— Не пугайтесь, пожалуйста! — вдруг сказал в трубке детский голос.
— Чего я должна пугаться? — удивилась я и закрыла рот.
— Значит, я ошибся! — сказал мальчик. — Извините… Но по моим расчетам…
— Это Олег? — спросила я.
— Да!
— А папа дома?
— Папы сейчас нет. Он поехал вместе с Анной в министерство доказывать, что он еще не сошел с ума.
— Что доказывать?
— Ну, что он не сумасшедший…
Я стояла лицом к зеркалу, телефонная трубка была у меня в руке, а мое отражение в зеркале уже опустило трубку на рычажки, повернулось и вышло из комнаты. Я смотрела в зеркало, в котором не было моего отражения!
— Ну вот! — сказал мальчик. — Я же предупреждал.
— О чем?
— А вы не видите?
— А ты откуда знаешь, что я вижу?
— Это часто бывает, — сказал мальчик. — Ничего особенного. Просто зеркало имеет небольшое искривление. Если бы вы смотрели в бинокль, эффект был бы намного сильнее.
В зеркале отражалась открытая в коридор дверь. Я увидела мелькнувший в проеме собственный силуэт, потом там появился Егор: губы его шевелились, но ни слова не было слышно. За его спиной я видела тонкую руку Анны, закрывающую по одному все три замка.
— Что это? — шепотом спросила я в трубку.
— Это будущее. Ближайшее. Там у вас разница вряд ли больше, чем на две-три минуты. Вы оказались в поле действия мертвых, вот и все!
В эту минуту в дверь резко позвонили. Я положила трубку на рычажки и вышла из комнаты.
X
Мы жутко поссорились. Наверное, в первый раз за последние пять лет. Егор, оставив меня спать в своей комнате, сам ушел в кабинет. Девочка дипломатично не вмешивалась.
Пролежав с книжкой до половины второго, я все-таки, прокравшись на цыпочках в собственную комнату и приоткрыв дверь, спросила шепотом в темноту:
— Спишь, Анечка?
— Нет, Герда Максимовна.
— Прости, девочка. — Я вошла и, ощупью найдя край постели, присела. — Прости дуру старую. Любопытство замучило. Куда вы ездили-то сегодня?
— А сердиться на нас не будете? — Она подняла свою красивую головку и пристроила ее на согнутом локте.
— Обещаю.
— Хорошо, — прошептала она. — Но только вы все равно не поверите ни одному моему слову.
— Ладно уж! Не поверю… Рассказывай. После того что я видела, во что угодно поверишь. Хоть в черта, хоть…
— Не надо в черта… — попросила она, почему-то прикладывая пальчик к губам. — Тише, Герда Максимовна, я все расскажу…
Я ушла к себе, наверное, часа через полтора. Почему-то после рассказа Анны настроение мое совсем исправилось, и я легко заснула. Мне приснился город без птиц, где мертвые живут на равных правах с живыми, где магазины торгуют на деньги всех веков и где люди жаждут, чтобы о них узнал большой мир. Собственно, сон был яркой и цветной иллюстрацией к рассказу. Утром я опять проспала, но на сей раз все же поймала Егора до того, как он успел уйти. Он опять говорил по телефону из гостиной. Я заглянула. Егор был одет в форму и сапоги.
— Ничего не нужно делать! — кричал он. — Без меня ничего. Если вы кому-нибудь попытаетесь… Да что я вам, вы же не ребенок!.. — Он подул в трубку. — Алан Маркович, вы меня слышите? Ну, я повторюсь: вы не ребенок, вы должны понимать, что в лучшем случае вас внимательно выслушает психиатр. — Минуту он слушал. — Понял, я все понял… Знаю я этот полигон. Говорил же, у меня там друзья. Мы спокойно пройдем на территорию и заберем вашего сына. Вам — верю, конечно, а что мне еще остается… — Я стояла босиком в передней, одетая в одну ночную сорочку, и меня будто обдало холодом от этих слов, хотя в квартире было довольно тепло. — Есть у меня против них кое-что! — сказал в трубку Егор. — Как-нибудь управимся… Нет, не серебряными пулями, нет… Увидите… Ну почему я обязательно должен стрелять в детей?.. Поедем, а не пойдем. Я попросил!.. Уже одолжил машину. Алан Маркович, прошу вас, ничего не предпринимайте. Я за вами заеду.
