Сопровождающий Тину один из самых успешных британских журналистов ее поколения одарил меня ледяным взглядом и, едва заметно наклонив голову, важно прошествовал мимо, чтобы поприветствовать остальных студентов. За время обеда она бросила в мою сторону лишь один мимолетный взгляд. Я успел обругать себя за то, что своей выходкой лишился блестящей возможности поговорить с ней, хотя мои товарищи, кому выпал сей счастливый шанс, не извлекли из этого никакой выгоды. Один парень описал встречу с Тиной как столкновение с чужеродной формой жизни, которая обладает способностью усваивать все, что вам известно, и теряет к вам интерес в то мгновение, как насытится этими знаниями. Такова процедура слияния разумов вулканцев в сериале «Звездный путь».
Когда я только приехал на Манхэттен, то думал, что Гарри и Тина, возможно, попытаются встретиться со мной, особенно после того, как я начал вести свою колонку в «Ивнинг стандарт». Для них не было чем-то необычным обхаживать нью-йоркских корреспондентов, работающих на британские газеты, в надежде выставить себя в более благожелательном свете на старушке родине. Одна такая журналистка любит рассказывать историю о том, как в 1997 году ее познакомили с Гарри на Литературной ярмарке в Хей-он-Уай как раз перед тем, как она отправилась на Манхэттен. «Значит, вы отправляетесь к нашим берегам, не так ли? — спросил добродушно-грубоватый йоркширец. — Постарайтесь найти меня, когда доберетесь туда». С этими словами он протянул ей свою визитку и продолжил обследовать помещение. Прошло всего лишь десять минут, как один из ее коллег снова подвел к ней Гарри, говоря, что лучшего знакомства в Нью-Йорке ей не найти. Она в смущении посмотрела на него, как бы извиняясь, но случившееся совершенно не раздосадовало подвижного 68-летнего господина. «Значит, вы отправляетесь к нашим берегам, не так ли? — спросил он. — Постарайтесь найти меня, когда доберетесь туда». И с сознанием возложенной на него ответственности протянул ей очередную визитку, после чего развернулся и вновь растворился в толпе.
Возможно, Гарри и Тина не пытались связаться со мной в 1995 году из-за того, что тогда я работал в «Вэнити фэр». Грейдон и первая влиятельная чета Нью-Йорка не испытывали друг к другу глубокой привязанности. Еще работая в «Спай», Грейдон опубликовал копию лебезящего письма Тины к Майку Овитцу, в котором она умоляла его о согласии на интервью. В письме, которое появилось в 1990 году, она описывала Овитца с таким восторгом, что становилось неловко. В частности, она упоминала о его «креативности», «тонком чутье на таланты», «вкусе», «невероятной деловой хватке» и «ауре лидера». Для тех, кто не знает, — Майк Овитц является голливудским агентом.
Возможность отомстить появилась у нее спустя два года, когда до Тины дошел слух, что Сай Ньюхаус предложил Грейдону стать редактором «Нью-йоркера». Естественно, тот согласился, но, прежде чем об этом было объявлено, Тина проинформировала Сая, что она сама заинтересована в этой работе. Таким образом, Тина стала во главе «Нью-йоркера» — как никак она любимица Сая, — а Грейдон получил кресло редактора «Вэнити фэр». Как гласит молва нью-йоркского издательского мира, напоследок Тина насыпала соль на раны Грейдона, оставив на стене офиса к приходу своего преемника огромную увеличенную фотографию, на которой она получает Национальную премию Американского Союза редакторов журналов. По ее наущению в «Нью-йоркер» также перешли наиболее заметные авторы и рекламодатели, а один из ее сторонников переименовал журнал в «Исчезающий стиль».[167] Подобной агрессивной тактикой ей действительно удалось на время выбить Грейдона из колеи. Ему потребовалось по крайней мере два года, чтобы обрести свое лицо в «Вэнити фэр».
