Король снова наполнил кружку вином, а Принц Джорн стал наигрывать на лире грустную мелодию.

– Чтоб не тянуть этот горький рассказ, – заключил Король Клод, – то чудище, которое я должен был одолеть, оказалось сделанным из глины и дощечек, так что вовсе ничего не стоило отобрать из его вылепленных лап громадный алмаз. Я принёс драгоценный камень Принцессе и стал обладателем её руки, а сердце моей дамы я завевал еще раньше – это и Квондо понятно.

Король откинулся в просторном кресле и закрыл глаза.

– Так в чём же, в чём же, скажите мне, мораль сей басни? –прохрипел Квондо.

Король открыл один глаз:

– Мораль сей басни, – сказал он, – никогда не охотьтесь на оленя в Заколдованном Лесу!

Тэг и Гэл, не сводившие глаз с отца, пока он вёл рассказ, посмотрели друг на друга и снова на Короля.

– Нам неприятно, – сказал Тэг.

– что наша матушка была когда-то Оленихой! – докончил Гэл.

Тут впервые вставил слово Джорн:

– Всё это лишь воображаемая и бессмысленная форма волшебства, – и вернулся к музыке.

– Верно, парень, – взревел Клод. – Точно сказано: бессмысленное волшебство, – и постучал кружкой о стол. – Я так к нему и не привык – впрочем, охотник к такому никогда не привыкнет.

Воцарилось задумчивое молчание, а потом Клод снова заговорил:

– Вскоре после рождения Джорна она затворилась в своём покое, охваченная смертельным недугом, и более не ступала ногой на лестницу.

– Может быть, это потому, что она упала и ударилась о камень? – предположил Тэг.

– А, может быть, отведала она настоя или зелья? – спросил Гэл.

– Может быть, она умерла от сглаза? – добавил Джорн.

Король швырнул кружку в младшего сына, а Джорн поймал её на лету.

– У него материнская быстрота и грация, – пробормотал Клод и вздохнул. – Такая вот история.

Вдруг за креслом Клода раздался голос Старшего Королевского Камердинера, и Король вздрогнул:

– На чёрта мне слуги, которые крадутся повсюду, как коты! – проревел он.

– Пришел менестрель, сир, – объявил Камердинер.

– Так пусть войдет, так пусть войдет! – выкрикнул Клод. – И пусть споёт нам о сильных мужах и об охоте. Грусти и любви с меня довольно, – и он гневно взглянул на Джорна.

Менестрель вошел мягко, сел на табурет, ударил по струнам лютни и запел. Он пел о белом олене, летящем, как свет, и услаждающем взор, подобно водопаду весной.

Когда песня закончилась, Король спросил:

– Тот белый олень, летящий, как свет, и услаждающий взор, подобно водопаду весной, плод твоей глупой выдумки или у него есть дыхание и кровь, и я с сыновьями могу потягаться с ним в быстроте и силе?

Менестрель пропел:

Как свет, сквозь лес летит олень,

Летит всю ночь, летит весь день.

– Назови же мне имя этого леса, – прогремел голос Короля. Менестрель пропел:

В лесу, меж копей и меж гор,

Олень сияет с давних пор.

Тут Король встал с кресла, опрокинув кружку красного вина, которое пролилось на пол.

– Ты точно назвал в своём дьявольском стихе пределы Заколдованного Леса, – крикнул он. – Никто из домашних Короля Клода не охотится в этих проклятых местах!

Менестрель пропел:

Тэг промажет, Гэл отстанет,

Джорну силы не достанет,

Но не скажут, будто Клод

Слаб, как мышь, и слеп, как крот.

Король дёрнул свой длинный ус, искорка сверкнула в его глазу, вылетела из него и вновь блеснула, как светлячок.

– Может быть, – вымолвил он наконец, – белый олень, быстрый, как свет, и есть настоящий олень. Завтра мы проверим его хвалёные доблести, и если это олень – я повешу его голову на стену, а мясо – в кладовой. Если же это красна девица, заколдованная чарами ведьмы или волшебника, а на самом деле – дочь короля, земли которого лежат на севере, на востоке, на западе или на юге, то я проткну твоё сердце копьём, поганый скоморох!

Клод ударял кружкой о стол, чтобы придать вес каждому слову своего зловещего предупреждения, но когда оглянулся на менестреля, того и след простыл. Клод нахмурился и пробормотал:

– Этот малый кого-то напомнил, кого я где-то встречал.

