Однако дискуссия в «Правде» продолжалась до 2 декабря 1927 года, дня открытия съезда.

Глеб Максимилианович Кржижановский, исходя из реальной выплавки чугуна и стали за последние годы, предостерегал от «левацких заскоков». Госплан предположительно определил выпуск автомобилей на первую пятилетку в 40 тысяч штук и осторожно проектировал ввиду их дороговизны не только план производства, по и «план внедрения» этих машин в народное хозяйство страны.

— Неужели нужен еще «план внедрения», когда каждая машина требуется повсюду, как хлеб насущный? — спрашивал себя Лихачев.

Сама жизнь отвечала ему на этот вопрос. Он получил письмо от старого товарища путиловца, уехавшего строить Магнитку.

«Дорогой Иван! — писал он. — Сюда прибыли две грузовые полуторки вашего производства АМО-Ф-15, и теперь мы возим материалы из Троицка не на лошадях, а на автомашинах. Сразу все изменилось. Вместо двух-трех суток езды на лошадях порожняком, а с грузом даже до четырех дней, на автомашине стали доезжать до Троицка за 5–6 часов и вечером того же дня с грузом возвращались обратно. Это было прямо удивительно!..»

В бесхитростных словах — «прямо удивительно!» — заключался пафос целой эпохи… Все менялось на глазах благодаря электричеству, тракторам, автомобилям. Но спрос всегда превышал предложение во много раз.

Незадолго до открытия XV съезда партии, 27 октября 1927 года, Сорокин пригласил Лихачева и Ципулина в Автотрест для того, чтобы обсудить с ними вопрос о снижении стоимости автомобиля.

То, что говорил председатель Автотреста, адресуясь к директору автозавода Лихачеву и главному инженеру Ципулину, не было для них новостью. Совсем недавно по просьбе Сорокина они сами готовили докладную в Автотрест. Их собственные выкладки возвращались к ним теперь как бумеранг.

Конструктивные и технологические недостатки грузовой машины АМО-Ф-15, удорожающие производство, были очевидны.

Однако, слушая Марка Лаврентьевича, Лихачев отметил про себя, что он очень осторожен и не хочет говорить ни об изменении конструкции, пи об устаревших методах производства.

Правда, он предупреждал, что оставляет в стороне вопрос о возможных конструктивных изменениях автомобиля АМО-Ф-15. Эти вопросы требовали, с его точки зрения, более глубокой проработки.

— Практически, — говорил Сорокин, — для того чтобы обеспечить быстрый реальный эффект в снижении цепы автомобиля, нужно заменить бронзовое литье там, где это еще не сделано, более дешевым металлом, облегчить отдельные детали, отказаться от некоторых материалов, превращающих машину в чересчур роскошную…

— Роскошную? — не сдержался Лихачев. — Да где это у нас роскошество? Помилуйте, Марк Лаврентьевич.

— А кабина? Кожаное сиденье представляет собой совершенно ненужную роскошь.

— Можно и рогожей заменить, — заметил Лихачев. Сорокин не принял шутки.

— Надо отказаться от дуба для кузова грузовика, его можно заменить березой, — сказал он, — бронзовое литье заменить чугунным повсюду, кожу или дорогой заменитель — дерматином и, может быть, «чертовой кожей».

— И что это нам даст? — с усмешкой спросил молчавший до сих пор Ципулин.

— Не знаю, надо подсчитать, — уклонился председатель Автотреста. — Но мы должны снизить стоимость машины по заводу АМО на две тысячи рублей. По Ярославскому заводу мы требуем снижения даже на четыре тысячи. Я полагаю, что если вы подойдете к вопросу по-деловому, то добьетесь такого снижения и тем самым облегчите сбыт наших машин.

Лихачев нарочито шумно вздохнул. Сорокин бросил удивленный взгляд в его сторону.

— Пожалуйста, Иван Алексеевич. Вы хотите возразить? — спросил он, взглядывая на часы. — Какие варианты у вас имеются?

— Об отсутствии сбыта нечего беспокоиться, когда начнет строиться Магнитка, — сказал Лихачев. — Серго недавно рассказывал, что Магнитке нужно девяносто шесть миллионов штук кирпича, а для доставки этого кирпича у них есть девяносто шесть лошадей.

