Лиза тоже молчала. Хотелось, чтобы она что-то сказала, но она даже не улыбалась своей фирменной длиннющей улыбкой.

– А ты знал? – наконец спросила она.

– Почти.

– Как почти?

– Я послал им роман полтора года назад. Как раз кое-как закончил и решил рассылать во все издательства подряд. Помню, нервничал очень, что могу забыть свои данные оставить и, видимо, на одном экземпляре действительно не оставил. Я посылал с разных электронных адресов под разными именами, думал, так быстрее прорвусь… Потом свои электронные ящики я ликвидировал, когда из Китая вернулся, уже прятался. Вот они меня и не нашли…

– Пойдешь объявишься?

– Я… нет, конечно. И…

– Что?

– Я не потому к ним не пойду, что все вот так. Не потому, что теперь это ни к чему. Я из-за…

Лиза кивнула. Но почему-то, может быть, впервые – я не поверил ей. Мне очень хотелось, чтобы она, как в нашем общем с ней сне, произнесла сейчас слово «Знаю». Но она не произнесла.

Знание и понимание – это ведь разные вещи, да?

Мы много чего не сказали друг другу. Из этого мог бы получиться отличный роман.

На следующий день я собрался съездить повидаться с отцом и братом, но оказалось, что Украина «временно», – как сообщили по ТВ, – закрыла свои границы. Тогда я позвонил в Днепропетровск и услышал в трубке вполне бодрый голос отца.

– Ну ничего, – говорил отец, – главное, быть счастливым, сынок. Я вот счастлив.

– У меня тоже все нормально, пап.

– Я слышал, у тебя книга вышла, сынок! Тут у нас еще ловят по спутнику российские каналы, там передали… Ты молодец!

– Да… спасибо, пап.

– А о чем книга, сынок?

– Обо… не обо мне, папа, о людях… о любви (хотя хотелось сказать: «нелюбви»).

– Привези почитать, когда границу откроют. Я горжусь тобой. Жалко, мама не дожила, как бы она гордилась…

– Да, папка, да, – говорил я, бестолково улыбаясь… А Боря как?

– Уехал с семьей куда-то за границу… говорит, что там будет пережидать все эти катаклизмы. Ну ничего, сдюжим. Если войну пережили, то уж это точно переживем.

– Переживем, па, точно!

– А девушка, сын, девушка у тебя есть? Как на личном фронте?

– Есть девушка, есть, – заверил я его.

– Точно? – придирчиво улыбаясь, спросил отец.

– Да есть, есть! – смеялся я.

– А где она? – не унимался отец.

– Да вот, рядом сидит.

– Ну-ка, дай ей трубку…

Я дал Лизе трубку, и она, ослепляя отца своей длинной счастливой улыбкой, стала что-то слушать… Потом, кажется, спрашивала про огород на даче, говорила о том, что мы едим на завтрак и на обед, о последних событиях в политике и о солнце.

– Ничего, разберутся, и границы откроют, и все будет иначе, – сказал мне напоследок отец, – вы давайте там, дети, до встречи…

– До встречи, папка!

– Вот я и познакомилась с твоим отцом, – сказала мне, сияя улыбкой, Лиза.

Дозвонился я и на мобильный владельца своей квартиры. Начал было ему говорить про деньги за квартиру, но он, не слыша меня, сразу стал бурно, солнечно рассказывать:

– Надо же, какой счастливый звонок! Мы с Маринкой только что встретили наконец своего гуру, представляешь? Полтора года всего искали – и вот, так быстро его нашли… Наверное, время уже ускоряется. Проходили по пляжу мимо маленькой деревни, навстречу нам идет индиец лет шестидесяти, остановился, посмотрел на нас и спокойно сказал, чтобы мы шли за ним. Попросил только, чтобы мы выбросили наши паспорта, деньги, мобильные телефоны. Я как раз собрался бросить свой мобильник в море, как ты позвонил. Представляешь, это последний телефонный звонок в моей жизни! По-след-ний! Как ты живешь?

