Лихачеву приходилось быть не только директором, но и завхозом, и. комендантом, и бухгалтером, и судьей.

Однажды напечатали в стенной газете очерк о директоре — «Море было его мечтой».

— Море?! Какое море?.. Когда это было? — смеялся он.

Если у него и была теперь какая-либо мечта, то это была мечта о часовом графике, без которого не может существовать массово-поточное производство, о взаимозаменяемости частей, о перевоспитании сезонников.

При таком положении дела кадры решали вес. Нужны были опытные люди, способные овладеть новой техникой.

Старые инженеры не имели каких-либо практических навыков в области массово-поточного автомобилестроения. Во всей стране трудно было найти таких инженеров, опыт которых позволил бы поручить им организацию и управление гигантскими автомобильными и тракторными заводами, которые теперь, в первой пятилетке, предстояло построить.

Старые инженеры еще не видели таких заводов и, естественно, понятия не имели, как управлять ими. Они не знали, что решение каждого технического вопроса предполагает отныне умение рассмотреть его в связи с другими социальными и политическими вопросами.

Он, Лихачев, должен был все же найти таких людей, и лучше молодых людей, на техническое разумение и опыт которых можно было положиться. На заводе были молодые инженеры, которые заставляли считаться с собой. К ним прислушивались. Они получили техническое образование, окончили МВТУ, получили дипломы. Но разве только их теоретические знания сопротивления материалов, или металлографии, или механики были прежде всего нужны для того, чтобы руководить передовыми предприятиями?

Их нужно было еще воспитать, научить работать в коллективе, сделать заводскими людьми.

Словом, нужно было готовить умелые руководящие кадры для всех ступеней управления, но, пожалуй, прежде всего нужно уметь видеть способных организаторов возле себя и уметь выдвигать их, показать и передать их опыт.

Главный инженер Владимир Иванович Ципулин был полностью погружен в дела реконструкции завода. Техническим директором был Виктор Герасимович Лапин.

Между ним и Лихачевым вспыхивала зачастую такая словесная дуэль:

— Все это теперь очень просто, — говорил заносчиво Лапин. — Несколько контролирующих машин способны создать воспитывающую «обстановку доверия», столь необходимую для организации и управления предприятием.

— Вот как?! — воскликнул Лихачев. — Хотел бы я посмотреть на эту машину. Да, вы, Виктор Герасимович, оказывается, Манилов. Нет… Пока вместо меня самого не доставили машину, я предпочитаю найти людей.

И он нашел их.

Василий Александрович Чернушевич, сыгравший в деле становления завода большую роль — с его именем была связана организация механизированной литейной ковкого чугуна, рассказывал, как на вопрос Лихачева: «Хотите ли вы у нас работать?» — он дал сразу положительный ответ, хотя твердого решения у него тогда не было. Он пришел на завод только «посмотреть».

С того первого момента, как Чернушевич в сопровождении Виктора Герасимовича Лапина, своего старого школьного товарища, прошел по территории завода, он влюбился в завод. Накануне революции он окончил Киевский политехнический институт и работал на заводах «Красный пролетарий» и «Красный профинтерн». Это были небольшие предприятия.

Его взволновало то, что Лапин предлагал ему теперь строить литейную на этом автомобильном заводе и показать, на что он способен.

В первый день Лапин и Чернушевич долго искали Лихачева и нашли его наконец в механосборочном. Лапин выдвинул Чернушевича вперед и сказал Лихачеву:

— Вот, Иван Алексеевич, это и есть тот человек, о котором я тебе говорил. Инженер-литейщик.

— Очень хорошо, — кивнул Лихачев и взглянул на Чернушевича. — Хотите у нас работать? — спросил он просто.

— Желание большое, только меня могут не отпустить, будут чинить препятствия, — сказал Чернушевич. — Не так-то просто.

— Ничего. Мы добьемся. Было бы желание с вашей стороны.

Желание, безусловно, было. И Лихачев добился. Прошло очень немного времени, и Чернушевич стал человеком «лихачевской ориентации».

