– Кажется, – немного развеселился я, – мы говорим о кино, а не о моем состоянии.

– А вы хотели бы вернуться к нему? Надолго? Может быть, навсегда?

– О нет! – рассмеялся я.

– Для начала запомните, – сказал голос, – что мысль о самоубийстве, в общем-то, есть признак мыслящего человека. Тот, кто никогда не задумывался о самоубийстве, либо счастливый идиот, либо, так сказать, совершенно несчастный идиот. Кстати, и то и другое – признаки одной патологии.

Он снова закашлялся.

– И второе. Все дело, понимаете ли, в чуде.

– Как? – не понял я.

– Дело в том, что любой человек создан для чуда. Вы, вероятно, сейчас не женаты?

– Я был, но…

– И у вас нет детей.

– Нет.

– И работа вам не по душе, потому что вы мечтали о другой?

Я кивнул, промолчав.

– Судя по всему, в Бога вы тоже не верите?

Я промолчал.

– Понятно. У вас, как видно, тотальный дефицит грандиозных чудес. Вот вы и страдаете. И чем дальше, тем хуже. Бедняги вроде вас согласны только на громадные чудеса, но в них же и не хотят верить, вот в чем беда! Да не волнуйтесь, у каждого из нас есть свои маленькие чудеса, которые мы расплескали в детстве, как, впрочем, и мотивации. Но они никуда не пропали. Чудеса остаются на свете, как, например, кости вымерших динозавров.

Он снова стал кашлять.

– Динозавры были большими, – кисло сказал я.

– Раньше все было больше, – согласно произнес голос, – какое время, такие и динозавры…

– Ладно, – сказал я, – скажите… что мне делать?

– Найти свое чудо.

– Как?

– Это все равно, как если бы вы спросили меня, как называется город, мимо которого вы проезжали на поезде в трехлетнем возрасте. Дело в том, что все, что мы ищем – существует рядом или неподалеку. Просто надо проехаться еще раз по той же колее, и на этот раз не спать и выглянуть в окно.

– Кажется, я понял, – сказал я, помедлив.

– Ну вот и славно, – кивнул голос.

Во время наступившей паузы мне показалось, что голос спешит покончить со мной и уйти, и мне вновь стало тоскливо.

– Я знаю, – торопливо добавил я, – что вы думаете, будто все уже сказали мне. И вам, наверное, надо работать дальше, но… Но ведь… Но ведь это…

Голос терпеливо ждал. Так долго, что я даже подумал, что он тихо смылся, – пока вновь не раздалось знакомое покашливание. И я сразу выпалил:

– Но я не знаю, что мне делать сейчас! Именно сейчас – понимаете? Сейчас, когда до утра еще столько времени, столько черных и мерзлых проклятых часов, когда я начну, блин!.. начну эти чертовы поиски чуда, и сяду в тот самый дряхлый поезд, я, взрослый чувак, и поеду по прежней колее искать тот затерянный городишко, название которого я не увидел, придурок, потому что спал! Все это – да, я согласен, но что мне делать сейчас? Как мне не задушить самого себя сейчас, этой ночью, можете вы мне сказать?!

Я захлебнулся и едва не заплакал, испытав в ту же секунду приступ стыда, который чуть было не превратился в дикий смех – так мне хотелось испепелить этот вежливый голос за мою откровенность к нему. И когда я уже собрался швырнуть эту чертову трубку, голос вдруг спокойно посоветовал:

– Пойдите в ночную аптеку и купите снотворное. Примите две таблетки и ложитесь спать.

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо. – И положил трубку.

Какое-то время я сидел в абсолютной тишине. Вскоре стали простукиваться шумы, цоканье молоточков настольных часов. Взглянул на кресло напротив – никаких коричневых призраков. Приступ прошел.

Я оделся, вышел на улицу, прошелся до ночной аптеки и купил пачку снотворного. Сонная продавщица оказалась хорошенькой и была не в восторге оттого, что ее разбудили.

Вернувшись в квартиру, я выпил две таблетки, лег и почти сразу заснул.

Утром сквозь сон я слышал, как за окном на жестяной подоконник садились голуби и хлопали крыльями по стеклу.

Месяца через три я случайно наткнулся на цифры номера телефона доверия, который я записал на обоях карандашом, чтобы не забыть. Мне захотелось уже просто из интеллектуального любопытства вновь поговорить с тем пожилым психологом. Но краснощекий, с пухлыми поджатыми губками голосок мне ответил, что у них в отделе старики не работают и не работали никогда.

