И вот приостановить!

Почему? Этого пока никто не знал, но следовало предполагать, что председатель Автотреста ориентируется отныне на производство американцев. По крайней мере, письма, которые Лихачев и Ципулин получили от своего начальника из Нью-Йорка, свидетельствовали о том, что он нашел автомобильную промышленность Америки далеко ушедшей вперед и что европейские методы производства — это уже вчерашний день автомобилестроения.

В последнем письмо Марк Лаврентьевич юмористически описывал свою попытку обратиться к фирмам «Крейслер» и «Дженерал Моторс» за технической помощью и советом. Крейслер встретил его вопросом: «Москва собирается выпускать четыре тысячи машин в год?.. — удивился он и расхохотался. — Всего четыре тысячи! Не все ли равно, как их выпускать?»

Ципулин горестно соглашался, что просить технической помощи у американских воротил при столь мизерных масштабах просто смешно.

Наконец Сорокин прислал решающее письмо на роскошной бумаге с водяными знаками. В нем он сообщал, что выбрал примерный образец машины, называемый «Автокар», и просил санкционировать этот выбор. Он прилагал фотографии машины.

Лихачев хотя и понимал, что Сорокину важно получить согласие директора завода, но дать оценку «Автокару» по фотографии отказался.

Председатель Автотреста со свойственной ему самоуверенностью пренебрег этим. Он купил машину и решил везти ее в Москву на свой страх и риск.

Следующее его письмо было предельно официальным. Он сообщал, что ему удалось достигнуть принципиального согласия целой группы американских автостроителей, которые хотят оказать АМО широкую техническую помощь. Во главе их стоит известный американский инженер Брандт, имеющий в Нью-Йорке собственную фирму. Он берется разместить в габаритах, предусмотренных Ципулиным, оборудование для выпуска 25 тысяч автомашин в год.

Самоуверенные слова американца, должно быть, нравились Сорокину, и он подчеркнул их, сопровождая восклицательными знаками.

Двадцать пять тысяч машин!!!

Это казалось невероятным.

Ципулин засмеялся.

— Как это вы любите говорить, Иван Алексеевич, подождем, дорога котомку увяжет!

— Что правда, то правда, — сказал Лихачев. — Подождем.

Ждать пришлось недолго.

Месяц спустя Сорокин вернулся из Америки и привез образец «Автокара». Лихачев сразу же помчался в Автотрест смотреть машину. Но оказалось, что «Автокар» еще не прибыл, его только обещали доставить в ближайшие дни. Марк Лаврентьевич был обижен: почему не ответили на его письмо и не сообщили, согласны ли с выбором машины. Конечно, он обошелся и без этого согласия, но, увидев Лихачева, прежде всего напомнил:

— Я ждал вашего ответа!

— Что же можно было ответить? — нахмурился Лихачев. — У нас ни чертежей, ни исходных технических данных, ничего нет… по фотографии?

Сорокин уклонился от прямого ответа и спросил:

— Семенов говорил тебе, что американцы приедут в первой половине августа. Хорошо бы обеспечить к их приезду все необходимые материалы, чтобы они сразу приступили к делу.

— А что же будет с проектом Владимира Ивановича?

— Он не возражает. Он нам и проект свой посылал в Германию. Брандт с его проектом познакомился. Когда они приедут, будут руководить нашими инженерами, то всю реорганизацию закончат в шестнадцать месяцев.

— Вот как! — воскликнул Лихачев. — Они собираются нами руководить?

— Наши инженеры не останутся в претензии, — сказал Сорокин. — Платить будем аккордно… Это им будет выгодно. По крайней мере, той группе товарищей, которые захотят работать под началом американцев.

— Ах, выгодно?! Бывает, пошел по шерсть, а воротился стриженый.

— Конечно, выгодно, — сказал Сорокин, не поняв иронии. — Надо, чтобы они пообтерлись около американцев и приобрели новые навыки работы. Проведем реорганизацию не только производства, но и системы учета, бухгалтерии, нормирования.

— Понятно, — твердо сказал Лихачев. Сорокин опешил от его отчужденного тона.

— Постой, постой. Я тебя что-то не пойму.

— А что тут понимать, Марк Лаврентьевич. Посмотрим раньше, что это за проекты. И что это за американцы. Приезжали уже тут американцы.

— Ты не сердись. Они тут совершенно ни при чем. Они народ подневольный.

— Я на них и не сержусь, — сказал Лихачев, подумав. — Но почему этот подневольный народ должен руководить нами? Я всегда спрашиваю, — сказал он, — зачем они за это берутся. В чем их выгода?

— Просто им нужна работа.

— Кому? Брандту? Вы говорили, что у него своя фирма.

— А фирме разве не нужны заказы?.. На них сердиться не надо. Они мыслят иными категориями.

— Я знаю, — сказал Лихачев. — Я вижу, что нам надо было сначала изучать азбуку капитализма, а потом уж азбуку коммунизма, а у нас все шиворот-навыворот получается.

— Что касается меня, Иван Алексеевич, то должен тебе сказать, что азбуку капитализма я хорошо освоил, — с оттенком обиды сказал председатель Автотреста.

Лихачев вздохнул, вспомнив, что Сорокин и в самом деле прожил в Америке много лет и, следовательно, не мог не быть знаком с теми традиционными явлениями беспощадной капиталистической действительности, которые он называл «азбукой капитализма».

Сорокин задумался и после длительного молчания начал говорить необычно для себя, осторожно, подбирая слова:

— Смотря что ты называешь азбукой. Вот был у меня знакомый мастер в Питтсбурге. У него были ученики, и для них он разработал азбуку. Она, пожалуй, и для нас годится.

Глядя на Лихачева, он начал припоминать, переводя с английского на русский;

— Вот какая это была азбука. Мы не должны давать задание, выполнять которое не научили. Мы должны знать, к чему стремимся, чему хотим научить. Надо идти от простого к сложному и знать переходные звенья. Работать нужно правильными приемами: сначала точность, потом скорость. Завод не должен доучивать… Словом, а, б, в, г, д… полная азбука.

— Вес это правильно, только почему же завод не должен доучивать? — перебил его Лихачев. — Наш завод обязательно должен доучивать.

— А выработку кто должен давать? Ты будешь доучивать, а кто будет давать выработку? — засмеялся Марк Лаврентьевич.

Что и говорить… Марк Лаврентьевич освоил эту «азбуку». Выгодно… Невыгодно… В Америке завод в первую очередь должен был давать прибыль. Но… наш завод должен был одновременно и учить. Лихачев уже собирался организовать в будущем и ФЗУ и техникум. Может быть, завод в Америке и не должен доучивать, он уволит недоучку. А здесь он должен доучивать и даже воспитывать, должен, чего бы это ни стоило.

Лихачев и сам доучивался. На обширном директорском столе всегда лежали аккуратные — аккуратность была свойственна Лихачеву во всем — стопки книг с закладками. «Сопротивление материалов», «Металлография», «Теоретическая механика». По утрам к нему приходили преподаватели. Занятия эти, тесно увязанные с практикой, дали Лихачеву возможность поступить позже на заочное отделение Промакадемии.

Значит, можно было учиться и доучиваться.

И в дальнейшем жизнь постоянно показывала Лихачеву, что между «азбукой капитализма» и «азбукой коммунизма» всегда было различие, и он безошибочно определял, в чем это различие состоит.

Нет… Завод должен был доучивать.

2 апреля 1929 года в 6 часов вечера партбюро завода с активом слушало сообщение Сорокина о результатах его поездки в Америку во главе правительственной комиссии. Марк Лаврентьевич пробыл за границей десять месяцев. Задача, которая была поставлена перед ним правительством, заключалась в том, чтобы найти наиболее дешевую и современную модель грузовой машины. Хотя в проекте Ципулина и был взят курс на АМО-Ф-15, Ципулин и сам рассчитывал на то, что можно будет изменить тип машины, если удастся найти новую модель.

Сорокин считал, что «Автокар» и была та самая искомая машина.