Ну так вот… В том, что вышло из леса и двинулось на меня – было не два, не три и не десять таких колонн высшего страха. Их были миллиарды, а может быть, триллионы. И все они были так тесно сдвинуты вместе, что между ними не оставалось зазора – ни мгновения, ни полмгновенья облегчения. И вот все это войско сомкнутых ужасов, огороженное спереди плетеной клетью, издавая скрежещущий рык, двигалось на меня. Когда я повернул голову вправо, я это увидел. Сквозь пространство между прутьями лезли сотни языков, высунутых из пасти рычащих существ, которые сливались в неразличимой массе.

Вот тогда-то, в одну тысячную секунды я догадался – что же такое настоящий страх. Это – бесконечный, без единого мига передышки ужас. Длящийся не минуту – а годы, столетия. Если бы такое войско сомкнутых ужасов хоть однажды обрушилось на людей, живущих на Земле, – они бы умерли почти мгновенно.

Но в том-то и дело, что живых истязать неинтересно. Каких-то несколько секунд мучения – и все. А вот для тех, кто уже не может умереть от ужаса, потому что сам мертв, а живы только их бессмертные души – для них это действительно… вечная смерть.

Так вот же он какой?

Вот он на самом деле – какой?!

Почему же наши души сделаны вечными, почему?! Ведь если бы они могли умирать с нами, не было бы того, что я видел, не было бы! Зачем эта вечность, а! Скажи, разъясни? Я, не убивший ни одного существа – за что это мне?! Я не был плохим, у меня была совесть, я пытался, я ошибался, страдал… За что же – мне? Я любил, я завидовал, может быть, презирал, гордился…Да, я обманывал… Как все… Если я раскаялся и Антон меня сам простил – за что же это мне? Почему ты жесток так, а? Ведь нельзя же видеть только дерьмо в человеке, ты же сам говорил, что у любого есть шанс, у любого… Почему же ты не показывал, не рассказывал нам всем раньше – что такое на самом деле АД? Почему ты так жестоко с нами поступал, держал в неведении? Ведь тогда, если бы мы знали, что нас действительно ждет, самые кровавые из нас, может быть, не стали бы такими… Точно не стали бы! И я бы не стал… Но я же все-таки не такая же сволочь, как они, да? Ведь бывают же разные там грехи… легкие и тяжелые, да? Скажи – так? Мы же не преступники, мы же… по эту сторону всегда с тобой были, хоть и мучились, ошибались, но были… Нам-то за что? Мне – за что? Объясни… А… может за роман? Слова не понравились, ха-ха-ха… Но так это же не я, это мой персонаж. Но ведь не он, а я сейчас туда попаду! Меня за что? Его, его возьми – и туда! Его… Он заблуждался, прости его, не суди его так… Он не знал, он не думал, он не… Как и я. Не молчи, скажи что-нибудь! Это же… Оно ведь – близко уже. Слышишь – близко? Должно же хоть где-то найтись спасение! Ведь должно же быть так, чтобы каждому человеку было куда спастись… Не молчи!

Расслабься.

Что? Он… близко!

Вот именно – расслабься.

О чем ты? Как же ты не понимаешь, что это все, это конец! Что я не смогу – не смогу даже не выдержать, понимаешь? Потому что не будет шанса на смерть, на избавление от мук…

В этот момент это… вплотную подступило ко мне.

Когда-то нас с Лизой накрывало цунами подлинной жизни. Как же давно это было! А сейчас – надо мной склонилась подлинная смерть. Вечная. Непрекращающаяся. Сейчас она хлынет вниз.

Моя душа задрожала, треснула. Под волной ужаса она распалась на тысячи мелких осколков, тут же пыталась вновь собраться вместе, но новый порыв ужаса вновь разваливал мою душу. И так все быстрее, быстрее… Как я не собирался в комок, как не сжимал все свои силы – все новые и новые удары разламывали меня, не давая собраться. Но это сейчас, когда у меня еще есть микроскопические промежутки облегчения между всплесками ужаса… Это сейчас я еще могу хоть как-то собираться и жить. Я жив еще, чувствую. Но что будет, когда эта решетка, за которой вопят триллионы тесно сомкнутых ужасов без малейшего намека на пространство между ними – что будет – когда все это поглотит меня?

Что же мне делать? Что? Чт…о? Ч…т…о?

Я распадаюсь, разлетаюсь, что же мне делать…

Хочешь спасения?

Хочу! Очень хочу! Да!

Тогда шевельни пальцем.

Что? Что?

Пальцем, просто пальцем, любым…

И что? Что?

Ты не попадешь в него.

А куда…

Ты поплывешь по этой реке, вот сюда. Видишь?

Я видел. Я смотрел. Вода беззвучно журчала слева от меня на траве всего лишь в метре от меня, и оттуда все дышало спокойствием.

Ну, шевельни!

То, что нависало надо мной, склонялось все ниже и уже оглушало уши вопящим рыком.

Шевельни же просто пальцем. Ну?

Что? Я… И все же, каким-то последним хлюпающим вздохом интуиции внутри себя я ощутил мягкую, ласковую ложь в этих входящих в меня словах. Я ясно почувствовал, что если шевельну сейчас пальцем и поплыву вслед за этим по теплой желтой реке – то как раз тогда весь этот ужас и накроет, поглотит меня…

Шевельни пальцем.

Держаться, держаться… только бы держаться… Но как? На чем? Чем? От реки веет покоем, лаской, забвением… Может быть, все-таки… шевельнуть?.. если поплыть… там же так хорошо…

Шевельни – и это исчезнет.

Нет! Где же правда, где? Кто говорит? Найти бы, найти бы, за что зацепиться… Роюсь, копаюсь в себе… Держаться… Держаться… где же, за что?!

Клетка с языками нависает все ниже, уже закрывает, как тяжелая туча, горизонт, уже капают мне на голову капли… что это, кровь? Да, идет дождь из крови, ливень из крови. Сжимаюсь, сворачиваюсь, стискиваю себя сам, как склизкое сердце в руках…

Где же спасение? Где?!

Здесь. Шевельни пальцем – и все! Вот оно. Я говорю, еще не поздно, еще секунда осталась – шевельни. Я тебя не призываю встать и сражаться. Даже напрягаться не надо – только лишь шевельни вот этим мизинцем – и все, уплывешь по реке…

Нееееет!

Полсекунды осталось. Ну?!

…не… Нет выхода, нет… Я ныряю…

Ну!

Должен же где-то быть выход, должен…

Он только один. Шевельни.

Нет!

Дрожащие внутри меня ужасы замерли, сжались, взмолились – потому что их стала накрывать черная тень… Дыхание вечности смерти лизнуло меня. Ад, как змея, растянул свою глотку – и начал меня заглатывать…

Все.

И… вдруг что-то во мне всхлипнуло и наконец завопило что было сил моим голосом:

– ГОСПОДИ, СПАСИ МЕНЯ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Впервые в жизни, глядя в себя через закрытые глаза, я видел глаза в глаза свою собственную душу. Не помню, как она выглядела, совсем не помню, потому что она кричала…