Лихачев предугадал это. Он сразу же спросил:

— Как вы думаете, с чего нам нужно начинать?

— Начинать нужно со стали, — твердо сказал Чернушевич. — Стали у иас до сих пор нет.

— Как это? — воскликнул Лихачев. — Вы думаете, мы на импортной стали будем работать?

Лихачев был твердо убежден, что качество металла советских заводов выше, чем у стали, которую варили европейские передовые заводы. Завод АМО получал материал из Германии, Польши, Чехословакии и Швеции. Польский материал последней партии был забракован на все сто процентов. Получили сталь из Чехословакии — всю целиком забраковали. Даже лонжеронную немецкую браковали на 30 процентов.

Когда на АМО привезли мариупольскую сталь, то против всех ожиданий из двух тысяч листов только десятка полтора было выкинуто по вине материала. На «Красном Октябре» прекрасно варили хромоникелевую сталь. «Серп и молот» варил сталь не хуже, чем немцы.

Рассказав об этом, Лихачев спросил с откровенной улыбкой:

— Это факты или нет?

— Наша сталь, может, и хороша, но ее нет, — проворчал Чернушевич. — У нас и скрапа нет, и заводы черной металлургии отстают. Вы это и сами знаете. Правда, в последнее время мы из Германии получаем никуда не годный материал. Но они умеют делать и хороший. Например, ванадиевую сталь.

— А зачем вам ванадиевая сталь?

— Форд применяет. Я вам говорил…

— Лет двадцать назад применял, — возразил Лихачев. — Какую теперь применяет? Не знаю. Вот погодите, поедем — и узнаем.

— Куда поедем?

— В Америку поедем. Я тоже с детства мечтал в Америку ехать. Интересно!

— Еще бы!

— С этого, пожалуй, и надо будет начинать, — сказал Лихачев.

Выводы комиссии Н.И. Подвойского, присланной на завод из ЦКК ВКП(б), говорили о слабости партийной работы.

— Партийность — это главное, — сказал на партсобрании Серго Орджоникидзе. — Тот хозяйственник, тот директор, тот начальник цеха, который умеет противостоять, сохранить целиком свое партийное нутро по-большевистски, тот молодец. А тот, кто сбивается с этого пути, из того ничего не выйдет. Партийность прежде всего.

В связи с этим в августе 1928 года на завод для укрепления партийного руководства был прислан Рогожско-Симоновским РК ВКП(б) Сергей Степанович Игнатов.

Он прошел тот же путь, что и Лихачев, — увлекался автомобилями, служил в армии шофером, вступил в партию в 1917 году, участвовал в гражданской войне, работал в органах ВЧК.

Казалось, при таком сходстве биографий им легко будет работать вместе. Но все это без учета характеров, верней, разницы характеров. А это было причиной многих случаев нарушения единоначалия, подмены распоряжений директора.

1929 год был для Лихачева завершением первого этапа пути, когда можно было подводить итоги и извлекать уроки из своих успехов и из своих ошибок.

Срок окончания строительства завода АМО по проекту Ципулина был утвержден 1 января 1929 года. Андрей Никитич Прокофьев, управляющий трестом «Строитель», строил по «горячим» чертежам. Сегодня доставлен чертеж, завтра начинают работать. Именно поэтому строительство велось весьма неровно. Расширение главного корпуса уже закончилось, а к кузнице только приступали. Но так или иначе, дело близилось к концу.

И вдруг за несколько дней до конца срока, в декабре 1928 года на заводе была получена телеграмма от председателя Автотреста из Нью-Йорка.

Сорокин извещал, что строительство по проекту Ципулипа нужно приостановить. За границу никого не посылать. От закупки нового оборудования воздержаться.

На заводе это вызвало шум, споры и сумятицу.

Ципулин ориентировался на серийное производство немцев и на их масштабы выпуска. Работники завода, вернувшиеся из Германии с завода «Мерседес», поддерживали его и стойко держались понравившейся им технологии. Строительство было почти полностью закончено.