«Расскажите мне о своих проблемах» – попросили губки. «Не стоит» – сказал я. «Что?» – переспросили в трубке. «У меня не стоит» – зачем-то ляпнул я. «Чудненько, – обрадовался голосок, – сейчас я опускаю свою руку вниз и немного задираю себе платье. У меня очень стройные ноги, кстати. Так вот, представь, я веду, тоненько так, пальцами себе по коленке вверх, ты хотел бы, кстати, поцеловать меня туда, а? Ну вот, я скольжу пальчиками вверх…»

Пробормотав «спасибо», я положил трубку. Стащил с горки журналов на шкафу книгу «Москва для всех», открыл первую страницу. Смотрю внимательно – несколько колонок с адресами «Телефонов доверия». Карандашом обведен тот самый номер, по которому я в ту ночь звонил. Сверил его с номером, написанным на обоях карандашом. Тот самый.

Звоню опять.

«Расскажите мне о своих проблемах», – просят губки.

«Чудненько», – помню, подумал я тогда.

В Москве живет 8 миллионов человек. С приезжими – 12, то есть в полтора раза больше. Соотношение женщин и мужчин – 55 к 45. Наибольшее количество красивых девушек можно встретить именно здесь, на московских улицах. Наибольшее количество одиноких людей обоего пола – тоже здесь. Как и в Нью-Йорке, Риме, Токио, Киеве. Одинокие люди варятся в каше себе подобных, но пар составить не могут. Они охотно идут на быструю сексуальную связь, легко сходятся и расходятся, но глубоких отношений между ними, как правило, не возникает.

В Москве, в отличие от западных крупных городов, человеческое одиночество еще не стало рекламным брендом и пищей для бизнеса. Хотя, как и на Западе, большинство средневозрастных людей обоего пола в Москве радостно делают вид, что им все нипочем и они вовсе не одиноки. Но клубы и специальные вечеринки для знакомств считаются у нас по большому счету ущербным времяпрепровождением, свидетельствующим о том, что ты неудачник или неудачница. Знакомства по Интернету еще не стали банальностью, как в западных странах. Идти на прием к психотерапевту решаются немногие, да и мало существует в России такого рода психологической помощи для преодоления депрессий и стрессов.

В какой-то степени все это говорит об остатках здоровья нации. А точнее – о раздвоении желаний. Наши женщины и мужчины, став на западный путь разумного эгоизма, все еще не хотят признавать, что обречены при этом быть тотально одинокими. Они еще не выработали в себе, как на Западе, ген одиночества, приучающий человека к тому, что одиночество комфортно и даже социально необходимо.

Но долгое пребывание в состоянии: «1+1=1» рано или поздно меняет природу любви. Любовь не может постоянно выходить из одного объекта и тут же возвращаться в него. Да она и не выходит, она просто замкнута внутри человека, будто курсирует по каким-то его лишним кровеносным сосудам.

Как при ежедневной мастурбации или самовнушении, это замкнутое вращение чувств и эмоций высушивает организм, забирает у него энергию, которая, по естественной природе, должна направляться на объект снаружи, как это происходит, например, при молитве. А бурление любви в самом себе порождает неврозы, вспышки тоски и отчаяния. Некоторые интуитивно заводят собак или кошек, попугаев, рыбок, часами беседуют с кем-то в Интернете, посещают клубы по интересам, путешествуют, – и эта бодрая суета заменяет любовь человека к человеку, немного услаждает, приглаживает, но вряд ли успокаивает душу.

Те из одиноких женщин, которым удалось родить ребенка вне брака, посвящают ему свою любовь и довольны, что вот хоть так, наполовину, не остались одинокими мастурбантками. А некоторые вообще забывают свою плоть, отдаваясь служению ребенку и работе, как монахини Богу. Среди одиноких мужчин тоже ширится и растет философия стороннего отцовства – когда считается, что пусть лучше у тебя будет сын или дочь, которых ты видишь по воскресеньям, раз в месяц, пусть даже один раз за всю жизнь, чем его не будет вообще. Но переливание чувств из пустого в порожнее внутри самого себя не может быть вечным – цикл замедляется, рано или поздно ток любви останавливается, как перестает работать невозможный по физическим законам вечный двигатель. Не найдя выхода и не получая источников подпитки, человеческая любовь кончается, словно вода в колодце.