– Если это и вправду олень, – обрадовался Тэг, – у нас будет самая знатная охота за всю жизнь!

– Если это вправду олень, – обрадовался Гэл, – полакомимся мы самой знатной дичиной.

У Короля сверкнули глаза и он проглотил большой абрикос.

– А что, если это вправду принцесса королевской крови – сказал Джорн.– Тогда она даст вам опасные задания, чтобы узнать, кто из нас достоин её руки и сердца.

Тут Тэг, выказывая силу, выхватил толстую кочергу из камина и согнул её вдвое, а Гэл подпрыгнул и сделал двойное сальто на месте. Джорн же смотрел на братьев и слегка трогал струны своей лиры, а Король подёргивал ус, и в глазах его пылали мечты об охоте. Квондо же сидел в углу под щитом и смотрел на Клода, Тэга и Гэла, слушая лиру Джорна.

Уже на заре следующего дня Король с тремя сыновьями осаживали чёрных строевых коней у Заколдованного Леса и озирались вокруг.

– Не срывайте тех лютиков, – предостерёг Клод, показывая корявым пальцем на крохотные цветочки в изумрудной траве, – а то они вспыхнут и обожгут вам руки!

– Не срывайте тех лишайников с дерева, – предостерёг Тэг, – а то они превратятся в кровь и вымажут вам руки!

– Не трогайте тот белый камень, – предостерёг Гэл,– а то он оживёт и укусит вас за руку!

Вдруг за Копями Лунного Камня прогремел гром, взошло солнце, кони вздрогнули от вспышки молнии, и тьма вокруг Короля и его сыновей засверкала миллионами светлячков.

Клод и сыновья с изумлением смотрели на искристый танец, а светлячки на из глазах становились снежными хлопьями, которые мягко падали на землю, исчезая в ней. Гром замолк, тучи разошлись, и снова показалось солнце.

– Такое светопреставленье порой приводит к несваренью, – проворчал Клод.– Я потеряю вкус к нежнейшему мясу на земле, если этот нелепый поток фактов и форм не прекратится.

– Жар холоден, – сказал Тэг.

– Твёрдое мягко, – сказал Гэл.

– Что ночь – то день, – сказал Клод.

А Джорн, который, покуда творились чудеса, сочинил стишок, тут же прочитал его:

Отвесна равнина,

Черна белизна,

Горячая льдина,

А правда – одна.

– Недурно срифмовано, Принц Джорн, – услышали они голосок, исходивший вроде бы ниоткуда, пока Король и сыновья не разглядели под ногами лесного колдуна в синем платье и островерхом колпаке.

– Эй, – сказал Король увидев колдуна, – сдаётся, я тебя уже встречал в ином месте, а не здесь.

– Ты видел меня в иное время, а не сейчас, – возразил колдун, сорвал голубой цветок и подбросил его в воздух, а тот стал бабочкой и запорхал между деревьями.

– Раз случилось мне уже побывать в этих лесах, – сказал Король.

– Двадцать шесть лет, двадцать пять дней и двадцать четыре часа тому, – ответил колдун.

– Мой отец, братья и я гнались за оленем, – сказал Клод,– с которым у крутой Кентавровой Горы произошло поразительное и преобидное превращение. Трепещи трогать тревожную эту тему, яд языка являя.

– Это не он явил яд языка, а ты. У тебя самого язык вдруг стал заплетаться то на «п», то на «т», то на «я», – сказал Джорн.

– А будет и на «в», – добавил колдун.

– Прохвост, побойся повторить проказу, болшевнику вкатать велю я вразу, и не воюсь я бредных болдунов, – надменно, начальственно и непреклонно разрубил рукой воздух Клод, а сыновья глядели на него в изумлении.

– Ты заговорил волшебными словами, о Клод!– воскликнул колдун, церемонно приподняв колпак и низко поклонившись. – А сейчас могу ли я оказать услугу тебе и Принцам Тэгу, Гэлу и Джорну? Могу ли я показать вам лающее дерево, поющую тину и бескрылых птиц?

Король поморщился от перечня чудес, а Принц Джорн ответил колдуну:

– Батюшка ищет белого оленя, быстрого, как свет, и услаждающего глаз, подобно водопаду весной.

Колдун снова поклонился и подбросил колпак в воздух.

– Что вверх взлетит, тому не должно падать, – сказал он, и колпак, медленно раскачиваясь, будто колокол, тихо поплыл над деревьями всё выше и выше, пока совсем не скрылся из виду.