Разумеется, я согласился. Не буду спорить, это было шагом назад по сравнению с моей предыдущей работой (если «Вэнити фэр» можно сравнить с «кадиллаком», то «Джиэр» тянул только на аттракционный электромобиль, но мне было не до разборчивости. Гуч предложил мне 60 000 долларов в год. Я снова в деле!
Как только Гуччионе-младший меня нанял, я тут же принялся заваливать его своими обычными сумасшедшими идеями.
Хотя в отличие от Грейдона он отнесся к ним с большим пониманием.
Вот, например, что привлекло его внимание:
Дорогой Боб.
С тех самых пор, как я начал терять свою шевелюру, женщины утверждали, что им не важно, лысый мужчина или нет. «Имеет значение не то, что у тебя на голове, а то, что внутри ее», — сказала мне моя подружка. Однако это слабое утешение. Что еще она могла сказать? «Конечно, я бы предпочла, чтобы у тебя были волосы, но от этого они вряд ли появятся»?
Мне бы хотелось провести эксперимент, чтобы выяснить, насколько сильно влияет наличие или отсутствие у нас волос на впечатление, которое мы производим на противоположный пол. Почему бы мне не раздобыть экземпляр «Как подцепить девушек», выбрать десять лучших рекомендуемых для этого фраз, а затем, побывав в 10 разных барах Нижнего Манхэттена, испробовать их на 10 разных женщинах? Следующим вечером я бы снова обошел те же бары и использовал те же фразы на других 10 женщинах, только в этот раз с одной ключевой разницей — на мне будет парик. Если во второй вечер я буду пользоваться у женщин большим успехом, чем в первый, это докажет, что женщины предпочитают мужчин с волосами. Что вы думаете об этом?
— Мне нравится, — ответил Гуч. — Вперед, Тиф. Стоит ли говорить, что в первый вечер я потерпел неудачу со всеми десятью женщинами, к которым подкатывался. Отчасти потому, что фразы из книги, что я использовал, звучали именно как фразы из книги. Как только нью-йоркская женщина понимает, что вы произносите заученный текст, то, недолго думая, отшивает вас, поскольку не хочет, чтобы вы подумали, будто она слишком глупа понять, что происходит. Ни один уважающий себя житель Нью-Йорка не желает, чтобы его спутали с приезжим из пригорода, который может на это купиться.
На следующий вечер я отправился на задание с тяжелым сердцем. Я был уверен, что меня снова ждет полный провал, даже несмотря на парик. Как я и ожидал, в первых пяти местах мои попытки закончились крахом, но удивительно: вместо того, чтобы прийти в отчаяние из-за пережитого унижения, я, наоборот, почувствовал себя более уверенным. Парик каким-то образом неуловимо изменил во мне что-то. Впрочем, это был не потрепанный старый парик. Это была великолепная грива весом в девять унций из пепельно-белокурых волос, созданная руками голливудского парикмахера. Я больше не походил на кого-то с внешностью Уильяма Хагью, кто не способен найти, с кем ему переспать в городе, который никогда не спит. Я преобразился в панка-серфенгиста с австралийского пляжа Бонди, который каждую ночь трахает новую девицу!
Моим шестым баром стал «Элбау рум», тускло освещенный подвальчик на Гринвич-Виллидж. Прошлой ночью в нем гуляли студенты из Нью-Йоркского университета, и к моему приходу музыка так оглушительно орала, что у меня не было ни малейшего шанса ее перекричать. Но в этот вечер в нем собрались любители караоке, поэтому пока настраивали аппарат, музыку отключили.
Возле стойки бара я заметил девушку, которую принял за австралийку, возможно, из-за того, что перед ней стояла порция текилы. Она выглядела необузданной и сексуальной, и я решил попробовать подцепить ее на одну из моих заученных фраз. Я пообещал себе, что использую ее лишь как «самую крайнюю меру».
— На тебе что, штаны для космических полетов? — осведомился я. — Потому что твоя задница явно не от мира сего.
Она посмотрела на меня в изумлении, мол, ты действительно сказал это или я ослышалась? И вдруг свершилось чудо — она улыбнулась.
