Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Огромная буква «Л» красовалась на моем лбу.

И все же мое предложение привело к удивительным результатам. Она не отпрянула от меня, как я того боялся, наоборот, ее словно притягивало ко мне. Полагаю, потому что не каждый день девушка удостаивается такого рода предложения, особенно от человека, который взял на себя труд приобрести кольцо. Она подошла ко мне и смахнула мои слезы своим носовым платком.

А потом произошло настоящее чудо — она меня поцеловала! Да-да, она меня поцеловала!

Небеса Европы озарились множеством салютов, но они не шли ни в какое сравнение с тем фейерверком, что вспыхнул в моей голове.

Аллилуйя! Она меня целует!

Мы перешли в спальню, и… Она занималась со мной любовью с нежностью, какой раньше между нами не было. Все прошлые разы, когда у нас с Кэролайн был секс, всегда существовала часть меня, не вовлеченная в процесс, а наблюдающая за действом с безопасного расстояния. Но только не в этот раз. Сегодня я полностью растворился в теплых изгибах ее плоти. Такое дано испытать только с тем, кого ты бесконечно любишь. Остальное лишь мастурбация.

После, когда я лежал в постели с Кэролайн, глядя на ее милую головку, покоящуюся на подушке, меня посетило одно из тех «океанических» переживаний, которое, по мнению Фрейда, возможно, лежит у истоков всех религий. Неожиданно мне показалось, что все уменьшилось в размерах, словно я уносился отсюда со скоростью сотни миль в час. Только это не было связано с пространственным ощущением или реальным движением. Это больше походило на то, словно исчезла сила притяжения, которая сдерживала мои эмоции. Я словно раскачивался на морских волнах. И при этом у меня было чувство, будто я нахожусь вне времени. Фрейд называл это «чувством "вечности"». Казалось, я прикоснулся к той части себя, о которой даже не подозревал. Я словно вошел в контакт с самой сущностью Вселенной.

На следующее утро, в первый день наступившего нового тысячелетия, когда мы сидели в подъемнике, возносившем нас на французские Альпы, Кэролайн неожиданно спросила, могу ли я сдать свою нью-йоркскую квартиру в субаренду на три месяца.

— Зачем? — поинтересовался я.

— Чтобы эти три месяца мы смогли вместе пожить в Лондоне и посмотреть, что из этого получится.

Что?! Неужели она сказала это? Я не мог поверить.

— Ты не могла бы повторить?..

— Ну, я подумала, нам стоит хотя бы попробовать. Мне совсем не хочется проверять наши отношения на расстоянии.

Я не знал, что сказать. Я считал, что наше занятие любовью прошлой ночью, потрясающее, надо признать, было предсказанным Крисом сексом из жалости, приятным способом сказать: «До свидания». Но оказывается, она все же хотела вернуться к нашим прежним отношениям по крайней мере на три месяца. Предложение руки и сердца и правда возымело свое чудесное воздействие, пусть и не совсем то, на которое я рассчитывал. Она не сказала мне «да», но дала мне крошечную надежду.

И теперь я должен решить, готов ли покинуть Нью-Йорк.

Я отчаянно хотел переехать к Кэролайн, но для этого мне придется покинуть Нью-Йорк именно сейчас, когда моя карьера наконец-то на подъеме. Кроме колонок, которые я вел в «Татлер» и «Нью-Йорк Пресс», я жил в одной квартире с супермоделью! И хотя я не спал с ней, мне было трудно сказать всему этому «прощай». Если бы мой 14-летний двойник из прошлого мог увидеть меня сейчас, он бы сказал мне: «Дай пять, старина!» А если бы я отправился обратно в Лондон, он пристрелил бы меня из своего полуавтоматического пистолета.

В конце концов, ведь Кэролайн даже не согласилась стать моей женой. Только предложила трехмесячный «испытательный срок», после которого решит, хочется ли ей продолжать наши отношения. Она брала меня в аренду с возможностью ее возобновления. А вдруг ей вздумается этого не делать? Больше всего меня не устраивало в ситуации то, что, возможно, через три месяца мне придется вернуться в Нью-Йорк, а все мои друзья уже свыкнутся с мыслью, что я уехал навсегда. И может пройти не один год, прежде чем они перестанут удивленно спрашивать, столкнувшись со мной случайно: «Что ты здесь делаешь? Я думал, ты уехал в Лондон».

