– Больше всего забавляет меня мысль о Джорне – Джорне с лютней и лирой, вдруг понявшем, что он овладел сердцем и копытом самого быстрого оленя на всем божьем свете.

Он уселся в кресло, утирая слёзы смеха, а Писец всё расхаживал по залу, возмущая пламя светильников. Клод трижды вздохнул:

– Спору нет, девица зажгла огонь в моем сердце, – сказал он. – Многое бы отдал, чтобы издать указ о том, что она никогда не была оленем.

– Невозможно, сир, – сказал Писец.

– Так что же мне делать?

– Ждите и смотрите, на что смотрится, примечайте, что приметно и знайте, что раз – то однажды, что два – то дважды, что три – то трижды, а миг – быстрей мгновения.

– Вау-вау-вау, гау-гау-гау,– хватит с меня прибауток и присказок. Объявим деве, что она – олень, и пусть любезно удалится в тень!

– Она не сможет сделать этого! – воскликнул потрясённый Писец. – По вашему же указу это создание повелело вашим сыновьям исполнить подвиги и сейчас ждёт возвращения самого быстрого из них. В общем, дело сделано и решено.

– Так я и думал, что она – принцесса, – сказал Клод.

Писец пожал плечами:

– Принцессой-то её как раз назвал ваш собственный указ, – держите слово, сир. De facto и Pro tem – то есть, сейчас и фактически. Король поднял голову, издал могучее «ХАРРРУУУ» льва, которого довели волшебные мыши и так тяжко прошагал к двери, что на стенах зазвенели щиты.

– Надеюсь, что все мои сыновья заблудятся, – сказал Король. – В этом один из выходов.

– Для них – быть может, но не для вас, – возразил Писец. – Осталось с вами милое созданье, и будет здесь при вас оно, покуда огромная и тёмная планета, которую нам Токо предсказал, с Землёю не столкнётся, и тогда-то мы все умрём.

Король Клод вздохнул, поморщился и проворчал:

– Огромною и тёмною планетой, так напугавшей Токо, было птичье, оброненное на лету перо. Что за напасть тут: то слепой чудак, то дымный клоун, то колдун зловредный свалились на меня, и всем я нужен – а мне-то что до них!

Он выбежал из комнаты, хлопнув дверью так, что воздушная волна бросила Писца лицом на пол.

Дорога, по которой выехал Тэг, скоро превратилась в узкую кривую тропу, петлявшую между скрюченных и сучковатых деревьев, застывших, как фигуры в танце. Отовсюду сочилась и капала клейкая густая жидкость, отяжеляя воздух сладким запахом, который то слабел, то усиливался, то затихал, то возникал, то пропадал, то вырастал.

Тэг бормотал про себя: «Тяжелый сладкий запах долго рос, но вырос не таким, как запах роз, а тем, что мучит человеку нос. Смущает он теченье стройных дум, кривою тропкой направляет ум, коварных слов развешивая шум. Но если нужно быстро сосчитать, то трижды восемь – восемьдесят пять. На единицу, равную нулю, я десять мятных пряников куплю...»

Пушистый голубой дымок плыл между деревьями кругами, кольцами и воротничками.

– Терпеть не могу этой густой сладкой дряни, – прикусил губу Тэг. – Шменя добольно!

– Сладкий – гадкий: чаще – в чаще, пуще – в пуще, – вдруг произнёс голос, по непонятной причине рассоливший Тэга, и продолжил, – я здесь в сердилке двух тёток.

– Ты хотел сказать, в резвилке двух деток? – спросил Тэг, заметив лысого толстячка в развилке двух веток над собой. – Долго ты искал это место?

– Ничуть, – возразил толстячок. – Дерзилка есть у каждого вредива.

– Чудилка пустого бредива.

– Нет уж, казнилка лесного бродива. Следи за звуками речи, если решил меня сцапить!

– Сам ты цапишься! Скажи лучше, который счас?

– Без пяти спять или полпустого, а, может, скоро ври. Только я жду не дождусь, когда уж ква!

– Ты просто не в настроении.

– Скажите на милость: сперва встречает меня, а потом говорит, в чём меня нет! Сам видишь, что я в костылке вредива. Теперь ответь, о чем я думаю?

– Ты ещё не соврался мыслями.

– Вот сейчас соврусь и побою тебя!

Тэг расхохотался.

– Грешно смеяться над человеком, который ещё не соврался, когда все уже соврались!

– Слазь со своей костылки!

– Грешно смеяться над человеком, который сидит на костылях. Чума на оба ваших дыма!

