Мы с Лизой ее разрешили. Мы двигались благодаря исходящей от любви силе, и эта сила, – мы точно знали, – никогда не иссякнет, только если мы сами ее не остановим.
Как сделать, чтобы чувства не угасли?
Остывание любви – все равно что трение для шестеренок псевдовечного двигателя…
Как сделать, чтобы колеса любви не начали соприкасаться с поверхностью дороги жизни? Как сделать, чтобы трение не началось?
Дорога, как и жизнь, совсем ни при чем. Никакие физические законы здесь ни при чем. Все дело в людях, позволяющих или не позволяющих угаснуть чувству любви.
Женщина, с которой можно плакать
Ночью, часа в два, за окном ударила молния и начался дождь. Гром громыхал все сильнее, казалось, что водяной ураган вот-вот ворвется к нам в комнату. Лиза спала, а я подошел к окну. Воздух за окном был похож на прозрачный океан, в котором идет дождь. Дождь под водой. Я прикрыл окно, зашторил его, вернулся к кровати и лег рядом с Лизой под одеяло. Смотрел на нее, спящую. Она лежала на спине и, казалось, смотрела из-под сомкнутых век куда-то далеко вперед перед собой, словно зачарованная какой-то изумительной и в то же время трагической мыслью. При этом она чуть-чуть улыбалась. Я обнял ее, и она повернулась ко мне. Мы прижались друг к другу. Чувствую, что она полупроснулась и полувидит меня. А во мне, кажется, впервые в жизни, проснулось что-то, оказавшееся сильнее желания войти в ее тело.
Это новое чувство окутало нас обоих и, когда мы очутились в нем, сразу почувствовали, насколько оно мощнее, человечнее и добрее секса.
Дождь ровно льет за окном. Я прижимаю к себе Лизу и какое-то время мы касаемся носами, ресницами глаз, дышим друг другу в рот. Потом я ложусь на спину и глядя сквозь светящуюся темноту над собой, вспоминаю, как мать за несколько часов до смерти все-таки узнала меня. Я был для нее в другом возрасте, лет восьми-девяти, когда приходил после продленки домой из школы, а она буднично говорила отцу: «Игорь, накорми Сашу». Теперь я, тридцативосьмилетний, стоял перед нею, помрачненной умирающей семидесятилетней женщиной – и она, словно только что заметив своего сына-школьника, буднично бросила заглянувшему в комнату отцу: «Игорь, накорми Сашу».
Копившееся во мне слезное море всколыхнулось, поднялось, хлынуло и начало вытекать из глаз. Нос заложило. Я вспоминал мать и трясясь, плакал, почти не стесняясь лежащей рядом Лизы. Горло и нос душили спазмы; вскоре я громко стал втягивать через нос воздух, потому что уже не мог дышать. Лизины теплые тонкие руки обвили меня, прижали мою голову к своей маленькой, очень теплой груди.
– Все хорошо, мой мальчик, – говорила она светящимся голосом моей мамы, – мой родной, поплачь, это пройдет, сейчас это пройдет…
Ее сердце стучало маленьким стуком, словно птенец пытался выбраться из яйца.
Меня трясло, я вытирал слезы простыней.
– А если сейчас это не пройдет, – говорила она, гладя меня ладонями по волосам, – то и ладно, пусть и не проходит никогда. Плачь, плачь даже вечно. Я хочу, чтобы ты плакал всегда, а я буду тебя жалеть, буду очень тебя жалеть, мой родной…
Слезы. Наводнение на опустевшую, засохшую пустыню. Наступление Красного моря. Поглощение красотой безжизненности. В пустыне снова зацветают цветы и деревья, выбегают на пастбище олени и буйволы, к которым начинают подкрадываться, пригибаясь в траве, тихие львы и гибкие гепарды.
Одно из чудес, вспыхивающих, словно искра, между мужчиной и женщиной, если они любят друг друга – то, что при любимой женщине ты можешь заплакать.
Лиза лежит на мне, подперев подбородок длинными пальцами своих рук. Она смотрит на меня. Ее лицо в прозрачной полутьме воздуха спальни кажется вечным.
– Мне кажется, – фосфоресцируют ее слова, – что твоя мама сейчас видит нас. Знаешь, она смотрит сверху на нас обоих и радуется за тебя…
– Ты думаешь? – с распухшим носом и горлом говорю я.
– Нет, не думаю, – звучит свет ее голоса. – Я верю.
