— А ты, мама, меня никогда не роняла, когда я был маленьким?

— Нет, Бобеш.

— Так, значит, я не буду глупым?

— Ну, этого я не знаю.

— Как, то есть, не знаешь?

— Иногда, Бобеш, бывают глупые дети, хотя их и не роняли.

— На самом деле? — испугался Бобеш.

— Иногда родятся глупыми.

— А это сразу видно?

— Нет, не сразу. Только в школе становится заметно.

— Да-да, я знаю. Например, Густик, Дольфик и Аничка из нашего класса. Они не могут даже до десяти сосчитать.

В это самое мгновение Франтишек выскользнул из рук Бобеша, шлепнулся и заплакал.

— Осторожнее, Бобеш!

— Он, мамочка, просто шлепнулся. Это же ему ничего, правда?

— Почему? Тоже больно.

— Молчи, молчи! Смотри, там вон кошечка, видишь? — уговаривал Бобеш братишку.

Раздался стук в дверь, и вошла соседка. За ней показалась Марушка.

— Добрый день! Нельзя ли у вас попросить немного соли? Вчера мы забыли купить.

— Марушка, иди сюда, — позвал Бобеш.

— А, ты тоже здесь? — набросилась на Марушку ее мать. — Всюду так и ходит за мной!

— А что это у тебя, Марушка, под глазом? — удивился Бобеш. — Посмотри-ка, мама, у Марушки под глазом синяк.

— Что случилось? — спросила мать соседку.

— Да с лавки она упала и ударилась об стол, — ответила мать Марушки, не глядя при этом ни на Бобеша, ни на его мать.

Бобеш обиделся за Марушку, что ее мать говорила об этом так спокойно, как будто ни боли, ни синяков никаких не было. Бобеш хотел, чтобы она Марушку жалела, ждал, что она скажет: «Представьте себе, как я испугалась, когда бедная Марушка полетела!» Или еще что-нибудь в этом роде.

Марушка присела на пол к Бобешу и взглянула при этом вопросительно на мать, как бы спрашивая ее согласия.

— Хорошо, побудь здесь минутку, только не озорничай, — сказала ей мать и продолжала: — Представьте себе, соседка, я только сейчас начинаю варить обед! Всего лишь несколько минут, как мы встали.

— Нашего дедушки у вас нет?

— Вашего дедушки? Нет.

— А он сказал, что пойдет к вам.

— Он, наверное, пошел вместе с бабушкой на пожарище, — вмешался Бобеш.

— Бедные люди! Ну, что вы на это скажете? Какое несчастье! — Это Веймолова выражала свое сочувствие семьям Прохазки и Вашека.

— Конечно, такая беда!

— Эй, где ты? — раздался грубый, сердитый голос снаружи.

— Боже мой! — воскликнула пани Веймолова. — Как бы на плите у меня что-нибудь не пригорело. Меня уже зовет муж. — Она поспешно поблагодарила и ушла.

Марушка осталась с Бобешем.

— Ты видела пожар? — спросил Бобеш.

— Видела, но на улице я не была. Меня не пустили.

— А я был, даже около пожарных машин. Если бы ты знала, что это такое! Наш отец качал воду. Твой отец тоже?

Марушка не ответила, только завертела головой.

— А что он делал?

— Лежал.

— Просто лежал? — не поверил Бобеш. Ему казалось, невероятным, чтоб кто-нибудь мог спокойно лежать, когда так близко на улице пожар. — А что же твоя мать?

— Мама отца будила, а он, он… — и Марушка замолчала.

Это молчание Марушки пробудило в Бобеше любопытство. Он только сейчас вспомнил, что отец Марушки вчера был пьяным.

— Так что же, отец не хотел вставать? — спросил он.

— Встал, рассердился на маму и избил ее, — прошептала Марушка.

— На самом деле?

И Бобеш подумал: «Как же так можно?» Он никак не мог себе представить, чтоб его отец бил мать. Бобеш постеснялся расспросить Марушку подробнее. Он держал Франтишека за рубашку и помогал ему делать маленькие шажки. Про себя же он все время думал о том, что ему сказала Марушка, и, не сдержавшись, все-таки спросил ее:

— А мама плакала?

— Плакала.

В этот момент Бобеш уже ненавидел Веймолу.

— А тебя он не бил?

— Тоже бил, — ответила девочка, вытирая рукавом один глаз. До другого она боялась дотронуться: по-видимому, он очень болел.

