— Димка Лепешников, — гудел в трубке голос полковника, — в танке сгорел, хороший мой приятель. Будешь в тех местах, передай привет. Я-то, видишь, не могу. Как умер, так и привязало к могиле. Да ты слышишь меня, Алан Маркович? Алло!

Дрожащей рукой Алан опустил телефонную трубку на рычажки. Где-то очень далеко за окном в небе прошел реактивный самолет, и Алан вспомнил, что тело Олега еще в воздухе, в самолете. Он покосился на часы. Нет, самолет с гробом уже приземлился.

— Ты меня видишь, отец? — спросил Олег, напряженно приподнимаясь в кресле. — Ты меня видишь, отец?

Давно разработанный в деталях план не давал Алану покоя. Лишенный каких бы то ни было доказательств и вынужденный ждать несколько месяцев, теперь он готов был к действию. Были выписаны десятки телефонов и адресов, придуманы и выучены все слова, которые он хотел сказать перед телекамерами и микрофонами. Все это придется отложить. Письмо Кириллова связало руки. Он был раздражен, но раздражение моментально погасло при первом же звуке голоса Олега. Вновь обретенная возможность видеть сына и говорить с ним вполне его умиротворяла.

Мальчик все это время был здесь, рядом. Неслышимый и невидимый, он продолжал жить в той же квартире, спать на той же кровати; он специально поднимался пораньше, чтобы вместе с Аланом оказаться утром за завтраком — только готовил себе сам. А когда тот уходил на работу, отправлялся в школу. Трудно было слушать его рассказы о том, как юные мертвецы из колонии бьются с несправедливостью на уровне средних классов. Как крадут чернила из авторучек, как ставят подножки, как насыпают перца в суп… Алан не перебивал Олега — ему было приятнее слушать, чем говорить.

Оба они ждали телефонного звонка. Но ни в первый, ни во второй день звонка не было.

— Мусина, дурочка, залезла в гараж, села рядом с чужой машиной и сидит. Глаза большие сделала, в стенку смотрит. Она думает, они там. А их там уже нет! Переехали, — рассказывал Олег, когда вечером на третий день наконец зазвонил телефон.

— Тише, — сказал Алан Маркович. — Это мама наша звонит.

— Алан? Алан?.. — зазвучал в трубке почти забытый уже женский голос. — Алан, это ты?

— Марта?

— Алан, я не могу долго говорить. В общем, слушай. Гроб пришел. Не беспокойся, с похоронами мы подождем. Поместили пока тело в морг, в холодильную камеру. Пока не похороним, Олег может оставаться с тобой… Постарайся сделать все, что они от тебя хотят! Кажется, это действительно очень серьезно…

— Марта! — крикнул Алан. — Я не понял, кто от меня чего хочет? Что я должен сделать?

Но голоса Марты уже не было, на его место сквозь шорох и треск вошел другой, мужской голос:

— Простите, Алан Маркович, но межвременная линия не стабильна. Нас могут прервать в любую минуту.

— Кто это? Кто это говорит? Какого черта? Дайте трубку моей жене! Мы не закончили…

— Алан Маркович, положение очень серьезно! — Теперь он узнал искаженный голос Кириллова. — Готовится массовое изготовление крепов. Вам лучше пока оставаться на месте.

— Как я могу оставаться на месте? — Алан беспомощно смотрел на сына. — Я ничего не знаю. Что я могу сделать?

— Кстати, у вас гости, кажется? — сказал Кириллов. — Я думаю, вы разберетесь! Разберитесь, Алан Маркович, а как все закончится, милости просим, мы вам тут уже отдельную квартиру приготовили, в центре! Только…

— Какие гости? — спросил Алан.

В трубке стало пусто — ни гудков, ни шороха — будто отключили телефон, а напротив него, на месте мальчика, в кресле сидела Анна. Пристрастие этой женщины к красному могло удивить кого угодно. Теперь Анна, будто в комнате было холодно, куталась в яркий красный плащ.

— Я должна была вас убить еще тогда, осенью, — сказала она.

Следующего слова произнести она не смогла. Шелковая алая косынка, вспорхнув, скрутилась моментально в жгут и в следующую же секунду удавкой впилась в тонкое горло Анны. Губы Анны широко раскрылись, она захрипела, пытаясь пальцами отодрать удавку, глаза налились кровью.

