12 октября в 22 часа вражеские самолеты совершили крупный налет на завод. Одна бомба упала на берег Москвы-реки, вторая разорвалась на территории ТЭЦ, угодив в склад угля. Весь район был покрыт угольной пылью. Бомбой, упавшей у Кожуховского моста, были убиты постовой милиционер и три ополченца.

Тем временем фронт приближался к Москве, и Государственный Комитет Обороны вынес решение срочно эвакуировать из Москвы и Московской области промышленные предприятия.

15 октября крупные силы противника охватили Западный фронт с флангов, и наши части вынуждены были, оставив город Боровск, отойти за реку Пару.

В этот день в 16.00 Лихачева вызвали в Кремль.

Час спустя он позвонил на завод и приказал своему помощнику Косте Федоринину созвать у него в кабинете всех начальников цехов и отделов.

В назначенное время все пришли в кабинет Лихачева.

Кабинет этот очень изменился за последнее время… Казалось, все было так же, как и раньше, — длинный, простой стол, на котором легко развернуть чертежи, простые стулья вдоль стен — очень много стульев, широкие окна с узкими подоконниками, но что-то новое и суровое было теперь в этой знакомой, привычной обстановке.

Окна были наглухо зашторены. На столе стоял фонарь «летучая мышь». Брезентовые, защитного цвета плащи висели на круглой вешалке у дверей.

Внимание всех было приковано к географической карте СССР. Поверх этой знакомой карты, примерно посредине, кнопками была приколота другая карта: «Москва и Московская область». Нельзя было не заметить, что по этой карте проходила новая граница Московской зоны обороны, которую предстояло защитникам Москвы срочно соорудить на ближайших подступах к Москве. Пока ждали Лихачева, много раз, со всех сторон, обсудили, почему полукольцо внешнего пояса этой зоны проходит по восточному берегу Москвы-реки, западнее и юго-западнее Кунцева, через поселок Сабурово, по северному берегу Москвы-реки до населенного пункта Нагино; если пройти указкой по линии Кунцево — Матвеевское — Никольское — Зюзино — Волхонка — Батраково, тут же рукой подать до автозавода. Словно черное кольцо сжималось возле завода.

С нетерпением и волнением ждали Лихачева. Наконец он вернулся. Было это уже около 7 часов вечера. Когда он сиял пальто, все увидели, что к поясному ремню его гимнастерки пристегнут револьвер. Обычно он оружия не носил.

То, что сказал Лихачев в этот исторический момент, не стенографировалось и не записывалось подробно. А очевидцы по обыкновению расходятся друг с другом. Одни утверждают, что 15 октября 1941 года Лихачев получил официальное предписание эвакуировать завод и говорил по диспетчерской связи с коллективом, а начальники цехов были вызваны в кабинет только за получением удостоверений об эвакуации. Другие пишут, что в 18.00 командный состав завода собрался в кабинете директора и директор сказал коротко: «Товарищи, враг на подступах к Москве. Для сохранения завода надо эвакуироваться в Ульяновск. Начать погрузку нужно немедленно этой же ночью».

— Вот сейчас… С этого момента… Немедленно, — сказал Лихачев.

И, сказав так, он неожиданно замолчал, хотя он говорил спокойным голосом, всем стало ясно, какого напряжения сил это ему стоило.

Третьим память подсказывает, что в это время завод был уже оцеплен войсками, работа на нем остановлена, а возле Пролетарских бань стояла машина подрывников.

Зато все сходятся на том, что командный состав получил четкие и точные указания о порядке, в котором завод будет эвакуироваться.

Позднее Лихачев сам рассказывал, что, получая в Кремле указания о срочной эвакуации завода, он не сразу представил себе объемно трагичность положения. Самое страшное наступило тогда, когда он увидел лица своих товарищей и их глаза, обращенные к нему с немым укором и испугом. Что-то перехватило горло.

