Коллектив всегда находил решение. Положение выправлялось, и лампочка гасла. А конвейер продолжал свое неустанное движение.

«Не останавливаться» — эти слова обязывали каждого. Все понимали, что останавливаться нельзя. Страна не может ждать автомобилей, конвейер не может ждать деталей. Нельзя останавливать пи на минуту.

— Не мы делаем завод, а завод делает нас, — говорил Лихачев, — настолько организующая сила потока заметна во всей заводской обстановке. Я и сам этого не ожидал.

Лихачеву свойственны были патетические фразы. Они у него были искренни и уместны. Во всяком случае, он никогда не говорил торжественно о пустяках, так же как формально, казенно, равнодушно о вещах важных.

Он любил повторять: «завод — это держава». Не всегда можно было понять, что он вкладывает в это старомодное определение. Может быть, просто он не находил другого слова для краткого обозначения отношений между людьми на нашем новом, советском предприятии. В капиталистических странах отношения между людьми на предприятии — «проблема века». В буржуазных учебниках «организации и управления» есть даже раздел, именуемый «Доктрина человеческих отношении».

Но какие уж там «человеческие отношения» между трудом и капиталом.

На наших заводах, где, как это говорил Лихачев, «воздухом социализма можно дышать», конечно, были иные отношения и конфликты тоже иные.

На заводе были люди, одержимые старыми представлениями. Они усвоили когда-то, что массово-поточное производство — американская буржуазная «потогонная» система, внедрение которой в социалистическую промышленность всего лишь отступление от марксизма.

Были и такие, которые готовы были просто копировать эти американские методы — не оглядываться на отстающего, делать свою операцию, а там хоть трава не расти.

Были и совсем новые люди и новые отношения, не предусмотренные какой-либо «доктриной».

Это были преимущественно те люди, которые признавали авторитет коммуниста Лихачева с его словечками, лишенными гладкости и дипломатической обходительности, с его призывами «драться» за новую технику. Большинство хотело драться, но не у каждого это получалось.

А вот у Демьянюка получилось.

С того времени Лихачев ставил его в пример всем и каждому, выдвигал его кандидатуру для решения любой технически сложной задачи. Фома Семенович был награжден вместе со старыми, опытными инженерами — героями первой реконструкции — орденом Ленина. И Лихачев «тал часто приходить в механосборочный цех посоветоваться с Фомой Семеновичем.

Однажды, когда Лихачев шел вот так в механосборочном вдоль главного конвейера, его внимание привлек совсем юный взъерошенный паренек, который крепил двигатель к раме автомашины.

Это была довольно трудная, требующая физической силы и навыка операция. Молодой рабочий пришел, очевидно, совсем недавно из ФЗУ и отставал от других.

Те, кто выполнял последующую операцию, хотели ему помочь, но он сердился и тряс круглой головой.

— Не надо. Я сам.

— Что это значит «я сам», — остановился возле него Лихачев. — Ты можешь задержать конвейер.

— Пока еще не задержал, — возразил паренек, вытирая лицо рукавом спецовки и улыбаясь, узнав Лихачева. — Я тоже самолюбие имею. Я добьюсь. У меня всего одно движение тут не отработано.

— Погоди, — сказал Лихачев, удерживая его руку. — Зачем ты вот так делаешь? — Он повторил то же самое движение, какое делал молодой рабочий.

Должно быть, именно это движение юноша и считал неотработанным.

— Надо же придержать, — возразил он.

— Но это неудобно. Постой…

— Нельзя, Иван Алексеевич, остановим конвейер!

— Постой, я тебе говорю. Пока я директор!.. Конвейер замедлил ход и остановился. Все сбежались в ту же минуту.

Подошел кто-то и из рабочих первой смены.

— Вот, возьми. — И он протянул растерянному юноше какую-то пластинку с крючком.

— Посмотри… Поставь эту штуку здесь, и тебе не надо будет придерживать. Вот смотри.

