Почему она это сделала? Отчасти из-за скуки. Мне кажется, Джулия страдает от импульсивного желания полностью менять свою жизнь каждые десять лет. В 16 лет она убежала из дома, в 25 — ушла от первого мужа, и теперь, когда ей исполнилось 36, бросила Космо и начала новую жизнь с кем-то еще. И каждый раз она сжигала за собой мосты. По отношению к друзьям и близким Джулия проводила политику «выжженной земли» — как только ей становилось с ними скучно, она чиркала спичкой и отходила в сторону. БУМ! Всем, кто ее любил, это причиняло по-настоящему сильную боль.

Звонок Грейдона Картера заставил меня сильно понервничать, потому что я не знал, как вести себя с ним. Мне отчаянно была нужна работа, но я не хотел, чтобы он принял меня за ручную собачонку, которая готова бежать к нему по каждому свисту.

— Сколько ты будешь мне платить? — рискнул я спросить.

Грейдон отреагировал на это скептически:

— Сколько буду платить? Ты кто? Вудворд и Бернштейн?[13] Хочешь сказать, не согласишься, если я не заплачу тебе кучу денег? Мне казалось, ты хотел работать… Послушай, я не должен тебе этого говорить, но с тобой хочет встретиться Сай. А ты знаешь, он мало кого просит об этом.

Вот это да! Сай Ньюхаус-младший захотел со мной встретиться! Я начал торопливо давать задний ход.

— Неужели? Это действительно большая честь. Я с удовольствием встречусь с Саем. И мне абсолютно безразлично, сколько ты мне заплатишь…

— Послушай, я заплачу тебе 10 000 долларов, договорились?

Теперь пришла моя очередь присвистнуть от удовольствия.

Если я смогу использовать это предложение и получу постоянную работу, мой заработок составит 120 000 долларов в год. Это было бы в четыре раза больше, чем мне удалось заработать за прошлый год.

— Когда ты хочешь, чтобы я начал?

— Как насчет 5 июля?

До этого числа оставалось четыре недели. Честно говоря, я не думал, что этого времени мне хватит, чтобы уладить все свои дела перед отъездом. Особенно со своей девушкой Сири Джонсон. В Лондоне у нее была постоянная работа. Согласится ли она все бросить и поехать со мной в Америку? Не уверен.

— Согласен, — произнес я вслух.

4 июля я прибыл в аэропорт Хитроу и до регистрационной стойки авиакомпании «Вирджин» добрался в состоянии легкого возбуждения. После разговора с Грейдоном мне прислали билеты на самолет, причем в премиум-эконом-класс. Для меня это стало неожиданностью. Раньше я летал только третьим классом, и возможность немного себя побаловать обрадовала. Но больше всего я надеялся, что мне удастся занять место классом повыше. Несколькими днями ранее Алекс летал в Лос-Анджелес, чтобы собрать материал о «Металлике» для «Дейли мейл». У него были билеты премиум-класса, но его посадили на более дорогое место, когда выяснилось, что в его секции все занято. Он похвастался этим сразу, как только добрался до своего отеля, и сказал, что наземный персонал автоматически сортирует пассажиров на тех, кто подходит для повышения их категории, и тех, кто нет. По его словам, им было достаточно одного взгляда на него, чтобы убедиться — он не будет выглядеть белой вороной среди пассажиров VIP-класса. «На мне был смокинг», — язвительно закончил он. Думаю, он пошутил, говоря о смокинге, но я не хотел рисковать. Поэтому на мне был твидовый костюм, а в руках я держал номер «Спектейтора».

Длинная очередь из людей, летящих эконом-классом, стояла в ожидании регистрации, тогда как перед стойкой для пассажиров премиум-класса не было никого. Вот они, первые преимущества.

Подойдя к стойке, я поставил свой чемодан и протянул женщине билет.

— Сэр, вы пассажир премиум-эконом-класса? — спросила она, игнорируя мою протянутую руку. — Эта стойка предназначена только для пассажиров премиум-класса.

— Да, я знаю, — высокомерно ответил я. Однако, не желая настраивать ее против себя и поставить под угрозу свой шанс получить место получше, я улыбнулся и, понизив голос, добавил: — Не волнуйтесь, я не пытаюсь пройти без очереди.

