– Вот так все начиналось… – вошел в меня голос.
Мне не хотелось спрашивать, кто это.
– Где я? – выплыл из меня мой ответ.
– Ты вернулся. Ты в человеческом детстве.
Я ощущал, что Лиза тоже, как я, что-то неслышно говорит. Но ее непроизносимые слова были предназначены не мне – поэтому я их не слышал.
Что это, отмирание слов? Или я там, где уже нет слов?
Узнаешь.
Меня медленно потянуло куда-то вперед – словно шевельнулась воздушная воронка. И в то же время я оставался на месте, сидящим возле костра. От огня летят искры. Я слышу, как колышутся травы, листья на деревьях, как стучит лапами по паутине идущий по ней паук, как складывает крылья садящаяся на цветок бабочка.
Так вот какое оно, прадетство.
Так было в правремена, слышишь?
Нега покоя. Вечные дети. Плывет мимо лес, который как-то странно, необычно освещен. Из-под каждого дерева, камня, травинки льется свет. Словно солнце светит не с неба, а отовсюду, снизу и сверху, даже из-под земли. Живой свет, залитый в каждый земной предмет и лучами высвечиваемый оттуда. Вот оно – решение проблемы угасания светила! Как просто. Не нужно ничего заново сооружать, нужно лишь равномерно распределить свет по всей планете, как я сейчас это вижу… И я знаю, как это воплотить в жизнь – но не могу выразить словами. Не могу, потому что так осветить землю, наверное, не мог человек…
Но ведь сейчас, сейчас я понимаю, как это сделать, да?
Ведь если я понимаю, значит, и все остальные смогут?
Меня все быстрее уносит куда-то вперед, хотя я по-прежнему, вместе с лесом вокруг и с Лизой, сижу возле костра. Странно, тревожно вот так одновременно лететь и оставаться неподвижным. Я даже хватаюсь руками за траву, хотя ведь это смешно, я же сижу на месте!
Мир состоит из двух разных половин, рано или поздно мне придется выбрать одну из них. Поэтому я лечу. Больше чем сижу возле костра – лечу. Тихо, как на воздушном шаре, плыву над лесом. Вскоре, глянув вниз, замечаю себя сидящим внизу возле костра рядом с Лизой. Озноб страха пробегает паучьими ножками по груди и рукам. Я чувствую в этой раздвоенности какой-то подвох…
Мне хочется вернуться. Но как? Мой шар вынесло уже так далеко за лес… Я замечаю внизу обрыв, глубокий разлом в земле, из которого торчит, почти доставая до меня, похожая на четырехгранный штык остроконечная башня. Башня, облепленная со всех сторон то ли окаменевшей глиной, то ли бетоном.
Что это?
Гулко стучит сердце, будто мне нужно сейчас прыгнуть вниз, лететь мимо этой башни и разбиться.
А может, и насадиться на нее, как на кол…
Что это за башня? Что – она? Кто – она?
Почему облеплена окаменевшей грязью?
Вдруг входят, ударив в сердце, слова:
– Это ты.
Я?!.
– Ты.
Кто – я?!
– Присмотрись.
Смотрю. Там… мое?
Самое главное в тебе.
Я чувствую, – и это чувство входит в меня как нож – что облепленный каменной глиной хрустальный стержень… в самом деле – я…
Хрустальный? Я что же – хрустальный?
Можешь не гордиться. Все – такие. Теперь – смотри.
Замерев в своем воздухе, вижу…
Как кто-то невидимый, огромный, взмахивает молотом и начинает бить по облепленному каменной грязью стержню.
Зачем? Кто! Нет!
Гулкие, тяжелые удары, освобождающие стержень от налипшей на него грязи.
– Вот ты кто! – грохочет в каждом ударе. – Вот кто ты, вот! – удары трясут, рвут, и с меня отваливается грязная, бетонная, старая, твердая, гнилая окаменевшая оболочка…
Когда отлетает последний кусок, тот, кто крушил меня, отбрасывает молот.
Куски падают вниз. Они, как гниющее мясо – мясо потуг на значительность, раздражения, злобы, пренебрежения, исключительности, избранности, жажды, черной депрессии, ноющего уныния, жалости к себе, упоения собой, ненависти к… неверия в…
Я смотрю на оставшийся голым сверкающий стержень, вижу:
Так вот ты какая, хрустальная…
Вот, значит, какая ты – моя душа… бывшая когда-то солнечной медузой, обитавшая где-то в районе моего солнечного сплетения… ты…
Вот она – ты.
Голая, как и я.
Впервые мы – наедине.
Что же мне делать с тобой?
Узнаешь.
Узнаю?
Воздух вновь становится как вода. Так было уже когда-то, давно, на солнечной подводной поляне, в окружении кораллового амфитеатра и молчаливых зрителей-рыб. Я плыву куда-то, почти что в полной тишине. Слышен лишь звук поднимающихся со дна и лопающихся пузырьков воздуха. Мне легко, вода меня приятно колышет, она меня убаюкивает. С замирающим сердцем я наконец спрашиваю:
Что это – смерть?
В ответ – пустота.
Я опускаюсь глубже, плыву, здесь какое-то течение. Вокруг – приятное ничего. Вода или воздух вокруг? Плацента вечности… Там, где вверху нет поверхности, снизу нет дна. Слева и справа – нет берегов…
Я умер уже?
Нет, ты еще жив.
Почему же…
Ты на границе жизни и смерти.
Что мне?..
Скоро.
Что – скоро?
Выбор.
Две половины?
Да.
Жизнь или смерть?
Да. Я или он.
Ну так… могу я выбрать прямо сейчас?
Все гораздо серьезней.
Серьезней?
Да. Все очень серьезно.
…Всегда?
От начала и до конца.
Так… когда же?
Сейчас. Молись.
Вспенился воздух-вода, качнулся амфитеатр, завертелось солнце поляны. Меня вкрутило, ввинтило в пенный поток внезапно возникшего сильнейшего течения – и понесло. Я схватился за траву пальцами – а она оказалась воздухом. Тогда я стал рыть яму руками в воздухе и содрал их до крови. Я хотел удержаться – но меня сорвало и понесло. Вспышками, мгновенными картинками я видел сидящую возле костра Лизу, скрючившуюся, спрятавшую лохматую голову среди своих длинных ног. Меня рядом уже не было. Меня будто вытерли виртуальной резинкой, нажали на кнопку «delete». Что видела сейчас там одна Лиза? Куда несло ее? Где мои родители? Есть ли они? Где друзья мои, любови, дети? За что мне уцепиться, чтобы меня перестало нести? За что, чтобы хоть как-то почувствовать себя? Моя хрустальная душа оказалась пустой, сдернутая с нее кожа гниет на земле и ее поедали черви. Чем наполнить мне душу? Была ли она хоть когда-то наполнена чем-то? Где же оно? Где?!
