Господин дал Бобешу несколько подзатыльников. Когда Марушка все это увидела, она заступилась за Бобеша: закричала, что это сделал совсем другой мальчик. А Бобеш, возмутившись таким бесцеремонным обращением с ним и обидевшись на подзатыльники, в ярости, не понимая даже, что он делает, укусил господина за руку, которой тот сжимал его плечо. Мужчина закричал и сразу же отпустил Бобеша. Бобеш побежал, забыв о штанах и рубашонке. Господин, схватившись за укушенный палец, стал высасывать и сплевывать кровь. Потом кинулся было за Бобешем, но, поняв, что его все равно не догонишь, остановился и поймал Марушку. — Чей это мальчик?

Марушка не ответила на вопрос, она твердила свое:

— Он не толкал собачонку.

— А тогда кто же толкнул ее?

— Я не знаю.

— А как фамилия этого мальчика?

— Бобеш Яноуш.

— А где живет?.

— На кирпичном заводе.

— А что делает его отец?

— Он работает на дороге.

— На дороге — где?

— Там, где строят новую дорогу.

— Яноуш, Яноуш… — повторял про себя советник. — Ну хорошо, девочка, скажи пану Яноушу, чтобы он зашел ко мне на вокзал. Скажи, что он должен зайти к господину советнику. Он уже сам будет знать, к кому. Так ты передашь?

— Да.

Господин повернулся и ушел. Марушка подобрала штаны к рубашонку Бобеша и побежала домой. Своего друга она догнала только за мостом. Бобеш страшно испугался, что ему попадет теперь от отца.

— Я знаю, что мне делать, — решил Бобеш: —я отцу ничего не скажу. Если б я ему даже поклялся, что все это неправда, что никакой я собаки не толкал, он все равно бы мне не поверил. А вот этому советнику сразу поверит. Это наверняка тот самый советник, о котором говорил отец. У него он просил места на дороге.

Бобеш не ошибался. Это был как раз тот самый советник, который работал на железной дороге и к которому послал отца попросить постоянное место дорожный мастер.

Советник, возвратись к своим, показывал всем по очереди, как укусил его Бобеш:

— Вы только посмотрите, что делают эти дети! Такое хулиганье! По всем по ним петля плачет.

— Кто их воспитывает! — возмущалась фабрикантша.

— Что об этом говорить! Отсталость… Родители оставляют их без присмотра, растут они как лопухи, — заметила на это госпожа советница.

— Я с отцом этого негодяя еще объяснюсь! — сказал советник и снова стал высасывать кровь из укушенного пальца.

А кончилось все, конечно, очень плохо.

Марушка хотя на Бобеша и не наябедничала, но рассказала обо всем дома матери. А ее мать сказала матери Бобеша, а мать — отцу. И, когда отец вернулся с вокзала, Бобешу как следует попало. Отец бил его так, что за него заступалась не только мать, но даже и бабушка, которая вообще редко спасала Бобеша от наказания.

Отец, конечно, поверил советнику, когда тот ему заявил, что Бобеш толкнул собаку. Единственно, кто верил Бобешу, была, кажется, мама. Потом Бобешу удалось убедить и дедушку, но бабушка все стояла на своем, что дети всегда лгут. Бобешу было очень грустно. «Почему только я не умер, когда болел?» — вздыхал он.

К концу каникул Франтишек прихворнул. Мать беспокоилась, что у нее стоит работа, потому что Франтишек беспрестанно кричал и она от него почти не отходила.

— Что с тобой, детка? — спрашивала мать.

Она качала Франтишека на руках, говорила ему ласковые слова, но Франтишек все плакал и плакал.

— Наверное, у него болит животик, — предполагала бабушка.

— Он не ест, не пьет.

— Вот я и говорю, что это животик. А может, и от голода он кричит.

— Что-то мне это дело не нравится, — вмешивался в разговор дедушка. — Нет у него температуры?

— Головка-то у него горячая.

— Сделай ему, пожалуй, холодный компресс.

— Я думаю, что компресс не поможет. Иногда дети совершенно без причин нервничают, капризничают, — не соглашалась бабушка.

— Если у него горячая головка, значит, что-нибудь да болит. Ни с того ни с сего ребенок кричать не будет, это глупость! — сердился дедушка.