Что касается меня, то, потеряв в 1997 году обе работы, единственное, что мне оставалось, дабы заработать на жизнь, — внештатное сотрудничество с как можно большим числом британских изданий, которые, как я обнаружил, страдали ненасытным аппетитом к компрометирующим историям о Гарри и Тине. Неудивительно, что нашлось несколько репортеров, готовых облить грязью «Билла и Хиллари нью-йоркской прессы». Как правило, начиналось с жалобы журналиста на то, что ему не удалось никого убедить сказать против них хотя бы слово, не важно, для записи или нет. Говоря откровенно, некоторые репортеры жаловались, что нет ни одного человека, который бы согласился быть процитированным, даже когда они говорят о них что-нибудь хорошее, опасаясь, что Гарри и Тина ошибочно припишут им чье-нибудь менее лестное высказывание о них. Не многие нью-йоркские журналисты хотели бы перейти дорогу этому супружескому тандему из-за того, что, по общему мнению, им достаточно щелкнуть пальцами, чтобы испортить карьеру любому.
Я всегда скептически относился к подобным слухам. Считал их всего лишь частью мифа, который они сами создали. Но в любом случае меня и так уже отовсюду уволили, поэтому что они могли предпринять против моей персоны? Мне терять нечего. И я начал штамповать распространяемые о них сплетни. Недостатка в материале я не испытывал. Почти у каждого, с кем я сталкивался, было, что о них рассказать. Например, Джон Хельперн, британский театральный критик «Нью-Йорк обсервера», рассказал мне следующую историю. В 1985 году, когда Хельперн был редактором в «Вэнити фэр», Тина попросила его заказать короткий рассказ для рождественского номера, и, используя все свое обаяние, ему удалось уговорить на это романиста Исаака Бэшевиса Зингера. В те дни журнал был более литературным изданием, чем сегодня, опубликовав в 1983 году на своих страницах повесть Габриэля Гарсиа Маркеса «История одной смерти, о которой знали заранее». В положенный срок Хельперн передал историю Тине, ожидая, что она будет довольна тем, как ловко он управился с заданием. Но через несколько дней текст вернулся к нему с резолюцией, написанной рукой Тины поверх названия: «Зингер, не хватает основательности».
— Мне пришлось мягко объяснить Тине, — рассмеялся Хельперн, — что этот Зингер получил Нобелевскую премию в области литературы.
Оказалось, я зря решил, что Гарри и Тина не будут мстить, если я поделюсь этими историями с британской прессой. Мне пригрозили иском за клевету, если я не пообещаю, что «воздержусь в дальнейшем от поношения, клеветы и осмеяния в их адрес». Они подсовывали мне юридический документ, который лишил бы меня возможности вообще писать о них когда-нибудь.
Их обостренная реакция на довольно слабую провокацию с моей стороны выглядела смехотворной, но Гарри и Тине не нравилось, когда кто-то выступает против них. По словам Стива Флорио, президента «Конде наст»: «Среди родственников Тины каким-то образом затесалась прабабушка из Сицилии». Мне следовало догадаться, что играю с огнем, когда Найджел Демпстер[168] рассказал мне об интервью, которое состоялось у него с Тиной в конце 1997 года.
— Стоило мне упомянуть твое имя, и она взбесилась, — сказал он. — Стала перекладывать свои бумаги, давая понять, что интервью закончено. Ты причинил мне невыразимое горе.
В адвокатском письме меня обвинили в том, что в статье для «Спектейтора» я допустил десять ошибок. В частности, Гарри возражал против моей интерпретации его решения оставить работу в издательском бизнесе. После ухода из «Рэндом-Хаус» Гарри занял должность шеф-редактора газеты «Нью-Йорк дейли ньюс», но в статье я с некоторым скептицизмом трактовал его попытки представить это как ловкий карьерный шаг: «Это все равно как если бы Джон Берт неожиданно оставил должность генерального директора Би-би-си ради высокого поста в «Миррор груп»[169]». Любопытно, что я не написал ничего такого, что бы уже не получило широкого освещения в нью-йоркской прессе, и все же именно моя статья была выбрана в качестве примера организации мной «непрофессиональной кампании по фальсификации и инсинуациям».