Нужно было подавить в себе все эмоции, безошибочно распределить людей, кто и что будет делать, кто и куда поедет и за что будет отвечать по суровым законам военного времени.

— Вот сейчас… С этого момента, немедленно…

Некоторые очевидцы упоминают, что в тот вечер, 15 октября, Лихачев говорил быстро, сыпал фамилии и имена, укоризненно поглядывал на своих помощников, которые вели записи, как ему казалось, с удивительной медлительностью. С Лихачевым в Москве оставались главный инженер Тахтаров, на которого возлагалось руководство московским заводом на время выездов директора на Урал и в Ульяновск, парторг ЦК ВКП(б) Горошкин, главный энергетик Титов, начальник производства Иванов, начальник отдела снабжения и сбыта Пронин.

Имена, имена… Начальники цехов. Те, кто уезжает, те, кто остается, целые списки.

Наконец все было записано. Ответственным за общую организацию эвакуации завода был назначен главный механик завода Строганов.

Эвакуацию людей, рабочих, служащих и их семей по специальным спискам должен был возглавить Сафронов.

Главным диспетчером по демонтажу и отгрузке оборудования был назначен Гуров.

Представить себе теперь, много лет спустя, грандиозные масштабы всего того, что всем этим людям, занесенным в списки, необходимо было выполнить и что предстояло сделать самому Лихачеву, решительно невозможно.

Эшелоны с демонтированным оборудованием, материалами и заделом по всем цехам отправлялись в Ульяновск, Челябинск, Шадринск, Миасс и Троицк.

Ведущим — сборочный заводом — намечался Ульяновский завод на базе основных цехов: «МСЦ-1», «Руль», «Карданный вал», «Передняя ось», «Задний мост» и другие.

Миасский завод должен был специализироваться на производстве моторов и коробок скоростей.

Челябинский должен был сложиться как кузнечно-прессовый завод, обеспечивающий поковками и деталями холодной штамповки ульяновский и миасский заводы.

На троицком заводе сосредоточилось литейпое производство: деталей стального и цветного литья, серого и ковкого чугуна.

Шадринский завод должен был производить бензонасосы, масляные фильтры, карбюраторы и радиаторы.

Все электрооборудование: стартеры, магнето, фары — собирались получать с куйбышевского завода АТЭ.

26 октября 1941 года основная масса оборудования была демонтирована, погружена в вагоны и вывезена из Москвы с территории завода.

Вот несколько удивительных цифр: за 11 суток было демонтировано 12 800 единиц оборудования, которое было погружено в 7708 вагонов и платформ. На восток было отправлено почти 7 тысяч человек рабочих завода, а вместе с членами их семей это число достигало 16 166 человек.

Правильно или нет директор Московского автозавода Лихачев решал задачу эвакуации и размещения цехов своего завода на Урале и в Поволжье, судить трудно.

Делал он все это не только по собственному разумению. Решение послать цехи завода в Шадринск и Ульяновск, Миасс и Челябинск представляло собой концентрированное мнение многих партийных, военных и технических учреждений того времени, а не одного только директора завода.

Теперь, много лет спустя, хочется сказать, что так или иначе, а эвакуация отдельных цехов завода была проведена не только с учетом военного времени, но и с пониманием задач нашего сегодняшнего мирного дня, когда специализация и кооперирование стали само собой разумеющимся принципом развития социалистической промышленности.

Сейчас выбор места для постройки нового предприятия решают с помощью пауки.

Задай ЭВМ определенные условия, и она найдет и назовет оптимальный вариант географического пункта для размещения твоего предприятия. При этом электронная машина учтет сырьевую и топливно-энергетическую базу, транспортные и климатические условия, требования экологии, проблему рабочих рук и подготовки кадров. Не останутся без внимания и все духовные и материальные интересы людей, которые будут работать на таком предприятии.

Когда потребовалось выбрать место для строительства нового автомобильного гиганта, известного теперь под: именем «КамАЗ», место для него — Набережные Челны — было определено именно с помощью этой науки — «региональной экономики».