— Ты сильно ударилась об стол, да?

Марушка минутку помолчала, а потом заговорщицки наклонилась к Бобешу:

— Этот синяк мне поставил отец.

Тут Бобеш потерял дар речи. Он смотрел на Марушку и чувствовал, как сердце у него сжимается. Ему было бесконечно жалко девочку, а ее отца он сам был готов ударить. «Но почему же Марушкина мать сказала, что она упала сама? Ведь это же вранье! Да еще сказала это при дочери. Выходит, взрослые тоже врут».

— А чем он тебя ударил, Марушка?

— Рукой.

«Он плохой человек, — решил Бобеш. — И как это возможно, чтобы тот же самый человек иногда так хорошо улыбался и так хорошо говорил? Ведь тогда казалось будто бы он бог знает какой хороший. Я об этом должен сказать маме, — соображал про себя Бобеш, — а также и дедушке. Да, вот они, большие, значит, какие плохие! Еще хуже, чем маленькие».

В комнату вошел отец.

— Посмотри, Франтишек, пришел папа! — показывал Бобеш.

Отец был в начищенных ботинках, в черном костюме и в белой рубашке с воротничком. Лицо его было гладко выбрито, и усы слегка закручены. Бобеш уже давно не видел отца так хорошо одетым.

— Как дела? — спросила мать.

— Пришлось немного посидеть, подождать. Короче говоря, им подано уже много заявлений. Говорят, немало людей просится на работу и помоложе меня, да и неженатых.

— Ну ладно, найдется какая-нибудь другая работа.

— Постоянную, конечно, теперь вряд ли найдешь…

— Ничего, не расстраивайся. Будешь здоров — как-нибудь устроимся. А может, и повезет.

Когда отец переоделся, мать подала обед. Тем временем пришли и бабушка с дедушкой. За Марушкой зашла ее мать. И Марушка унесла с собой стеклянный шарик и позолоченную фарфоровую ручку от кружки. Все это подарил ей Бобеш. Он не знал, как получше ее утешить. Ему непременно хотелось ее порадовать. И Марушка на самом деле была утешена и обрадована его подарками.

После обеда отец растянулся на лавке у печки. Под голову он положил подушку и сразу уснул. Бабушка с дедушкой дремали за столом, мать мыла у плиты посуду. Франтишек спал в своей люльке. Бобешу захотелось погулять, но он не знал, пустят ли его. Мать заметила и разгадала его беспокойство. Он все время смотрел на двери и покашливал.

— Куда это ты хочешь отправиться? — спросила она.

— Мне хочется посмотреть на пожарище, мама. А потом я пойду играть на карьер с Гонзиком.

Карьером называли место неподалеку от кирпичного завода; оттуда вывезли всю хорошую, годную для кирпичей глину, а разработки оставили. Там всегда собирались и играли дети из предместья. В играх проводили они там полдня, а не особо усердные ученики ходили туда и вместо школы.

— Хорошо, Бобеш, я пущу тебя, но ты пораньше возвращайся, чтобы нам тебя не искать.

Бобешу захотелось как-нибудь отблагодарить за это мать. Он подошел к ней, потянул за юбку и, когда она обернулась, сказал:

— А знаешь, мама, Веймолова сказала неправду.

— О чем ты говоришь? — спросила мать.

— Она сказала, что Марушка упала с лавки и разбила себе глаз.

— А между тем синяк ей поставил отец, да?

— А откуда ты знаешь, мама? Разве она тебе сказала?

— Нет, Бобеш, я сама догадалась.

— А как, мама?

— Очень просто. Когда она об этом говорила, то не смотрела мне в глаза.

— И так можно узнать?

— Ложь часто можно узнать, Бобеш. И, если бы ты вдруг задумал мне врать, я сразу бы угадала.

— У Марушки плохой отец?

— Да, нехороший.

— Наш отец лучше, правда?

— Конечно, лучше. — И мать погладила Бобеша по головке.

Бобеш посмотрел на отца, у которого в это время были закрыты глаза и рот открыт так, что можно было заглянуть в горло.

— Он храпит, да?

— Ты же слышишь, что храпит.

— Мама, нагнись ко мне, я тебе кое-что пошепчу.

— Что-нибудь особенное?

Мать нагнулась к Бобешу, и Бобеш тихонько сказал ей:

— Ты даже не знаешь, мама, как я рад, что родился у тебя, а не у кого-нибудь еще!