И он показал, как поставить приспособление.

— Да. В самом деле… Какое простое решение, — сказал Лихачев взволнованно.

— Я этим давно пользуюсь, Иван Алексеевич, — пояснил рабочий. — Сегодня нарочно остался после смены. Хотел посмотреть, что он тут делает. Навыка-то еще нет. — И добавил укоризненно: — Вот и остановил конвейер!

Пожав руку Лихачеву, он запросто подмигнул, что, очевидно, означало: «Мы вас не подведем». Ему и «спасибо» сказать не успели. Он ушел.

Заскрипела и двинулась цепь конвейера. Лампочка, горевшая тревожным красным светом, погасла. Лихачев вспомнил, как Форд говорил ему: «Для того чтобы, работать рядом, нет надобности любить друг друга».

В самом деле… Лихачев был в Детройте, когда Форд приступил к переходу на новую марку. Это сопровождалось закрытием завода и увольнением нескольких тысяч рабочих. Очевидно, в системе, выработанной Фордом, все менялось и совершенствовалось, не мепялся только этот принцип: «нет надобности любить друг друга». Стон стоял по всей фордовской империи. Убытки, которые были неизбежны, Форд после окончания работ покрывал очень легко. Он убыстрял ход конвейера… и только. Но как это сказывалось на судьбах людей, как это согласовывалось с «доктриной человеческих отношений», никого' не интересовало. Старики не выдерживали скорости движения конвейера и не могли вернуться к прежней работе; тогда он увольнял стариков и нанимал молодых. Словом, решая проблему перехода на новую марку, Форд мог без колебаний уволить рабочих и остановить завод. Лихачев не мог. Это рвало бы связи людей друг с другом, привязанности, дружбу — все то, что было сейчас наглядно продемонстрировано ему здесь, возле железной ленты главного конвейера.

Но вскоре Лихачев столкнулся с этой проблемой вплотную. После решений XV съезда партии не только автомобили и тракторы, но станки и двигатели, вагоны, часы, радиоприемники, электрооборудование и многое другого ставили на конвейер.

Однако очень скоро выяснилось, что поточное производство наряду с очевидными преимуществами создает большие трудности при различных конструктивных изменениях или при смене модели вообще. В 1933 году Главк ВАТО предложил придать большую мощность мотору машины АМО-3 и соответственно изменить коробку скоростей.

Лихачев поехал в Автотракторное управление доказывать, что рано что-либо менять, что все эти изменения неизбежно выведут завод из строя на восемь-десять месяцев. Придется остановить конвейер, сломать ритм. Это принесет большие убытки. А что скажет Госплан? Можно ли приостановить выпуск машин, которые заранее расписаны по важнейшим стройкам?

Правда, было известно, что фирма «Дженерал Моторс» прибегала к иному методу реконструкции. Она строила невдалеке от Детройта подсобный завод и набирала новых рабочих.

На подсобном заводе осваивалось новое оборудование, налаживался выпуск новой машины. А когда все было, что называется, «на мази», старый завод неожиданно закрывался, и рабочие также оказывались выброшенными на улицу. Азбука капитализма… Ничего не поделаешь…

В течение двух месяцев оборудование нового, подсобного завода переносили в опустевшие старые цехи, устанавливали линии, отрабатывали технологию. Затем и подсобный завод также закрывался, а фирма объявляла общий набор рабочей силы.

Главный инженер Лялин предложил принять этот вариант. Но главк решил завод не останавливать, зато снизить программу, чтобы дать время на освоение. Таков был расчет видных инженеров главка.

Казалось бы, снижение программы должно было облегчить задачу. Но, как это ни странно, именно снижение программы поставило в тупик начальника механосборочного цеха Фому Семеновича Демьянюка.

Снижение программы потребовало соответственной урезки фонда заработной платы, а снижать заработную плату рабочих не позволял Кодекс законов о труде.