Мать все-таки сделала Франтишеку компресс на головку. Но потом ей показалось, что и все тело у него какое-то горячее. Подошел дедушка, потрогал Франтишека и подтвердил:

— Да, ребенок болен. У него высокая температура.

Мать положила Франтишека спать. Ей удалось его укачать. Но и во сне он кричал, разбрасывал ручонки, дышал с открытым ртом, и в горлышке у него что-то хрипело. Бобеш смотрел на спящего Франтишека и удивлялся: что такое хрипит у него в горле? Щеки у Франтишека были необыкновенно красные, а губы, наоборот, побледнели. Обычно они были у Франтишека красные, а теперь стали совсем бледные и потрескались.

«Бедняга Франтишек! — подумал Бобеш. — Я-то знаю, что значит болеть. Как же было мне плохо, когда я болел!»

Ночью мать с маленьким Франтишеком почти совсем не спала. Он все кричал и кричал, а потом охрип. Температура, по-видимому, поднялась еще выше. Мать обложила его всего холодными компрессами, а горло завязала платком. Она думала, что у Франтишека та же самая болезнь, какая была у Бобеша, то есть ангина. Только ей казалось, что Бобеша тогда так не тошнило, что во сне он так не хрипел и, кажется, не было такого жара.

— Может быть, это режутся зубки, — утешала себя мать. — Когда зубочек не может легко вылезти из десны, ребенок тоже болеет.

У маленького Франтишека уже сверкало во рту шесть зубов: два были спереди, внизу, — они прорезались раньше всего, и четыре наверху — тоже спереди. На другой день Франтишеку стало еще хуже. Когда мать давала ему с ложечки сваренное всмятку яйцо, он ударил по ложке несколько раз ручкой и сбросил все матери на подол.

— Нет, нет, — с трудом выдавливал он из себя.

А когда мать, придерживая обе его ручки, стала кормить насильно, он с трудом проглатывал. У матери не было больше сомнения в том, что у Франтишека ангина. Она делала ему компрессы и утешала себя тем, что Франтишеку, как только спадет температура, сразу станет лучше. Но на следующую ночь матери стало ясно, что это и не зубки и не ангина. Маленький Франтишек не мог не только глотать, но и дышать. Он метался, кричал, заламывал руки, стискивал зубы. Шейка у него отекла и стала горячей, как огонь. На четвертый день мать вообще не знала, что делать; она была совершенно убита горем.

— Я не знаю, что и предпринять… Чем дальше, тем хуже.

О том, что Франтишек болеет, отец до сих пор ничего не знал, потому что он бывал дома только по воскресеньям.;— Надо бы сходить за врачом, — сказал дедушка.

— Надо-то надо, а чем мы будем платить? Я все думала, что у него простая ангина. Тогда я и без доктора обошлась бы, И потом, я все думала: Йозеф работает на дороге последнюю неделю. Кто знает, как скоро он снова получит заработок…

— Ты права, — согласилась бабушка. — Доктора стоят много денег.

— Подождем еще до обеда. Но, если ему будет хуже, я сбегаю за доктором. Никак не могу понять, что с ним такое. Зубки, конечно, тут ни при чем. Он весь горит. И посмотрите, как корчится! Бедный малыш — наверное, у него болит животик.

Мать гладила Франтишека по головке и приговаривала:

— Бедный малыш, бедный малыш!

На улице был дождь и сильный ветер. Капли дождя били по стеклу и стекали вниз. Бобеш грустил. Во-первых, приходилось сидеть дома, и, во-вторых, ему было жаль братишку. В середине дня Франтишека стал душить кашель. Он кашлял так, что у него надувались жилы на шейке, он беспрестанно хватался ручонками за горло. А когда мать попыталась напоить его теплым молоком, он оцарапал ее и вообще противился этому так, словно его резали. Мать расплакалась. Франтишек через минутку успокоился, но его голубые, когда-то такие красивые, большие и веселые глазки были полны отчаяния, боли и грусти. Он оглядывался по сторонам, смотрел на Бобеша, открывал ротик, как будто бы хотел что-то сказать и не мог. Когда он пытался выдохнуть, животик у него почему-то быстро стягивался, лобик покрывался потом.