Четыре иволги в непроглазных кустах пропели: «Кру-го-голо-ва», а Тэг закрыл рот, задержал дыхание, крепко зажмурил глаза и поскакал сквозь колючие кольца дыма и тучный тошный запах. Через долгий миг он выехал из рощи кривых и узловатых деревьев и увидел прямо перед собой Долину Вечного Ликования.

Воздух засверкал сиянием чистейшего кристалла, из-за чего три человека, приближавшиеся к Тэгу, показались больше, чем были на самом деле. Они остановились рядом с конём Тэга, поклонились, улыбнулись и снова поклонились. Тэг увидел, что в руках у каждого из них была маска точь-в-точь походившая на его лицо, но одна маска была строгой, вторая – печальной, а третья – торжественной. Первый человек хихикнул, второй – прыснул, а третий – фыркнул.

Первый сказал:

– Мы надеваем наши маски по вчерам и завтрам,

Второй добавил:

– а поскольку эти печальные дни никогда не приходят,

Третий продолжил:

– мы не ведаем печалей, – и помахал маской Тэгу. – Меня зовут Вэг, это – Гэг, а это – Жэг.

– А меня зовут Тэг, – сказал Тэг.

– Чудесное имя! – воскликнул Вэг.

– Изумительное имя! – воскликнул Гэг.

– Восхитительное имя! – воскликнул Жэг. – Я бы сам хотел называться таким именем.

– Добро пожаловать в Ликованию! – сказал Вэг. – Во всей земле не сыщешь уголка приветливей, привет тебе, о Тэг! Ты лучший и приятнейший из принцев, известных нам.

– Так ведь вы меня толком не знаете, – сказал Тэг.

– Мы знаем тебя прекрасно! – сказал Вэг.

– Мы знаем тебя чудесно! – сказал Гэг.

– Мы знаем тебя великолепно! – сказал Жэг.

Тэг нахмурился.

– Я ищу дорогу к Тэдонской Пуще в Лесу Страхов. Я должен ехать. У меня мало времени.

– Далёки страхи те от нас, ты не достигнешь их за час, – сказал Вэг.

– И за день, – уточнил Гэг.

– И за месяц, – добавил Жэг. – Мы знаем это чудесное место!

– Изумительное место! – сказал Гэг.

– Восхитительное место! – сказал Жэг.

Но Тэгу уже не сиделось, а коню его не стоялось.

– Скажите мне, стали ли страхи там страшнее, а чудища – чудовищней?

Трое схватили друг друга за плечи и расхохотались до слёз, а потом разрыдались до смеху.

– Ни бед, ни чудищ вовсе нет, – хихикнул Вэг, – и ужасов не знает свет!

– Забудь о страхах! – прыснул Гэг.

– Выброси из головы чудищ! – фыркнул Жэг.

И все трое опять хохотали до слёз и плакали до смеху.

– Так какой же дорогой проехать мне к Лесу Страхов? – вдруг гаркнул на них Тэг так, что смех и плач сразу оборвались.

– Скачи себе вперёд между тем, – ответил Вэг.

– и между прочим, – добавил Гэг.

– И не упускай из виду времени, – посоветовал Жэг.

Три человека снова захихикали, запрыскали и зафыркали, а Тэг поскакал галопом прямо вперёд по зелёной долине, полной звонкого грома, весёлого шума, забав и проказ, радостных глаз, ласковых рос и смеха до слёз.

Он скакал вперёд, и по левую его руку было То, а по правую – Прочее, не упуская из виду Времени, которое висело перед ним как большие часы со смеющимся циферблатом. Он всё ехал и ехал вдоль весёлого искристого ручья, пока холмы не расступились с обеих сторон, а цвет травы не стал из зелёного бурым, а потом – серым. Весёлый человечек в дальнем конце Долины Ликования крикнул ему вслед: «Лови мгновенье!»

Дорога стала неровной и каменистой, колючки сыпались с колючих кустов и впивались в землю кинжалами. Уже у самого порога Страхов погода внезапно переменилась. Опустился мшистый туман и поднялась стеклянная буря.

Вдруг с моря налетели торнадо и циклоны, нагрянули муссоны и тучи скрыли даль, а по долине чёрной, дождями орошённой, пронзительно-холодный сорвался с гор мистраль.

Путь вёл через поток, мягкие волны которого колыхались так торжественно и пели так сладко, что Тэг едва поборол дрёму и чуть не утонул во сне. Чёрный конь ржал от страха, но понуканиями Принц заставил его пронестись галопом по гибельному лесу. Великий ветер задул с земли, и деревья падали перед всадником и конём, ?падали за ними, и по сторонам. Громадные ямы разверзались и смыкались в земле, будто пасти великанов, но Тэг направлял коня то в объезд, то между ними, то перескакивал их пржком.