Оооох!
Я пребывал в нокауте, но это не остановило Лорну, 28-летнюю ирландку, занимающуюся пиаром, чтобы еще раз пнуть меня, хотя я и так уже был повержен.
— Первый раз я увидела его в ночном клубе, где он покатывался со смеху с моей подругой, — захихикала она. — Ей так хотелось избавиться от него, что она сказала, будто ей надо в уборную, и сбежала.
Грррррр!
Им хватило пяти минут, чтобы разнести вдребезги все мои иллюзии о том, что они проявят ко мне снисхождение. Относясь к происходящему как к шутке, эти женщины решили, что могут посмеяться надо мной. И тогда я понял, что предстоящие два часа будут настоящей пыткой. Я просто не знал насколько.
Следующим вопросом на повестке дня оказались мои волосы.
— Он и в самом деле лысый или просто очень коротко подстрижен? — спросила Кэндес Бушнелл.
Строго говоря, Кэндес не входила в «потенциальный круг покупателей», потому что ей больше 35 лет, но она такая чертовски сексуальная, что, будь у меня шанс начать с ней встречаться, я бы ни за что от него не отказался. Я для того и попросил ее принять участие в этом действе, чтобы узнать, как она ко мне относится.
— У него прогрессирующая лысина, — ответила Мэг, 30-летняя консультантка по предметам искусства.
— Я никак не могла определиться, — ухмыльнулась Кэндес, — ну, знаете, из-за небольшого пушка у него на голове.
К этой минуте они уже позабыли о том, что я наблюдаю за ними. По крайней мере я на это надеялся. Мне было невыносимо думать, что все сказанное лишь урезанная версия их настоящего мнения обо мне. Время от времени они бросали взгляд в мою сторону, и на мгновение я думал, что они смотрят на меня. Но потом понял, что они просто смотрят на свое отражение в зеркале.
Потом участницы посиделок перешли к обсуждению моей квартиры, которую, к счастью, видела только одна из них. Но к несчастью, ею оказалась Люси, моя снисходительная подруга из Англии.
— Я была удивлена, какой она выглядела чистой и опрятной, — сказала она. — Квартирка очень мила, и он по-настоящему ею гордится и любит рассказывать, где купил каждую вещь из своей обстановки.
— У него хорошая обстановка? — спросила Хейзл.
— Нет, — ответила Люси, — но, как бы вам сказать, в ней все тщательно подобрано.
Я мысленно сделал для себя пометку: «Если тебе когда-нибудь удастся подцепить девушку в Нью-Йорке, настаивай, чтобы вы отправились к ней домой».
Пока комментарии я оценивал как довольно сносные. Но Хейзл, обученный консультант по исследованию рынка, была решительно настроена добраться до сути проблемы. В чем же заключались мои реальные недостатки как мужчины?
Мэг, американский консультант по предметам искусства, сразу взяла быка за рога.
— Он не в состоянии иметь дело с сексом, — заявила она. — Он склонен подавлять. Он не умеет комбинировать секс и любовь к кому-нибудь.
Собравшиеся отреагировали на ее слова дружными кивками: да, да, именно так. Особенно это произвело сильное впечатление на Кэндес.
— Мэг из тех женщин, с кем Тоби следовало бы встречаться, — провозгласила Кэндес. — Но она чувствует, что у него серьезная проблема, и это отбивает у нее всякое желание связываться с ним.
— Так оно и есть, — согласилась Мэг.
Мне стало больно, хотя я никогда не просил о свидании. У меня было ощущение, словно группу опытных покупателей, привыкших ходить за покупками в «Харродс»,[174] попросили высказаться об их отношении к некоему товару из магазина «Вулворт».[175] Я был выбран, обнюхан и признан негодным.
Чтобы добиться окончательного ответа, Хейзл спросила, мол, а вообще думал ли кто-нибудь из них начать со мной встречаться?
— Для меня Тоби интересен только как очень умный собеседник, — ответила Люси, пытаясь проявить снисходительность. — Но физически он совершенно не привлекает.
Кэндес была более откровенной.
— Я никогда всерьез не задумывалась об этом, — призналась она. — Я всегда воспринимала его как друга.
— Но если ты не задумывалась, значит, ты не заинтересована в нем, — заметила Люси, позабыв о всяком снисхождении. — Хотя не думаю, что физически с ним что-то не так…
Наступила неловкая тишина. Единственный звук, который ее нарушал, — всхлипывания, доносящиеся из-за двухстороннего зеркала.