— Это самое ужасное, что мне когда-либо приходилось слышать, — засмеялась девушка. — Не могу поверить, что с помощью этого вам удалось хоть кого-нибудь подцепить.
— Вы правы, — ответил я, — ни разу.
Но как только я собрался удалиться, поджав хвост, моя новая облаченная в парик личность взяла надо мной верх. Я пригвоздил незнакомку взглядом:
— До сегодняшнего дня, крошка.
Через несколько минут мы уже шутили и флиртовали, а вскоре, выскочив на сцену, дуэтом пели «Дикую штучку». Я чувствовал себя как герой Джима Кэрри из «Маски» — парик сделал меня душой компании. Девушка оказалась 28-летней американкой польского происхождения, ее звали Крыся, и хотя она и не была Камерон Диас, все же оказалась «горячей штучкой». Через час, когда мы уже страстно целовались и обжимались в укромном уголке клуба, я начал опасаться, что она может случайно сдвинуть парик с моей головы. Единственный способ предотвратить это — притвориться чрезвычайно самовлюбленным типом.
— Эй, крошка, — говорил я ей каждый раз, когда ее пальчики взбирались вверх по моей шее. — Не трогай мои волосы, хорошо?
В такси по дороге домой я протрезвел достаточно, чтобы вспомнить: как-никак провожу эксперимент. В интересах науки я решил сорвать парик, чтобы посмотреть, пойдет ли она по-прежнему со мной, когда поймет, что внешне я полная копия Коджака.[179] Если же она с криком выскочит из такси, это будет доказательством, что женщины находят более привлекательными мужчин с шевелюрой.
— Хорошо, малышка, — сказал я, бросая парик ей на колени, — теперь ты можешь потрогать мои волосы.
Секунду она с ужасом смотрела на меня, словно вопрошая: «Кто этот психопат?» — а потом от души расхохоталась:
— Знаешь, что ты абсолютно чокнутый?
В конце концов она пошла со мной, хотя, бесспорно, без парика я казался ей менее привлекательным. Подозреваю, она решилась пойти до конца, потому что не хотела показаться одной из тех ограниченных девиц, для которых главное — есть у мужчины волосы или нет. Разгадай она мой секрет раньше, вероятно, нашла бы причину смыться от меня.
Несколько месяцев я исполнял роль обезьянки при шарманке Гуча. Ничего из предложенного мной не казалось ему скандальным. Я провел ночь в «Общежитии Вуайеристов», одном доме во Флориде, в котором семь девушек-подростков по очереди раздеваются перед веб-камерами, транслирующими их жизнь в Интернете. Я опробовал на себе аппарат, разрекламированный как «детектор лжи по определению сексуальной ориентации», для чего к моему пенису прикрепили провода и наблюдали за тем, как будет реагировать мой маленький дружок на демонстрируемые мне фотографии обнаженных мужчин. Я сутки протусовался в компании Билла Голдберга, 32-летнего профессионального борца, который провел на мне захват и продемонстрировал свой фирменный прием «джекхаммер». Я даже одевался женщиной, пытаясь подцепить «горяченькую» лесбиянку в клубе «Клитор», самом центре нью-йоркского розового движения. Забудьте Косово. Это были самые опасные журналистские задания девяностых.
Не буду обманывать, работать в «Джиэр» было очень весело, но не это представлял я себе, мечтая о переезде в Нью-Йорк. Я был так же далек от Алгонквинского круглого стола, как и у себя на Шепардс-Буш.
Мои отношения с Гучем правильнее было бы назвать непостоянными. Через полгода он меня уволил. Я пригласил его выпить со мной и убедил дать мне еще шанс, но после очередных нескольких месяцев он снова меня уволил. Я предпочитаю думать, что это скорее связано не с моими недостатками как репортера, а с его капризностью как работодателя. У Гуча довольно взрывной характер. Когда он увольнял меня в последний раз, то заодно уволил и остальных авторов, чье имя стояло в выходных данных журнала, за исключением ведущего сексуальной рубрики. Впрочем, сознаюсь, я не относился к числу надежных работников. Например, 30 июня 1998 года я отправил Гучу следующий факс:
