— Чего ты от нас хочешь? — спросил Тимур, усиленно хмуря брови, но лицо его все равно продолжало излучать ту добрую улыбку, к которой Олег привык с детства. — Зачем ты здесь?

Под ленивый перестук колес в тамбуре что-то зазвенело, и стало слышно, как кто-то открывает все купе подряд. Тимур повернулся к двери. Он смотрел на свое отражение в зеркале до тех пор, пока это зеркало не отъехало в сторону.

— Ну вот! — сказала кукла. — Можно было догадаться. Где сын, там и отец!

— У вас какой-то вопрос? — спросил Тимур. — Или вы, Алан Маркович, решили просто покататься в почтовом поезде?

— Куда вы едете?

— Мы? — Тимур пожал плечами: — Трудно сказать. Мы не знаем. Просто хотим подальше куда-нибудь забраться.

В зеркале закрытой двери снова отразилось его молодое улыбающееся лицо.

— Вы вернетесь? — спросил Алан.

— Нет!

— Лучше бы вам вернуться. Там беспокоятся, что вы…

— Я знаю, о чем вы все беспокоитесь. Не будет этого! Правда, Майка?

— Конечно, не будет. Что мы, дураки?

В подтверждение ее слов с верхней полки послышалось пьяное чириканье, и оттуда посыпались перья подушки.

— Вот и Кромвель того же мнения! — подытожила кукла. — Простите, Алан Маркович, но ведь у вас билет в другое купе? — Она поднялась и рывком растворила дверь. — Было очень приятно с вами поговорить!

«Влюбленные! Влюбленные кретины… — думал Алан, пробираясь назад по поезду в поисках своего вагона. — Бегут, сами не зная зачем…» И вдруг в его памяти всплыл такой знакомый, такой печальный голос, пробивавшийся сквозь треск междугородной связи: «Если иначе не выйдет, Алан Маркович, миленький, — вы только поймите меня правильно, — их придется уничтожить. То есть куклу нашу!..»

Развернувшись, он быстро пошел назад, Олег отстал. Сжимая в кулаке мягкий бутон, Алан побежал. Один вагон, другой. Он оборачивался, искал глазами, но мальчик куда-то исчез. Вот еще один тамбур.

«Уничтожить их? Да не могу я, никто мне этого не простит! Убийство еще куда ни шло! В крайнем случае убью Тимура. Мастер — что мертвый, что живой — он всегда мастер, но разрушить эту прелестную фарфоровую девушку, этот шедевр механики… — подумал он, приостановившись в темноте и грохоте. — Да нет, нет — рука не поднимется. Исключено! Но сказать нужно все! Все, что я знаю! Пусть будет на его совести… Пусть!..»

И тут он увидел знакомый красный плащ. Железная дверь распахнулась… В красной полутьме лицо Анны казалось зловещим.

Тамбур был наполнен грохотом колес, угольным жаром и темнотой. Звенела по стене отслаивающаяся обшивка.

— Опять вы? — прошептала Анна. — Вы мне уже надоели!..

Повернувшись, она распахнула наружную дверь тамбура. Алан отпрянул. Дрожал в железном прямоугольном проеме смазанный частокол деревьев, и за частоколом слегка подскакивала луна.

— Подумай о своей жене, Алан. Подумай об Олеге! — прошептала она. — Если ты умрешь здесь, Алан, вы уже не сможете встретиться. Мертвые привязаны к месту.

— Чего ты хочешь?

Он отступил и прижался спиной к теплой металлической стене.

— Ты мне очень мешаешь, Алан. Прошу тебя, возвращайся, не мешай мне…

— Нет!..

— А что это у тебя в кулаке? Покажи?

Коротким, стремительным жестом Анна перехватила руку Алана Марковича.

— Отдай! Они не должны ничего видеть!

Она резко крутанула ему запястье, и драгоценный цветок выпал из его руки. Поддала туфлей, и цветок полетел вниз, в раскачивающуюся пустоту. Поддала еще раз для верности, но туфля заскользила по влажному полу и Анна не удержала равновесия. Ее закружило мелькание мокрых кустов и серого хрустящего гравия. Вопль ее потонул в стуке колес.

С большим трудом ей удалось приоткрыть слипшиеся глаза. Сверху нависало серое утреннее небо. Грохот поезда смолк вдали.

«Сколько я здесь пролежала, на насыпи? Он столкнул меня! Сколько вообще прошло времени?»