Однако Хейзл не закончила экзекуцию. Она решила надавить на Кэндес, пытаясь выяснить, вдруг я тот человек, который мог бы однажды сексуально ее заинтересовать. Я задержал дыхание. Наступил момент истины.
— Честно говоря, мне трудно представить себя вместе с Тоби, — ответила Кэндес. — Я вообще себе такого не представляю. Он из тех людей, с кем я бы могла подружиться, но я бы никогда, я бы просто не смогла…
— Ты хочешь сказать, что не думаешь о нем, как о человеке, с которым ты могла бы заняться сексом? — спросила Хейзл.
— Я нет, — ответила Кэндес, словно подчеркивая: «Но это только я».
— Думаю, как и все присутствующие, — радостно заключила Хейзл. — Кто-нибудь хочет еще вина?
Забудь о вине, Хейзл. Как насчет порции яда?
Честно говоря, к концу встречи я чувствовал себя скорее выжатым как лимон, чем склонным к самоубийству. Все это было куда напряженнее, чем я ожидал. Меня словно пропустили через особо суровую форму групповой терапии. Смысл встречи, задуманной как помощь мне улучшить перспективы в качестве потенциального бой-френда, потерялся в процессе. Вместо этого я просто узнал, что действительно думают обо мне некоторые из моих друзей. Я был лягушкой, у которой имелись все шансы превратиться в прекрасного принца, но никто из них не хотел поцеловать меня, чтобы выяснить это наверняка.
Другая заметка на память: «Никогда не подслушивай то, что твои друзья говорят о тебе. Ты можешь услышать нечто, что тебе слышать не следует».
На следующий день Хейзл позвонила мне, чтобы сообщить результаты «вскрытия».
— Вы интересный фрукт, но они предпочитают вас очищенным от кожицы, — сообщила она. — Они более заинтересованы в вашем внутреннем содержании, чем во внешнем виде.
Другими словами, сексуально я их не привлекаю. Конечно, спасибо, это я уже понял.
— Если сравнить вас с алкогольным напитком, то вы скорее похожи на текилу, чем на коньяк, — добавила Хейзл. — Коньяк символизирует интимность, романтику и так далее, тогда как текила — это общение, вечеринка, компания…
— И каким же образом мне изменить «марку»?
— Покажите свою серьезную сторону. Покажите людям, кто вы на самом деле. Вам удалось заинтересовать этих женщин. Теперь вы должны показать, что вы тоже заинтересованы в них. Не думаю, что люди видят, насколько вы уязвимы. А женщины хотят именно этого, они хотят некоторой мрачности в мужчинах.
Мрачности? Что она имеет в виду?
— Поменьше блестящей мишуры, побольше реального содержания, — заключила она. — Проявляйте побольше эмоций.
Итак, вот в чем моя проблема. Я должен научиться корректнее проявлять эмоции. Женщины воспринимают меня как «Текилу Сламмер»,[176] но немного усилий, и я могу стать «Текиловым рассветом».[177] К сожалению, женщины, с которыми мне бы хотелось встречаться, были из тех, кто любит «Сламмер». После сурового испытания по смене торгового знака я решил остаться верным более испытанному методу улучшения своих перспектив у женщин — туфли на платформе и средства от облысения.
31
Не прикрывая лысины
Борьба с Гарри и Тиной неожиданно привлекла ко мне внимание Боба Гуччионе-младшего, 40-летнего основателя журнала «Спин»[178] и сына легендарного владельца журнала «Пентхауз». Весной 1998 года Гуч, именно так он больше известен, только что положил в свой карман 18 миллионов долларов от продажи «Спин» и находился в процессе создания нового мужского журнала под названием «Джиэр». Успех в Объединенном Королевстве «Лоадид», «FHM» и «Максим» заставил некоторых издателей задуматься о том, чтобы начать публикацию похожих переполненных тестостероном журналов и в Штатах, и Гуч намеревался стать здесь первопроходцем. Хотя предполагалось, что в отличие от обычных британских журналов для мужчин у «Джиэр» будет легкая претензия на интеллектуальность — несколько серьезных репортажей вперемешку с пивом и девочками. По сути, американская версия «Лоадид». Прочитав о моей стычке с главной влиятельной четой Нью-Йорка, Гуч решил, что я именно тот «политически некорректный» журналист, который ему нужен, и предложил мне работу штатного автора.