Кроме того, что-то унизительное было в том, что это я должен оставить Америку ради возможности быть вместе с Кэролайн в Англии, а не наоборот. Я 36-летний мужчина, а она всего лишь 25-летняя девушка. Разве не она должна пожертвовать карьерой ради возможности быть со мной? Жестокая правда заключалась в том, что с Нью-Йорком меня связывало куда меньше, чем ее — с Лондоном. Как внештатный журналист, я мог заниматься своей работой, находясь где угодно, тогда как она из-за учебы в юридической школе была привязана к Англии на два года.

Больше всего я боялся, что, перевернув свою жизнь ради возможности находиться рядом с Кэролайн эти три месяца, я перестану выглядеть в ее глазах настоящим мужчиной. Может, мне стоит хотя бы сделать вид, что у меня еще осталась капля гордости? Как настоящему мачо, мне бы следовало остаться в Нью-Йорке и позаботиться о карьере, доказав тем самым, что я достоин Кэролайн. И если к тому времени, когда она закончит учебу, мне удастся добиться хоть какого-то успеха, моя любимая, возможно, согласится пересечь Атлантику, чтобы быть со мной.

И кого я пытаюсь обмануть? После девяти месяцев трезвой жизни я получил исчерпывающий ответ на вопрос: как повысится моя работоспособность в случае, если я брошу пить. Оказалось, на какие-то жалкие 5 %. Я не превратился в супермена. Я по-прежнему был простым Кларком Кентом. И не было ни единого шанса, что через два года я окажусь ближе к покорению Манхэттена, чем сейчас. Зачем отказываться от, вероятно, единственной возможности надеть на пальчик Кэролайн обручальное кольцо ради смехотворной несбыточной мечты? Ну и что, если я похож на жалкую прирученную собачонку? Она кинула мне кость, и я собирался вцепиться в нее мертвой хваткой.

Передать мою нью-йоркскую квартиру в субаренду оказалось не очень сложно. Из желающих пожить вместе с Софи Дал выстроилась целая очередь моих приятелей. Я смог определить, хорошие ли они друзья, подсчитав, сколько секунд им понадобилось, чтобы спросить у меня, что я собираюсь делать с квартирой, после того, как я объявлял им о решении на три месяца вернуться в Лондон. Ни у одного это не заняло более пяти секунд.

Я покинул Нью-Йорк 28 января 2000 года. Напоследок разослал письмо по электронной почте всем друзьям, в котором заверил, что не расстался с мечтой покорить Манхэттен, а просто влюбился. Я надеялся тем самым выставить себя не последним неудачником, а последним великим романтиком. Не получилось. Один из списка, не слишком удачный антрепренер Кромвель Кулсон, немедленно ответил на мое письмо, одновременно отослав копию остальным адресатам. Вот что в нем было написано: «Мечта очередного иммигранта об успехе и богатстве в Нью-Йорке постепенно разбилась о суровую реальность этого города. Душещипательное зрелище!»

Новое предложение руки и сердца я сделал Кэролайн 21 апреля. Это не было самоуверенным поступком, как в новогоднюю ночь, но я все еще делал его наудачу. В начале месяца, за три недели до окончания назначенного ею срока, Кэролайн сказала, что я «выдержал испытание», но она ни за что не согласится на обручение. Все, на что малышка готова пойти, — просто продолжать со мной жить.

До этого момента я считал, что лишь на время распростился с нью-йоркской жизнью. Я не хотел потерять квартиру, если через три месяца мне бы пришлось туда возвращаться. Однако после того, как Кэролайн дала добро на продолжение наших отношений, я принялся готовиться к окончательному переезду домой и организации прощальной вечеринки 27 апреля. И накануне моей последней поездки на Манхэттен я решил еще раз попросить ее стать моей женой.

Я сделал это именно тогда, потому что, если бы случилось невероятное и она ответила мне согласием, я бы смог объявить об этом на вечеринке. И тогда бы не выглядел жалким из-за того, что согласился вернуться в Лондон по столь малозначительным причинам.