– Хотел тебе выслать деньги за ква…

– Ничего не нужно, кроме поиска самого себя. Я уже близко, оно есть, да, Маринка? Мы уже близко. Мы идем в горы, за теплом для себя. Наш гуру сказал, что время внешнего тепла иссякло, сосуд догорел. Теперь главное – найти и разжечь в себе свой внутренний огонь, который никогда не затухает. Найди свой огонь. Разожги его в себе. Ну все, до встречи у всемирного костра жизни!

– До встречи, – сказал я и положил трубку.

Через три недели все резко ускорилось. Каждый день теперь все больше напоминал последний. По мере того, как попытки разжечь солнце гасли, закрывались границы не только между государствами, но и между городами внутри стран. Многие магазины уже не работали, хотя продуктов еще хватало – все-таки капитализм с его накопленным товарным изобилием не так легко с первого удара отправить в нокаут. Но что самое удивительное: вовсю пылало ярчайшими красками телевидение.

Уже почти не выходили газеты, дышал на ладан общественный транспорт, но как только человек включал пластиковый ящик – экран всякий раз вспыхивал цветом, разражался звуком, и в нем обязательно демонстрировалось что-то чрезвычайно увлекательное из жизни микросхем. Пропали лишь передачи для детей. Но большинство программ для взрослых, причем вполне серьезные – продолжались. Ведущие с возбужденными то ли от переживаний, то ли от алкоголя, то ли от антидепрессантов лицами вещали день и ночь, соревнуясь в методах и страстях освещения происходящего. Это был настоящий шабаш ТВ, питаемый, казалось, какой-то невиданной космической энергией, которой наверняка хватило бы на излечение десятков солнц.

В одной, например, программе, было затеяно бурное обсуждение того, какая нация наиболее стойко переживает катаклизм конца света. Украинцы спорили с русскими, русские с поляками, поляки с немцами, немцы с французами, французы с англичанами… Москвичи с остальной Россией – и все это транслировалось по телемостам.

На российском ТВ возник довольно роскошно оформленный канал «Вече спасения», который обвинял во всем евреев, кавказцев и всех тех плюгавых русских, кто не считает себя принадлежащим к великой империи.

В поте лица трудились и многочисленные шоу. В студии моей бывшей «Красной шапочки» в яростных поединках сталкивались члены семей, у которых имелись разные взгляды на суть происходящих событий.

В Нью-Йорке продолжались круглосуточные заседания ООН, на которых в срочном порядке собирались средства со всех государств на реализацию различных глобальных проектов, могущих спасти Землю. Один из этих проектов предполагал выстрел в сторону солнца гигантским газовым снарядом, который, будучи начинен новейшим мгновенно множащимся горючим средством, должен при взрыве на поверхности светила активизировать процесс его горения. Как желчно посмеялся участник одного из телешоу, таким образом авторы этой идеи собираются подлить в затухающий солнечный костер керосина.

По многим развитым странам прокатилась волна самоубийств, быстро, впрочем, спавшая на нет. «Человеческий ум, – как выразился один из философствующих участников круглого стола по духовному спасению солнца, – несмотря на частые предостережения в разные времена, оказался совершено не готов к Апокалипсису».

Вскоре, когда закончился первый месяц солнечного остывания, стало известно, что американцы тайно от всех ведут работы над специальным проектом «Солнечный зонтик». Проект этот включает в себя строительство искусственного солнца, которое, будучи запущено в небо на высоту примерно 30–50 км и оставаясь привязанным к земле специальными магнитными полями-проводниками, сможет на какое-то время (предположительно, на шесть месяцев) согревать и освещать определенный участок земли, включающий в себя часть США и Кубу. Споря о Кубе, американские сенаторы сначала запросили с вялых продолжателей дела Кастро огромную плату за право прикрыться американским «зонтиком», но многочисленные левые, набравшие вес в Америке, заблокировали это предложение: мол, сейчас, пора забыть старые обиды и спасаться вместе! Хотя, по мнению посмеивающихся телевизионных аналитиков, все это была просто нелепая поза американцев, потому что перенести Кубу куда-либо из-под зонтика вышло бы дороже, чем построить сам зонт.