Но, проработав в «350» несколько месяцев, я понял, что ошибался. Эти люди оказались не столь циничными, как я себе представлял. Время от времени они действительно говорили то, что хотят услышать рекламодатели, и даже принимали взятки в виде дорогих вещей, но при этом по-прежнему были убеждены, что скорее улавливают тенденции, чем создают их. Словно подкупленные священнослужители, чье злоупотребление своим влиянием не означало утраты веры, они искренне верили во всю чепуху, которую навязывают другим. Создатели «глянцевых чудес» воспринимали и воспринимают свою деятельность как работу в национальном метеорологическом центре, где от них ожидают предсказаний о том, что же скрывается за горизонтом. Стоит ли говорить, что на самом деле процесс этот далеко не такой простой и объективный, как они его себе представляют. Своим появлением модные тенденции обязаны определенному поведению людей, но для этого необходимо, чтобы люди думали, будто тенденции уже существуют, а они лишь следуют им или их предугадывают. И журналы «Конде наст» настоящие мастера убеждать людей в том, что их прогнозы действительно основываются на чем-то реальном. И в каком-то смысле они правы. Им удается убедить других, потому что им удается убедить самих себя. Они из тех, кого называют истинными верующими. Как сказала Тина Браун: «Сай пуповиной связан с "духом времени"». Им кажется, что все перемены в области моды вызваны мистическими, почти сверхъестественными причинами. Они искренне полагают, что вкусы в обществе подчиняются изменчивой мелодии, которую выводит незримый волынщик.

Вера в существование невидимого дирижера, не важно, как они его называют — «дух времени», «коллективное бессознательное» или «народная воля», — это фундамент религии глянцевых журналов. Вот почему они так зачарованы всем, что происходит в мире моды. Я говорю не только об одежде, хотя, уверен, вряд ли кому-нибудь из них понравилось бы оказаться застигнутым в нарядах из прошлогодних коллекций, — я имею в виду все, что считается «самым последним писком», начиная от самых последних безделушек и заканчивая новейшими клубами. Они верят, что, одеваясь в стильные вещи, напевая популярные мелодии и обедая в самых модных ресторанах, они соприкасаются с чем-то значимым и великим. С их точки зрения «дух времени» — это мистическая непостижимая сущность, обладающая теми же качествами, что и сущность божественная. Она незрима и вездесуща, она обитает в нашем мире, но не является его частью. Но что самое важное, она указывает, как им следует себя вести, а как нет. Короче говоря, она является отдаленным эхом воли Всевышнего. Подчиняясь «духу времени», они обретают положение, схожее с тем, что обретают Божьи избранники в некоторых христианских сектах, — быть в моде значит пребывать в милости. Как ни кощунственно это может прозвучать, но механизм, который скрывается в «Конде наст» и порождает вокруг себя всеобщее волнение, в чем-то очень близко напоминает Бога в иудейско-христианской теологии.

Именно этот религиозный культ я и не мог воспринимать серьезно. Но в Нью-Йорке в большей или меньшей степени его разделяет каждый. Как написал B. C. Притчетт: «На земле нет другого такого места, где бы так неутомимо гонялись за новизной». Против этой крайней формы материализма предостерегал Токвиль в книге «Демократия в Америке», против одержимости телесными удовольствиями в ущерб бессмертной душе. Если не обращать внимания на то, что этот культ является полной противоположностью христианства, он содержит остатки той системы вероисповедания, на смену которой пришел.[143] Мужчины и женщины, работающие в «Конде наст», являются верховными жрецами этого культа, и для них было очевидным, что я не вхожу в их паству. Плохо уже то, что я ежедневно насмехался над абсурдностью жизни в «350», но когда откровенно проявлял презрительное отношение к убеждениям преданных сотрудников «Конде наст», на которых основывается вся доктрина… Это слишком! Хотя они и не могли сжечь меня на костре, но, не тратя времени, просто взяли да и вышвырнули из окна.

Дневник Миджет[144] Джонс

Мои перспективы с женщинами выглядели так же, как и моя профессиональная карьера. Когда я только приехал в Нью-Йорк, я был уверен, что этот мир готов раскрыть передо мной свои возможности, словно устрица створки — по крайней мере после того, как я съем их дюжину-другую. По всеобщим отзывам, я вторгся в рай для одинокого мужчины. Мне не раз приходилось слышать, что на Манхэттене незамужней 30-летней женщине легче получить удар молнии, чем найти мужа. Поэтому я был уверен, что в окружении такого огромного количества отчаявшихся одиноких дамочек я в два счета найду, с кем переспать.