— Олег, прекрати! — сообразив, в чем дело, попросил Алан.

Платок упал на дрожащие женские колени. Анна щелкала зубами.

— Стерва! Знаешь, отец, а я ее любил… Раньше, — возникая слева от кресла, сказал Олег, — она была лучшая моя учительница!

— Она хотела что-то сказать, а ты помешал! — Алан попробовал улыбнуться, но улыбки не получилось. — Ну, так я слушаю вас?

Женщина в красном плаще не растворилась в воздухе — просто вышла, сильно шарахнув дверью. Но не успел затихнуть на лестнице стук ее быстрых каблучков, как опять зазвонил телефон. Невозможно было перепутать междугородное соединение.

— Они бежали!.. — сказала Марта. Она громко всхлипнула. — Алан, они бежали от нас! Мы хотели им только добра, мы хотели им помочь! Алан!..

— Погоди, ничего не понимаю… Кто бежал, куда?

— Ты должен их перехватить, ты не должен позволить им соединиться. Ты должен убедить Тимура!

В трубке так щелкнуло, что Алан рефлекторно отбросил ее от уха. В голове зазвенело. Он осторожно послушал — в трубке была полная тишина.

— Все-таки они удрали! — сказал Олег.

— Кто?

— Тимур со своей куклой. Ты не знаешь: там весь город на ушах стоит уже третью неделю — боятся, кретины, что эти двое соединятся и получится еще один новый вид. Дураки! Они же просто любят друг друга.

Знакомые двери распахнулись, и Анна быстро пошла по коридору. Злость все еще кипела в ней: надо же, мальчишка, любимый ученик, — так глупо! — душил ее собственной косынкой! Шея все еще чесалась. Анна даже не расплатилась с таксистом; тот, бедный, так и остался сидеть с выпученными глазами и открытым ртом в своем салатовом такси. Только в приемной она взяла себя в руки. Ожидающих не было. Приемную только что проветрили, щелкали по клавишам длинные пальцы электронной секретарши. Секретарша подняла голову, и ее веко сомкнулось, имитируя веселое подмигивание.

— Проходите! Вас ждут!

В кабинете было прохладно. За столом — комиссия ГКАЯ в полном составе.

«Действительно холодно или меня знобит? — подумала Анна. — Если меня знобит, нужно понять, почему?»

— Действительно холодно, — сказал председатель! — Присаживайтесь! Я правильно понял — вы встретились с Аланом Марковичем?

— Встретилась! — Анна опустилась на свободный стул и скрестила ноги. Она почти успокоилась.

— И каковы же результаты?

— Нет результатов. Я ничего ему не сказала.

— Почему же?

Члены комиссии задавали вопросы по очереди, но она отвечала так, будто перед нею за столом всего один человек.

— Не получилось!

— Надо было убить его.

— Нет, я не способна!

В одной из бутылок, стоящих, как всегда, на столе, сидел маленький призрак, прижимаясь носом к стеклу. Он тоже смотрел на Анну. На призраке был мятый желтый костюмчик.

— Подтвердились ваши расчеты или нет? — спросила она, отводя глаза от крохотного наглого личика. — Я хочу знать, подтвердились ли ваши расчеты, и если да, то существует ли точная цифра? Число, когда это случится? — Она обращалась теперь только к председателю. — Дата?

— В некотором смысле это уже случилось, — сказал председатель и позвенел ногтем по бутылке, подзывая лилипута. — Не до конца, конечно, случилось, — всему свой срок, но первые признаки налицо. — Лилипут в бутылке перевернулся и встал на руки, за стеклом замелькали его маленькие ботинки, получился звук, похожий на звонок телефона. — У вас дома большие перемены. Мертвые пока ничего не замечают, но живые уже ощутили разницу. Пропадает стабильность. Они исчезают…

— Кто? — спросила Анна.

— Мертвые. Для покойника все так же, а для живого образуются разрывы. Изображение мигает, и слышно плохо… Мертвый живого слышит, а живой мертвого — не всегда. — Он помолчал. Лилипут в бутылке присел на корточки, задрал голову и показал Анне язык. — Но скоро все это кончится, — сказал председатель. — Логически завершится. Мертвые в одну сторону, живые — в другую. А с вами я даже не знаю, как быть. Либо погибнете, либо — и это лучший вариант — навсегда потеряете две трети себя.