Прямо перед глазами возникло неприятное желтое пятно. Анна махнула рукой, с ладони осыпался прилипший гравий, но пятно не исчезло: прямо на ее подбородке стоял лилипут в желтом костюме. Лилипут вытянул за цепочку маленькие часы-луковицу и показал блестящую точку циферблата.

— Нам необходимо ехать! — сказал он. — Мы потеряли очень много времени!

Пришлось продираться через какие-то мокрые заросли и, увязая по колено в жидкой грязи, пройти километра полтора, пока удалось выбраться на шоссе. Лилипут, вальяжно раскинувшийся на воротнике ее плаща, молчал, но у самого уха подрагивало его частое дыхание. Никакого жилья вокруг: ни деревни, ни станции — только столбики с номерами километров.

— Удачно он меня выбросил! Лучше не бывает!.. — Анна озиралась, зябко кутаясь в свой мокрый плащ. — Как же теперь?

— Нам нужна машина! — немолодым голосом сказал в самую ушную раковину лилипут. — Встань посредине шоссе… Нет, лучше ляг. Ляг прямо на шоссе… Первые колеса будут наши. У тебя хороший плащик, заметный!

«Почему я должна его слушать? — устало подумала она, опускаясь на мокрый скользкий асфальт. — Впрочем, он прав. Нам нужна машина».

Ее била дрожь. Сквозь ткань плаща асфальт жег тело, как раскаленный металл, и никаких машин на дороге. Начался дождь. Прилив слабости, холод — сознание погасло. Очнулась она от скрежета тормозов и визга резины. Хлопнула дверца.

Она открыла глаза. Над ней склонилось мужское лицо.

— Вы живы?

Уже сидя в машине, Анна рассказала водителю историю, как ее ограбили и выбросили посредине шоссе. Она спросила, куда он едет, и выяснилось, что едет он до первого поворота, что он местный, из начинающих фермеров. Так что еще километров пять по шоссе, а потом придется проститься, и снова лечь на асфальт в ожидании колес.

— Нас это не устраивает, ясно? — услышала она голос лилипута, и в ту же секунду ее косынка, взлетев, плотно обернулась вокруг шеи водителя. Машина остановилась.

— Выброси его! — сказал лилипут. — Садись за руль!

Затащив труп в придорожную канаву, Анна, прежде чем снять машину с тормоза, обернулась. Несчастный водитель с трудом выкарабкивался из своего мертвого тела. У него было испуганное, смешное лицо.

«Теперь на дороге будет жить призрак, — отметила она и улыбнулась себе в зеркальце. Озноб проходил. — Хоть немного скрасит здесь…»

Мелькнул столбик 110-го километра. Уже через два часа машина обогнула маленькую вокзальную площадь и, если бы не желание сократить путь, вскоре обогнала бы, наверное, рейсовый автобус, в котором ехали Тимур и его кукла. Но Анна решила срезать угол по проселку, и машина завязла в грязи. Бросив ее, Анна пошла пешком. Она совсем перестала мерзнуть. Лилипут снова сидел у нее на плече, вцепившись в воротник плаща. Когда лес кончился и открылось поле, Анна остановилась.

Ее поразила черная туча птиц, зависшая в сером небе. Птицы резали крыльями воздух — быстрые, как перед грозой, но бесшумные, черные. От их мелькания рябило в глазах и кружилась голова.

— Пошли! — скомандовал в ухо лилипут. — Пошли!

— Куда?

— Деревня к западу от станции. Думаю, можно ориентироваться по солнцу!

«Во что я превратилась! Почему мною командует какой-то лилипут? Вчера я готова была разорвать на куски своего любимого ученика! — размышляла Анна. Преодолев поле, она уже шла по деревне, и взгляды пьяных погибших солдат провожали ее красный плащ. — Неужели нет другого выхода? Неужели я погибну? Ну и что? Может, повернуться сейчас на каблуках — и назад, домой… Через несколько часов буду в аэропорту, а еще через час — дома… Ну а дальше что? Интересно, видел Олег, как его отец выбросил меня из поезда?»

Лилипут больно ущипнул ее за шею.

— По-моему, нам сюда! — сказал он.

У входа в здание почты была укреплена квадратная табличка с надписью: «КОМЕНДАТУРА». Справа от нее стоял новенький велосипед — холодно поблескивал его никелированный руль. Слева же — полоскался на ветру флаг со свастикой.

— Я укроюсь в кармане? — спросил лилипут и, съехав по отвороту плаща, растворился в сырых складках.