать на траву, грузчики подкатили тележку к крыльцу из трех ступенек.

— Что это? — спросила Мэндлин.

— Ящики, — ответил один из мужчин.

Что за розыгрыш? — возмущенно подумала Грэйс.

— Я не заказывала ящики.

— А мы и не говорили, что вы их заказывали. Их прислали вам из Лос-Анджелеса. У нас в фургоне еще десять штук. Куда их сложить?

— Мне не нужны ящики.

— Вы отказываетесь получать груз? — с угрозой в голосе сказал грузчик, облокотясь на тележку.

Вот почему водители грузовиков и грузчики не бывают героями романов, сварливо подумала Грэйс, но все же посмотрела, что написано на посылках. Да, так и есть, эти ящики — остатки вредного Томми, его бесчисленные записи, блокноты, всякая неизданная дребедень. На кой черт его адвокатша прислала все это?