— Боюсь, на сегодня все места в секции премиум-эконом-класса заняты, — сказала она, взяв у меня билет. — Давайте посмотрим, что я могу сделать.

Когда она углубилась в свой компьютер, мои надежды взлетели до небес. Наконец-то! Я смогу окунуться в совсем другую жизнь! Но чтобы не рисковать, я извлек из кармана книгу Ивлина Во «Возвращение в Брайдсхед» и положил ее на стойку.

— Боюсь, я могу предложить вам только место у прохода.

— Мне подойдет любое место первого класса.

Она оторвала взгляд от дисплея компьютерного терминала:

— Простите?

Прошло несколько секунд прежде, чем до меня дошел смысл того, что она хотела мне сказать.

— Вы имеете в виду, это место в эконом-классе?

— Совершенно верно, сэр.

— Вы даете мне место ниже классом?

— Простите, сэр, но все места в вашей секции заняты.

— Почему бы не посадить меня на более дорогое место?

— Боюсь, сэр, я не обладаю такими полномочиями.

В ее ледяном взгляде неумолимо читалось: не подходите.

— Ну, дайте мне хотя бы пропуск для зала ожидания, — чуть ли не умоляя, попросил я. — Это самое меньшее, что вы могли бы сделать, учитывая, что сажаете меня в эконом-классе.

— Простите, сэр, но зал ожидания предназначен для VIP-пассажиров.

Это стало последним гвоздем в крышке гроба моей почившей надежды.

— Интересно, почему это называется «залом ожидания»? Логичнее было бы назвать его «гостиной».

Она не поняла моего сарказма.

В результате я оказался в самом хвосте самолета рядом с мормоном по имени Брайс, который настоял на том, чтобы рассказать все о своей поездке в Лондон. И конечно же, в ней не обошлось без посещения Букингемского дворца, Музея мадам Тюссо и Британского музея. За весь семичасовой перелет самой приятной была лишь та его часть, когда самолет начал заходить на посадку в аэропорту Кеннеди и Брайс показал на горизонт над Манхэттеном, который в тот момент осветили взмывшие в небо фейерверки. Я совсем забыл, что 4 июля в Америке празднуют День независимости.

— Они были правы, — пробормотал я. — Вы действительно очень гостеприимные люди.

Брайс насмешливо посмотрел на меня:

— Разве вы не знаете, что происходит? Мы празднуем, что 200 лет назад нам удалось от вас отделаться.

После посадки стало очевидно, что американцы не горят желанием пускать людей, подобных мне, в свою страну. Тучные офицеры из эмиграционной службы, черная униформа на которых словно грозилась вот-вот разойтись по швам, сгоняли новоприбывших пассажиров в своего рода загоны, в зависимости от того, граждане они США или нет. И неожиданно я обнаружил, что окружен морем смуглолицых людей. Приземление в аэропорту Кеннеди было равносильно прибытию парохода к острову Эллис в начале XX века. Как и мои спутники, я был эмигрантом, приехавшим в Штаты, чтобы начать жизнь с чистого листа. Место, где нас собрали, было обозначено табличкой «Не граждане США», но ее с таким же успехом можно было заменить на: «Усталая и загнанная толпа». У меня возникло ощущение, от которого я так и не смог избавиться на протяжении следующих пяти лет: что я нахожусь на съемочной площадке одной из многочисленных голливудских мелодрам об Америке, а не в самой стране. Жизнь в Штатах вообще кажется неким клише, из-за чего писатель оказывается перед серьезной проблемой. Читатель, натолкнувшись на описание попытки заказать столик в престижном ресторане Манхэттена или выписывания штрафа калифорнийским патрульным, скорее всего подумает: «Да ладно вам, в жизни все по-другому». Но в жизни все именно так и происходит.

В эмиграционной службе меня промурыжили около часа, и когда я наконец освободился, то мгновенно окунулся во влажную тропическую духоту летнего Нью-Йорка. Меня словно столкнули в бассейн с перегретой водой. А ведь на мне еще был добротный твидовый пиджак. Я направился к автобусной остановке с чемоданом и сумкой с компьютером в руках, чувствуя, как пот ручьем стекает по спине. Признаться, я иначе рисовал себе торжественный въезд, когда по ночам воображал свою новую жизнь в Америке.