— Тимур?
Отпустив руку и встав на колени, Алан Маркович всмотрелся в него. Налипшие комья земли делали лицо молодого мастера почти неузнаваемым.
— Пожалуйста… — простонал он. — Помогите мне выбраться.
Над деревьями замерцали голубые звезды.
— Что случилось? — спросил Алан, разгребая сырую тепловатую землю. — Как ты здесь? Почему?
— Кончилось действие таблетки, а я не успел вовремя выйти наружу.
Выбравшись из-под земли, Тимур отшвырнул гнилую крышку люка.
— Спасибо! — сказал он. — Если бы не вы, задохнулся бы…
Глядя в рыхлую черную яму, из которой выбрался Тимур, Алан спросил:
— Как ты думаешь, там есть что-то внизу?
Мастер отряхивался, бил ладонями по бокам и по коленям.
— Там ничего нет, — сказал он. — По крайней мере для нас с вами. Нужно идти в деревню. У Майки еще остались таблетки.
— Ты совсем ничего не видишь? — спросил Алан Маркович.
— Ничего!
Поворачиваясь на месте, Алан Маркович шарил глазами вокруг. В свете прорезавшейся луны на кустах блестели капли, колыхались ветки. Но ни одного лишнего звука — обычный ночной лес. Тишина, легкое потрескивание, собственное частое дыхание.
Он готов был уже расплакаться. У него заболели глаза — так он хотел увидеть. И вдруг подумал: «А может, уже все кончилось?.. Может, пути живых и мертвых уже разошлись?.. Может, мы остались одни?»
— Ты не понимаешь! — тихо сказал Алан. — Все уже кончилось!
— По-моему, это вы ничего не понимаете… Вы не видели птиц. Крепы по сравнению с этими птичками просто ангелы.
— Все кончилось! — сказал Алан. — Если твоя кукла не потеряла дар речи, то…
Кто-то потянул сзади за плащ. Алан Маркович, прервавшись на полуслове, повернулся. Следующий порыв ветра остудил надежду. Он потер пальцами ноздри, понюхал пальцы, втянул воздух. Если один раз получилось, почему это не может произойти вторично?
— Что с ней? — спросил Тимур.
— С кем?
Из темноты медленно, прямо на глазах вылепился прозрачный тонкий силуэт. Такой знакомый детский голос спросил:
— Папа, ты меня видишь?
Алан кивнул.
— Папа, они взяли Майю. Они хотят ее разломать!..
Алан Маркович глянул на мастера — тот не слышал детского голоса и не видел Олега.
«Если есть еще время, нам нужно разделиться, — подумал Алан. — Сейчас я расскажу ему все. Он должен взять на себя тех, что в бункере… Он профессионал, он электронщик, механик, ему и карты в руки… А я пока попробую защитить его дурацкую куклу».
XIV
Устроившись в одной из свободных комнат на почте, Анна туго закуталась в плащ. Она не могла даже думать — хотелось лишь, чтобы быстрее все закончилось.
Потом боль немножечко отпустила, и Анна вдруг обнаружила, что женщина-трубочист, как всегда одетая в черное, как всегда с веревкой через плечо, тащит ее куда-то по улице.
— Отличная идея! Пусть все развалится! Пусть все будет отдельно. Мне нравится! — увлекая ее за собой, бубнила Эльвира. — Не нужен никакой мостик! Как ты считаешь, если мир разорвет на две части, в какой части останемся мы? С живыми или с мертвыми?
Анна отрицательно покачала головой.
«Когда я успела ей все рассказать? Зачем? — вяло подумала она. — Теперь ведь не отвяжется… Может, так оно и лучше? Она меня, пожалуй, заменит. Ничего не нужно делать — только немножечко подождать!.. А может, спровадить ее побыстрее? А может, нужно как-то иначе?»
Налетели топот и граммофонная музыка. Они сбили волну холода. В избе веселились пьяные полицаи.
Эльвира, отомкнув замок, вошла во флигель. Обнаружив у себя в руке фонарик, Анна посветила вокруг. Флигель был забит мебельной рухлядью: какие-то сломанные стулья, столы, поставленные набок, большие темные узлы, чугунки, грабли, лопаты; в воздухе клубилась сухая ржавая пыль. Неприятное постукивание, скрип.