Я видела в щель полуоткрытой двери, как он бросил трубку и, повернувшись, быстро открыл стенной тайник. Он вынул из него все пакетики. Постоял минуту в задумчивости, расстегнул кобуру на поясе. Я ахнула, когда он достал из кобуры детскую игрушку — пластмассовый водяной пистолет, и, надорвав пакетик, начал засыпать героин в ствол.
Я вскипела. Столько нервов, столько труда, столько денег, в конце концов, было брошено на проклятый этот порошок, а он его… Я бы наверняка ворвалась в комнату, если бы не крепкая рука Анны, взявшая меня в эту минуту под локоть.
— Герда Максимовна, — прошептала Анна. Она подошла так тихо, что я даже вздрогнула. — Герда Максимовна, пожалуйста, не нужно…
— А что случилось? — моментально остывая, так же тихо спросила я.
— Мальчика украли из школы. Олега. Мне тоже ничего не объяснили. Он звонит уже в пятый раз.
— А что за полигон?.. При чем здесь полигон?! — Анна, обняв меня за плечи, увела на кухню. Я особенно не сопротивлялась. — Какая машина? Да ты знаешь, что без этих порошков он умрет от боли?
Собравшись с силами, я моментально оделась. Кинулась обратно на кухню, собрала бутерброды, перелила в старую военную флягу бутылку водки. Когда я завинчивала крышечку, вошел Егор.
— Доброе утро! — Он выглядел подтянутым и сосредоточенным. — Я смотрю, ты уже все поняла, — наклонился и поцеловал меня в лоб. — Спасибо!
Во дворе загудела подошедшая машина. Егор накинул шинель и, не застегиваясь, вышел. Я ничего не успела ему возразить. Из окна я увидела стоящий во дворе новенький джип. Я привычно махнула рукой. Джип отъехал. Анна стояла рядом со мною у окна, и она первая увидела еще одну машину. Ярко светило солнце, и сразу было не понять, желтая она или белая, — так отражал металл кузова.
— Это я уже видела! — сказала Анна, указывая рукой.
Желтые милицейские «Жигули» выплыли из соседнего двора и покатили вслед за джипом. Мигалка на крыше на этот раз не горела, и никакой сирены тоже не было.
XI
Нужно было ждать. Ждать, ничего не понимая. Мы с Анной, суеверно боясь мыть полы, сидели сперва, как две дуры, на кухне напротив друг дружки, потом я все-таки включила пылесос, и мы сняли и почистили большой ковер в гостиной. Стрелки на часах двигались так медленно, что даже хотелось надавить на них пальцем. Я не удержалась и набрала номер Алана Марковича — безрезультатно: никого! Я не стала шуметь, когда девочка заперлась изнутри в моей комнате. Ее можно было понять.
В кабинете Егора на столе лежал развернутый псалтырь. Не в его привычках оставлять книги вот так, на видном месте, открытыми, и я заглянула. Несколько строк были очень тоненько подчеркнуты карандашом. Я прочла сперва про себя, а потом и вслух:
— «…Ибо не враг мой поносит меня — это я перенес бы… — Было слышно, как Анна нервно ходит взад-вперед по моей комнате: стучали ее каблучки. — Не ненавистник мой величается надо мною — от него я укрылся бы… — Анна остановилась и, судя по звуку, присела на постель; она тихо, похоже сквозь зубы, застонала. — Но ты, — продолжала шептать я, наверное, в истерике. — Ты, что был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой. С которым мы разделяли искренне беседы и ходили вместе…»
И тут Анна закричала. Заскрипела кровать, на которую она повалилась. Я выбежала в коридор, рванула ручку двери, стукнула кулаком.
— Открой!
Судорожный, захлебывающийся крик, скрип, шорох падающей подушки в ответ. Мне понадобилось несколько минут, чтобы найти топор и вскрыть дверь. Анна лежала навзничь поперек развороченной постели. Увидев ее лицо, я в ужасе остановилась на пороге. С топором в руках. Лицо девочки медленно заплывало красно-коричневыми пятнами. Левого глаза уже не было видно, а правый смотрел умоляюще. Те же пятна были и на вцепившихся в матрас дрожащих руках, и на шее, и на открытых ногах. Краем сознания я уловила, что в гостиной звонит телефон. Губы Анны приоткрылись, она приподнялась на локтях и прошептала:
