Лихачев разогнал всех своих «карасей» — снабженцев и узнал, что на одном из подмосковных заводов, где изготавливались зенитные пушки, имеется большое количество бракованных стволов. Он послал письмо в Главное артиллерийское управление Министерства обороны с предложением использовать эти бракованные стволы для изготовления стволов минометов. То, что не годилось для пушек, могло вполне годиться для минометов.

Вопрос был довольно быстро разрешен положительно, и из ГЛУ были получены новые технические условия.

Но едва был разрешен вопрос со стволами, как возникли новые трудности. Теперь речь шла об отсутствии на заводе оборудования, необходимого для покрытия стволов минометов специальной защитной пленкой оксидирования (воронения). Не было и нужных специалистов-гальваностегов.

Необыкновенная изобретательность потребовалась от старых рабочих и инженеров завода, оказавшихся в Москве, для того, чтобы разработать и смонтировать новую технологическую линию оксидирования минометов, ни на минуту не останавливая их производства. Первые стволы оксидировали в обыкновенном баке, с подогревом на керосинках. ТЭЦ не работала.

Авторами этой уникальной установки были технолог Рыклина и начальник цеха Купцов.

Несмотря на титаническую работу, проделанную коллективом завода, октябрьский план по выпускам минометов не был выполнен.

На многочисленных совещаниях у Лихачева, а в его отсутствие у Тахтарова и на парткоме только об этом и говорили.

Заводу был выделен самолет — «штабной самолет связи», как его называли.

Лихачев быстро освоил и этот маленький самолет, и комбинезон на гагачьем пуху — «этакая роскошная вещь», — и новые темпы, и трассу, где «дислоцировались его части».

Самолет Лихачева садился даже там, где не было никакого аэродрома, невдалеке от завода. Здесь не было пи полосатого конуса, определяющего направление ветра, ни посадочного Т. Чаще всего приземлялись на узкой полоске земли, с которой ветер угодливо сметал снег, выполняя работу сотен людей.

Вылезая из заледеневшего самолета, Лихачев каждый раз тихонько чертыхался. У него болела нога. Он тер нос и подбородок, тоже замерзшие до боли. Но мысли его не задерживались на этом. Они бежали торопливо от одной «грани» к другой. Было о чем подумать директору в его «восьми направлениях».

В Челябинске жила семья.

В первый раз Лихачев прилетел в Челябинск с большим опозданием против обещанного. Все, кто знал Лихачева, подчеркивают одну черту его характера: придавать особую цену слову и, не подумав предварительно, не взвесив всех возможностей, не обещать. Поэтому слову Лихачева всегда верили. Лихачев сказал — и не надо было больше никаких бумажек, никаких письменных гарантий. При этом он всегда старался сделать больше, чем обещал. По отношению к семье он держался того же правила. Но на этот раз изменил себе.

Дома, в поселке ЧТЗ, у своих, он появился лишь в конце ноября 41-го года, да и то утром следующего дня Должен был улететь обратно.

— Человек предполагает и надеждами живет, ну а бог располагает, вот и все наоборот, — оправдывался он перед женой в свойственной ему смешливой манере.

— Какой там бог? — возражала жена. — Нехристь ты… Какой бог?

— Бог войны, — соглашался он.

— Бог войны — это артиллерия, — вздыхала жена.

— И откуда ты все знаешь?

— Ничего я не знаю. Ты сам мне говорил.

— Я и теперь говорю: артиллерия — бог войны. Этот бог и как раз всему виной. Если бы не он, я давно приехал бы.

Что стояло за этими словами?

Накануне отъезда из Москвы в Челябинск Лихачеву позвонил секретарь Пролетарского райкома Данилин.

— Нехорошо как-то у тебя получается, Иван Алексеевич, — сказал он. — В октябре не выполнил план по производству минометов. В ноябре по минометам выполнил, по 1ШШ не выполнил. Как же быть?

— Может, ты знаешь, как быть? — спросил Лихачев. — Тогда милости прошу.

— Я-то не знаю, — сердито сказал Данилин, — но вот соберу актив — спрошу. Буду знать!..

— Это конечно… Актив тебе скажет, — усмехнулся Лихачев.

— А почему же нет?

— А потому, — рассердился наконец и Лихачев. — Во имя чего ты созываешь актив? Ну кто из актива знает все это лучше меня. А для меня актив не нужен. Для чего собирать актив?

— Для того, чтобы совместно… определить причины, — и он добавил что-то не совсем ясное Лихачеву. — Нельзя думать, что один человек способен противостоять огромному коллективу и добиваться, чтобы коллектив делал то, чего не хочет. Только совместно с главной силой течения…

— Кто не хочет? Чего не хочет? — удивился Лихачев.

— А если все хотят, то почему же план не выполняете?

Это был хотя и не логичный, но вполне справедливый упрек. Лихачев ясно представлял себе причины невыполнения плана. Сейчас требовались не объяснения, не оправдания, а лишь конкретные мероприятия, способные обеспечить устойчивый выпуск минометов и ППШ.

Спасти положение могло только срочное введение массово-поточного производства. Лихачев знал это и уже давно думал об этом.

После первой реконструкции завода и установки конвейера вместо 4 тысяч машин в год стали выпускать более 20 тысяч машин. Такой рывок требовался и теперь. Не это ли имел в виду Данилин, говоря о главной силе течения?..

В довоенное время Лихачев, будучи наркомом среднего машиностроения, смело и решительно ломал устаревшую технологию, вводил конвейер на подчиненных ему заводах. Теперь пришлось вспомнить об этом. Не только на автомобили, тракторы, танки, сельскохозяйственные машины, железнодорожные вагоны, автоприцепы, но и на подшипники, электрооборудование и запасные части для автомобилей и тракторов распространялось лихачевское «не останавливаться».

Но это было в благословенное мирное время. В первые дни войны, получив заказ на изготовление мин и снарядов, затем минометов типа БМ-10, наконец, на изготовление автоматов типа ППШ, Лихачев, знакомясь с присланной на завод технической документацией, только руками развел. Вся эта продукция была рассчитана на выпуск однотипных изделий небольшими сериями.

Он тогда же решил, что производство вооружения обязательно надо ставить на поток, но не решился начать. Для этого требовалось время, а фронту нужны были автоматы и минометы сейчас… немедленно. На счету была каждая минута.

Первое время он повторял себе, что не следует заноситься. Хотя бы десятки тысяч, а не сотни. Синица в руках, а не журавль в небе. Будем гнаться за журавлем — придется все остановить. Кто же даст нам такое право?.. «А если не останавливая производства? — спрашивал он себя и отвечал: — Это уж совсем белый журавль для нынешнего времени. Где найти людей, которые с полным знанием дела возьмутся за это?»

Вот почему Лихачев не сказал Данилину о своих замыслах. Он не любил обещать того, в чем сам не уверен, — не любил забегать вперед.

Впервые прилетев в Челябинск, Лихачев прежде всего помчался в наркомат к Акопову, даже не заезжая домой, где его так ждали.

Разговаривая с Акоповым, наркомом того времени, Лихачев тоже не стал ссылаться на главные причины невыполнения плана ППШ. Вместо этого он сказал, что думает отказаться от кооперации с различными мелкими предприятиями, поставляющими заводу узлы и детали для окончательной сборки и доводки ППШ. Они дают много брака, срывают сроки доставки деталей на завод, из-за чего на заводе постоянно простои и неритмичность.

— А между прочим, завод может, — сказал Лихачев осторожно, — выпускать ППШ совершенно самостоятельно и даже в гораздо большем количестве, чем выпускает теперь.

— Почему же вы этого не делаете? — удивился Акопов.

— Нужен конвейер.

— А где его взять? — рассмеялся Акопов. — Верней, где людей взять?

После эвакуации на заводе не осталось ни людей, ни станков, ни приспособлений для технологической оснастки нового конвейера.