– Я тоже.
Сид и сила свободы
– А ты слышал, – перегнувшись через стол в кафе, где мы завтракали, сказала Лиза, – чтобы вернуться в рай, надо снова пройти испытание яблоком.
– Это как?
– Ну, чтобы обратно в рай войти, нужно пройти через то же испытание – то есть не соблазниться плодом, который опять поднесет тебе змей. Если был охраняемый выход из рая, то должен быть и охраняемый вход, по логике?
– Кто тебе сказал?
– Мне это сказали словами в тексте, который я прочитала. Сегодня в Интернете. Есть такая служба, рассылка философизмов, я на нее подписалась еще учась в универе, тебе присылают на ящик разные прикольные философские изречения разных времен и народов. Бывают, конечно, попсовые и глупые мысли, но сегодня мне понравилось. Я дословно не помню, но смысл такой.
– Где-то я уже это слышал. Ты не помнишь, кто автор?
– Помню. Сид.
– Как… Сид?
– Ну так, Сид и Сид. Умный парень, там у него есть много интересного про наше время и про то, что либеральная идеология нуждается в новом Лютере…
– Слушай, ведь это же мой друг был…
– Друг? Почему был?
– Потому что он умер. Помнишь, я тебе рассказывал, что у меня был очень хороший друг и его одна сволочь убила…
– Так это был Сид?
– Он.
– Я хочу с ним познакомиться.
– Что?
– На свете все остается, и хорошее и плохое, Са. Ты мне расскажешь о нем, вот я с ним и познакомлюсь. А потом мы пойдем на его могилу. Когда я прихожу на могилу бабушки – к родителям на могилу я не могу поехать, они в Грозном, – то чувствую все ее главные мысли и слова. То есть получается, что в жизни мы много говорим неглавного, а после смерти – только самое важное. Ну ладно, путешествия-то это не отменяет! Мы ведь уже родились, так что пора отправляться. Если и встретим какое-то дерево на входе, то уж вдвоем мы как-то с ним справимся. С какой стороны мы в него заедем, Саш?
– В рай?
– Йес.
– Можно хоть с этой улицы, на которой мы сейчас сидим. Встанем и пойдем в рай.
– Это очень близкий вход, – засмеялась Лиза. – Зря я, что ли, дом продавала? Слушай, ты в других землях земли часто бывал?
– Приходилось иногда.
– Где?
– В Европе, Турции… да как все сейчас.
– А я нигде не была. Так, давай начнем с Африки. Или с Австралии. Или, слушай, а что если на Кирибати? Помнишь, ты рассказывал, там все равно, где право а где лево, и можно имена менять каждый месяц.
– Лиза, я боюсь, что так быстро уехать нам не удастся.
– Почему?
– У тебя паспорт заграничный есть?
– Не-а… – Лиза скорчила скептическую гримасу.
– Ладно, если заплатим, быстро сделают. Но все-таки придется подождать.
– И все из-за каких-то дурацких бумажек? – Лиза покачала головой. – Абсурд какой-то! Почему так? Слушай, интересно, нам хватит денег, чтобы проехать вокруг света?
– Хватит, я думаю… Да какая разница, хватит или нет! Поедем и все, хоть куда-нибудь, раз решили.
– Ну вот, наконец-то! – засмеялась Лиза и сжала обеими руками мою ладонь.
Мы заплатили в туристическое агентство тысячу долларов и заграничный паспорт для Лизы был сделан за неделю. О визах в Великобританию, Австралию или в США нас в этом агентстве сразу попросили забыть: вы не женаты, сказали нам, не имеете постоянного места работы, к тому же Лиза ни разу еще не была за границей, так что несмотря даже на наличие денег на банковском счете, визы в эти страны получить будет крайне сложно. Кирибати мы долго искали на карте, потом, когда нашли, выяснилось, что лететь туда надо с пересадками в нескольких странах и подобный маршрут турфирма организовать сможет не раньше чем через месяц. Когда мы заговорили о шенгенской визе, нас вновь попросили принести справки с места работы. Пришлось повторять, что мы нигде не работаем.
– Концлагерь какой-то, а не мир, – возмущалась Лиза, стоя посреди комнаты агентства. – Туда нельзя, потому что работы нет, сюда нельзя, потому что мужа нет… Бред какой-то! Правильно? Как вы думаете? – спросила она у туроператора, молодой девушки с правильным заученным выражением лица, старше Лизы года на три.
