Сроки, были выдержаны.

Московский автомобильный завод вступил в строй 1 октября 1931 года. Каждому амовцу на всю жизнь запомнилась минута, когда поставили раму автомобиля на конвейер и вдруг вся цепь пошла. Какой восторг охватил всех!

В глазах присутствующих это был, конечно, не просто конвейер — железная цепь в холодном металлическом мире Форда, где человек знает только свой болт и свою гайку, и где он целый день поднимает или опускает правую или левую руку, и где, как говорил Форд, «чтобы работать рядом, вовсе нет надобности любить друг друга». Нет… Это был поток, организующий и объединяющий одним своим существованием огромный рабочий коллектив.

Секретарь парткома Леонид Немцов, бледный от волнения, открыл торжественное заседание конференции, посвященной пуску завода, и предоставил слово Лихачеву. Директору долго аплодировали. Аплодировали не только старейшие рабочие, но и весь президиум с Серго Орджоникидзе во главе, а он, Лихачев, стоял на трибуне и тоже аплодировал коллективу.

Нет слов, все работали героически, честно, не покладая рук. В цехи влились уже тысячи новых рабочих, которые «никогда не видали заводской трубы», как это говорил Лихачев.

Нужно было мобилизовать, воодушевить, правильно расставить, повести за собой весь этот разнообразный коллектив или «двинуть» нашу армию в бой за овладение «повой техникой».

Говоря о лучших ударниках стройки, он не забыл никого из именитых строителей: Прокофьева, Левочкина и Осипова, Хайрулина и Толстого, Бондаренко и многих других, кто, принарядившись, сидел теперь в первых рядах, оживленно и радостно перешептывался друг с другом.

Правда, Лихачев, подводя итоги, не говорил в их адрес чего-либо особенно приятного.

— Когда строили завод, то было и плохое качество, — говорил он. — Целый ряд наших зданий служит, так сказать, памятниками этого плохого качества. Например, южная пристройка — рамы косые, подоконники кривые, цоколи не оштукатурены. Механосборочный, главный конвейер имеют такие же недостатки. Если бы мы как следует подрались, этого бы не случилось.

— Ну зачем так говорить? — возражали ему. — Неужели в любом случае нужно долбить друг друга до бессознательного состояния.

— Никто никого не долбит, — говорил Лихачев твердо. — Просто тут нужно не только знания, а и все большевистское чутье вложить надо. Ведь наш завод есть тот самый завод, о котором мечтали поколения. Ну как же нам за такой завод не подраться.

Серго Орджоникидзе тоже поднялся на трибуну. Он хорошо знал, сколько труда, сколько усилий, сколько энергии пришлось совсем недавно потратить на то, чтобы Сталинградский тракторный завод после такого же торжественного пуска поставить на ноги, овладеть ритмом, овладеть конвейером. И сегодня, когда АМО торжествовал победу, он не мог не сказать, что «с некоторым волнением, с некоторым сомнением ждет завтрашнего дня…».

— Завершен первый этап большой работы по окончанию строительства завода АМО, — говорил Серго, — ибо сказать, что это реконструкция, было бы просто неправильно. Мы уже убедились на примере Сталинградского тракторного, что построить завод, смонтировать его нелегко, и все-таки мы это сделали.

Он помолчал с минуту, заставив людей вспомнить «ошибки СТЗ».

Сталинградский тракторный — первый в СССР завод с поточной системой производства — не сходил с повестки дня Политбюро и Пленумов ЦК партии. Предполагалось, что выпускать он будет 144 трактора в день, но в первый день с конвейера сошел всего один трактор, да и то не без происшествий — пришлось подпиливать полуось, чтобы насадить на нее колеса. В следующий день сталинградцы не сумели собрать даже одного трактора.

Массовое поточное производство не давалось в руки. Нужно было овладеть им. И это произошло на СТЗ только осенью 1931 года.

— Овладеть потоком, пустить высокую технику на службу Советскому Союзу — это окажется гораздо более трудным делом. Готов ли завод АМО преодолеть те же самые трудности? — завершил вопросом свою речь Серго.