— И что же? — спросил Сорокин, снисходительно улыбаясь.

— Я уже сказал… Мы должны увеличить выпуск, и тогда, естественно, уменьшится стоимость машины и не нужно будет безобразить ее.

— Ну и как же организовать это увеличение выпуска с вашей точки зрения?

— Не надо этакого крохоборчества, — сказал Лихачев. — Мы должны сделать все, чтобы расширить завод. Конечно, потребуются капитальные затраты. Нужно просить выделения средств. Значительное удешевление будет, когда мы сумеем организовать массово-поточное производство, выбросим все эти козелки и верстаки, поставим конвейер, повысим точность изготовлении всех частей, которые идут на сборку, введем часовой график.

— Кто же спорит! — вздохнул Сорокин. — Но денег-то нам сейчас никто не даст. Разве после съезда… Да и то надо реально смотреть на вещи. Точнейшую слаженность, как в этом часовом механизме, — он постучал пальцем по квадратному циферблату своих лонжиновских часов, — мы сами все равно не достигнем. — Он говорил по обыкновению быстро, поспешно, словно боясь, что его перебьют. — Нет, мы не готовы к этому.

Сорокин взглянул на Ципулина, явно рассчитывая на поддержку.

Но главный инженер не сказал ничего определенного, хотя из всего того, что он до сих пор говорил, казалось, что он согласен с Лихачевым.

— Для увеличения выпуска автомобилей действительно далеко, недостаточно выкинуть козелки и верстаки, — сказал Ципулин. — Нужно построить новые цехи, закупить и установить новое оборудование, поднять культуру труда.

Сорокин не дослушал Ципулина до конца. Он решительно поднялся с места.

— Большие задачи, Владимир Иванович, — перебил он, — мы поставим в будущем. А пока мы обязаны добиться немедленного снижения себестоимости на две тысячи рублей на машине. Одни говорят, что это много, другие — мало. Ну пусть остается две тысячи.

Отвозя Ципулина домой, Лихачев спросил:

— Почему вы, Владимир Иванович, о своей точке зрения ничего не сказали?

— Имеющий уши, да слышит, — проворчал Ципулин.

Хотя Ципулин никогда не говорил лишних слов, на этот раз он вдруг разговорился. Машина минут десять стояла возле его подъезда, а он вес продолжал говорить.

Председатель Автотреста считал необходимым развивать в СССР производство деталей и агрегатов автомашин не только на автозаводах, но и на других заводах, которые специализировались бы на изготовлении, например, только моторов и коробок скоростей, задних мостов и передних осей, кузовов и рулевого управления.

Это не могло вызвать каких-либо возражений. Новое и весьма спорное было в том, что Марк Лаврентьевич предлагал прибегнуть к «третьему источнику», заграничному источнику снабжения советских автозаводов, и АМО в первую очередь, качественными сталями, различными полуфабрикатами и агрегатами, ввозимыми из-за границы.

Лихачев успел выработать противоположную точку зрения. Было бы преступлением ввозить все это из-за границы и ставить развитие нашего автомобилестроения в зависимость от западных монополий.

Форд, например, не хотел попадать в зависимость даже от соседа. Иначе зачем бы он покупал металлургический завод и даже железную дорогу.

Нет, нельзя было развивать отечественное автомобилестроение, опираясь на сорокинский «третий источник».

До сих пор Ципулин говорил, что нельзя распылять единое производство по разным заводам, да еще за границей. И это вполне совпадало с точкой зрения Лихачева. Что же случилось? Почему он промолчал?

— Говорят, что зарубежные предприятия постепенно переходят на получение деталей и даже целых агрегатов извне, — сказал Ципулин. — Кооперация с другими фирмами обеспечивает бесперебойную подачу деталей на сборочный конвейер. Это следует учесть.

— Хорошо бы… Но вы сами знаете, какая у нас и со своими-то смежниками неразбериха, — сказал Лихачев доверительно.

— Можно добиться цели и при наличии препятствий и разногласий, дорогой Иван Алексеевич. Знаете теорему Вариньона?