Но оказалось все не так-то просто.

Когда нью-йоркские женщины жалуются на нехватку мужчин, они имеют в виду недостаток высоких, неженатых и богатых представителей сильного пола, которые еще могут похвастаться своей шевелюрой. А такой низкорослый, лысый, похожий на Уильяма Хагью и нищий господин, как я, им совершенно неинтересен. Мои попытки соблазнить «принцесс с Парк-авеню» с помощью превращения себя в «Достопочтенного Тоби Янга» закончились ничем, а моя принадлежность к «Вэнити фэр» не привлекала даже обычных, или, если выражаться языком «Конде наст», «штатских», женщин. Нью-йоркская дама не торопилась отправиться домой с мужчиной, с которым познакомилась в баре, как я себе воображал до того, как оказался в этой стране открытых возможностей, по крайней мере не с таким, как я.

Отчасти это объяснялось тем, что для утомленного слуха измотанных в боях женщин Манхэттена насмешливо-ироничные заигрывающие реплики, которые я отточил до совершенства в клубах и пабах Лондона, звучали как женоненавистнический вздор.

Я. Мои глаза заплутали в этом направлении, и я решил подойти, чтобы найти их!

Она. Отвали.

Я чувствовал себя Остеном Пауэрсом, секретным агентом с лошадиными зубами, замороженным в эпоху Свингующих шестидесятых и оживленным в эру с более сдержанными нравами. И очень скоро я сообразил, что единственный способ заполучить хоть какой-то шанс с американкой — это попытаться пригласить ее на свидание.

Я провел за этим занятием полтора года, но так и не смог разобраться в сложностях американского ритуала, связанного с ухаживанием. Честно говоря, я даже не был уверен в том, что представляет собой свидание. Если двое мужчин и две женщины отправляются вместе на ужин — это просто дружеская встреча или «двойное свидание»? Если ты приглашаешь женщину выпить, можно ли считать это свиданием? Или это «свидание без свидания»?..

Одно я знал точно: если женщина звонила, чтобы отменить встречу, значит, то, что у нас намечалось, определенно было свиданием. За то время, что я пытался покончить с одиночеством, мне пришлось выслушать целый список самых смешных отговорок. Например, одна женщина сказала, что не может оставить квартиру, потому что ее недавно приобретенный котенок страдает от «страха быть брошенным».

Кроме того, в издательской среде Нью-Йорка развелось слишком много людей, которые пишут об искусстве свидания, и вы не можете быть уверены, что человек, согласившийся с вами встретиться, не рассматривает вас в качестве подопытного кролика. Например, девушку по имени Тамми пригласил выпить некто Лоуренс Лароуз. Через шесть месяцев он в соавторстве с еще одним писателем выпустил книгу, которая задумывалась как ответ на «Правила» и называлась «Кодекс: Проверенные временем секреты о том, как получить от женщин желаемое и избежать брака». Как обнаружила Тамми, один из советов, предложенных этим мнимым половым гигантом, состоял в том, чтобы просто пригласить женщину с вами выпить и оценить, стоит ли она полноценного свидания.

Разумеется, Тамми так и не дождалась от него приглашения на подобное свидание.

В тех редких случаях, когда мне удавалось уговорить нью-йоркских женщин пойти со мной на свидание, я оказывался в положении крайне неудобном. Дело в том, что, как британца, меня очень легко смутить. Мне кажется чересчур прямолинейным отправляться на ужин только для того, чтобы оценить чью-то пригодность в качестве сексуального партнера. До этих пор моим modus operandi[145] было незаметно подкрасться к женщине и, пока она не заметила меня, словно в регби, завалить ее на кровать. Однако американки, как вскоре мне стало известно, предпочитали более предупредительный подход. И меня всегда изумляло, насколько беззастенчиво они меня оценивали. Дамочки устраивали мне настоящий допрос. Не удивлюсь, если у них был целый список вопросов, которые они без смущения задавали мне в течение вечера. Чем я зарабатываю на жизнь? В какой части города находится моя квартира? Какая у меня машина? Это скорее напоминало суровое собеседование, чем романтическую встречу. Поэтому, когда нам приносили чек, я искренне удивлялся, почему они еще не поинтересовались анализом моей мочи.