Но никто пока не мог этого гарантировать, хотя коллектив и направил свои торжественные рапорты в ЦК и МК ВКП(б); в Совнарком СССР, в Московский Совет и получил многочисленные приветствия и поздравления от центральных и районных парторганизаций, от заводов и фабрик, институтов и воинских частей, писателей и художников, пионеров и комсомольцев, ветеранов партии и героев труда.

На конференции была получена телеграмма ЦК ВКП(б).

«С большим удовлетворением ЦК ВКП(б) отмечает победу рабочих и административно-технического персонала завода АМО. Там, где русские капиталисты могли построить автомобильные мастерские с отсталой техникой, с низкой производительностью труда, с варварскими приемами эксплуатации, создан могучий гигант с производительностью в 25 000 грузовых машин, с применением всех достижений современной техники.

Ваша победа — это победа всех трудящихся нашей страны. ЦК ВКП(б) выражает непоколебимую уверенность, что за этой первой большой победой последуют наши другие победы.

Горячий большевистский привет всем строителям первого в СССР автогиганта завода АМО».

25 октября 1931 года завод АМО выпустил 27 грузовиков. Это было событием. На новых машинах поехали в Кремль.

Первую машину из этого выпуска завод подарил редакции газеты «Правда». Одновременно грузовики были переданы в подарок ЦК, МК, Пролетарскому райкому партии, ВСНХ, ВЦСПС, заводам «Динамо» и «Серп и молот».

Газета «Правда» 31 октября 1931 года так писала об успешном пробеге новых машин АМО-3 по маршруту Москва — Ленинград: «Результаты пробега следует считать блестящими, тем более что автомашины, за исключением электрооборудования, были целиком сделаны из советских материалов и работают на советских моторах».

Лихачев мог подвести черту под хроникой своей борьбы. Он одержал первую большую победу. В знак признания этой победы Московскому автомобильному заводу, как и многим другим заводам, выстроенным в то время, было присвоено имя Сталина.

К апрелю 1932 года автомобильный завод имени Сталина выпускал 55 машин АМО-3 в день, в одну смену.

Выявились неполадки в балансировке коленчатого вала двигателя. Станки для динамической балансировки типа «Толедо» были новые, только что прибывшие из-за океана. Никто досконально не знал, как с ними управляться.

Ездили за помощью на авиационные заводы, на Сталинградский тракторный, и все бесполезно.

В конце концов наладить балансировку коленчатых валов взялся начальник механосборочного Фома Семенович Демьянюк. Он снял пиджак, засучил рукава «ковбойки» и встал за станок. Так он провел на заводе несколько суток, проверяя расчеты, составляя таблицы, вычерчивая кривые и снова подходя к станку.

Комсомольцы с любопытством наблюдали за единоборством своего упрямого начальника с новой американской техникой. Задача оказалась не из легких. Только на третью ночь Демьянюк одержал победу. Комсомольцы качали его, подхватив по дороге из цеха в красный уголок. И конечно, был митинг.

— Когда я смотрел, как работал Демьянюк, — сказал на этом митинге Лихачев, — мне все вспомнилось. Во-первых, как мы проектировали завод, глядя в рот американцам. Во-вторых, как они нам давали советы… Сквозь зубы… Каждый совет надо было выдирать. Вот почему американцы говорили: работать, а мы — бороться, драться, воевать за новую технику. А теперь я увидел, как он работает, и подумал: вот наш молодой советский инженер, окончивший МВТУ, нашу советскую высшую школу, а работает лучше американцев. И мне стало ясно, что наш завод — это и есть тот самый завод, на котором наконец воздухом социализма можно дышать.

Работа завода, как в зеркале, отражалась теперь в движении конвейера. Бывало, что конвейер останавливался, тогда на контрольном щите мгновенно вспыхивала красная лампочка, обозначающая условно номер цеха или участка, по вине которого это произошло. Такие лампочки вспыхивали у начальника цеха, у диспетчера, у начальника производства. Все сбегались в ту же минуту к месту происшествия. Кто-то отставал, но справлялся, кому-то нужно было помочь.