Кукла висела, привязанная к доскам. Пятки ее подрагивали — они только чуть-чуть не доставали до пола, на губах — кусок коричневой изоляции, запястья и лодыжки туго стянуты. С подобной жестокостью могли действовать, наверное, только роботы. Да и никто из мертвых с Майей бы и не справился. Все было готово. Слева стояла большая картонная коробка, и в коробке — аккуратно увязанные динамитные шашки. Ржавый будильник соединен с уродливым минным взрывателем.
«Действительно, без меня дело пошло… — подумала Анна. — Такими темпами они быстро управятся… — Не в первый уже раз ощутив прилив неестественной, не своей злобы, она ощупала карман плаща. — Вот ты где? — Из кармана высовывалась голова лилипута, микроскопическая ручка цеплялась за край. — Душа моя! Фарид!»
Из связки динамита торчал длинный конец бикфордова шнура. Изоляция на губах куклы почему-то оплавилась. Анна сдавила маленькое тельце внутри своего кармана, испытав при этом злобное удовольствие. Шум пьяной оргии усилился. В дверь вошли два робота. Одной рукой пытаясь прижать лилипута, другой Анна двигала фонарь.
— Свирид Михайлович! — удивилась она.
Он стоял возле стены, напуганный и неподвижный.
— Я уеду! — отступая к окну, сказал он. — Похороню маму и уеду!
— Теперь это уже ни к чему! — бросила Анна, сама удивившись своему холодному голосу. — Ни к че-му!
«Больше не знобит», — отметила она.
Анна светила своим фонариком, а роботы, оглушив этого лишнего человека, теперь прикручивали его к деревянной плоскости.
— Он нам не нужен! — сказала Эльвира. — Мы его оставим здесь.
Анна еще сильнее сдавила теплый дрожащий комочек в своем кармане. В ладонь будто вонзили иглу, и она почувствовала, как чужая злость медленно отпускает ее.
— Конечно, было бы лучше, если бы она согласилась окончательно воссоединиться со своим возлюбленным… — Кольцо из черной веревки скользнуло по животу куклы. — Но она не хочет! — Веревка ударила опять. — Не хочет!..
— Я согласна! — прошелестели губы куклы.
Но Эльвира уже не собиралась ничего менять. Она поправила веревку на плече и демонстративно отвернулась.
— Ты можешь быть согласна, — сказала она, — зато он тебя бросил. И вообще, ты мне надоела. Ты у нас уже сто лет как кость в горле. Не человек, не робот, не пойми что. Аня, у тебя есть спички?
Анна сосредоточилась на своем кармане — лилипут, пытаясь выбраться, сильно колол ее в ладонь. Чиркнула спичка. Загоревшийся фитиль изогнулся в воздухе. Фонарик в руке Анны сам собою погас.
— Не нужно… — вяло попросила она. — Что ты делаешь, Элли? Я тебя звала помочь… А ты сводишь старые счеты! Лучше бы ты дома осталась…
— Пошли отсюда! — сказала Эльвира. — Мне действительно, кажется, пора…
На улице оказалось прохладно. Только что прошел коротенький дождь. Хлопали двери, пьяные полицаи выходили на улицу. Полицаев тоже заденет взрывом.
Они уже шли по улице, когда в темном воздухе рядом что-то мелькнуло. Эльвира говорила, говорила без умолку, молола какую-то уже совершенную чушь; с ее слов выходило, что в городе половина мертвых испарилась, а вторую половину крепы уж как-нибудь приберут к рукам. Анна прищурилась, преодолевая новый приступ ярости и озноба. Краем глаза она заметила мелькнувшего в воздухе знакомого черного воробья.
— Кромвель? — прошептала она.
— Что? — Эльвира замолкла и остановилась.
— Нет… Я так… Показалось… Ты что-то говорила о нашем городе? Рассказывай. Правда, очень интересно. Ты говоришь, мертвые исчезают. А живые?
XV
Не хотелось думать о красной шипящей точке подожженного фитиля, но Анна все время против воли возвращалась к ней. Шнур горел очень долго, но все-таки он догорел до конца. От взрыва выпало стекло в окне, и здание почты наполнилась запахом гари. Проводив Эльвиру, Анна устроилась возле ящика рации. Рядом суетились два немецких офицера. По плану операция должна была завершиться в ближайшие несколько минут. Все время кто-то входил. На пол сыпались узкие телетайпные ленты. Расшвыряв начищенным сапогом битое стекло, генерал (Анна никак не могла понять, тот же самый это генерал или уже другой) что-то приказывал. Вошел солдат в рогатой каске. Генерал уставился на него.
