Габриель заметил Каттера — тот сидел у стены; рука у него была в гипсе.

— Я уважаю всех, особенно вон того человека по имени Каттер. Несколько недель назад мы соревновались, и его сбило такси. Однако сегодня он здесь, привел с собой друзей, потому что настоящий Свободный бегун не принимает общественных границ. Ведь наш бег — не спорт, не способ пробиться на телевидение. Это жизненный путь, который мы сами для себя избрали. Избрали и так показываем, что у нас в сердцах.

Некоторые из нас отвергли дары прогресса, но нельзя отрицать: компьютер изменил нашу жизнь. Наступила новая эра — эпоха Большого Механизма. Повсюду камеры, сканеры. Скоро частная жизнь потеряет неприкосновенность. Вдобавок нам насаждают культуру страха: СМИ кричат о все новых и новых угрозах, избранные нами же лидеры подогревают в нас страх, постепенно отбирая свободу.

Однако Свободные бегуны не боятся: кто-то живет вне Системы, кто-то активно сопротивляется. Сегодня я прошу проявить больше решительности, потому что уверен: Табула готовится предпринять решительный шаг на пути установления электронной тюрьмы. Они не просто усовершенствуют систему наблюдения, нет. Это станет последним этапом в осуществлении их плана.

Что за план, спросите вы? Верный вопрос. Отвечу: слухи несут в себе правду. Мне нужны люди, которые умеют общаться с друзьями и знакомыми, те, кто умеет копаться в интернете, улавливать голоса, приносимые ветром. — Габриель указал на Себастьяна. — Этот человек создал первый подпольный веб-сайт. Присылайте туда новости. Постепенно организуется сопротивление.

Напоминаю: выбор еще не сделан. Мы не обязаны принимать эту новую систему страха и тотального контроля. Мы в силах сказать «нет». Мы имеем право на свободу. Спасибо.

Аплодисментов не было, не кричали «ура», но когда Габриель шел по коридору к выходу, его хлопали по плечу. Странник понял: люди поддержат.

Снаружи было холодно. Матушка Блэссинг кивнула Брайану, наемнику-ирландцу, который ждал на тротуаре.

— Он закончил! Уходим.

Они забрались в грузовую часть фургона доставки, Брайан — в кабину. Через некоторое время фургон уже медленно катил сквозь туман по Лэнгли-лейн.

Матушка Блэссинг посмотрела на Габриеля. Впервые с их знакомства во взгляде ирландки-Арлекина не сквозило абсолютное презрение.

— Еще речи будут? — спросила матушка Блэссинг.

«Будут еще поиски моего отца», — подумал Габриель, но вслух ответил:

— Возможно. Пока не знаю.

— Ты напоминаешь своего отца, — сказала матушка Блэссинг. — Перед тем как мы отправились в Ирландию, он говорил с людьми в Португалии и Испании.

— Он упоминал о семье?

— Рассказывал, что вы с братом еще мальчишками повстречали Торна.

— И все? Ты столько месяцев охраняла моего отца, а он больше ничего не сказал?

Машина въехала на мост через реку. Матушка Блэссинг выглянула в окно.

— Сказал, что Странников и Арлекинов разделяют большие расстояния, а так бывает очень трудно увидеть Свет.

Камден-маркет находился как раз там, где капитан баржи высадил на берег Майю, Вики и Элис. В викторианскую эпоху здесь загружали баржи хламом или углем, которые затем перевозились по реке. Время шло, склады с погрузочными доками превратились в рынок, территория которого все расширялась. В небольших магазинчиках и продуктовых лавках купить можно было все: от гончарных изделий и выпечки до старинных драгоценностей и армейского снаряжения.

Брайан высадил матушку Блэссинг с Габриелем на Чок-Фарм-роуд. Ирландка-Арлекин повела Странника через рынок. Владельцы лавок собирали стулья, укладывали в корзинки цыплят-карри. Кое-где на ветру покачивались оставшиеся с праздника рождественские гирлянды. По краям рынка царила темень, где копошились крысы.

Матушка Блэссинг назубок знала расположение камер. Время от времени она останавливалась, чтобы свериться с детектором — небольшим приборчиком, мощные диоды которого излучали инфракрасный свет: невидимый луч отражался от объективов камер, так что каждая из них смотрелась в окошке прибора миниатюрной полной луной. По пути Арлекин не раз удивила Габриеля тем, как ловко обнаруживала устройства наблюдения и отыскивала обходной путь.

Восточная часть рынка была застроена кирпичными зданиями, в которых раньше располагались конюшни (лошадей впрягали в повозки и омнибусы). Но еще больше старых конюшен оказалось в катакомбах, куда вел проход под навесной железной дорогой. Матушка Блэссинг провела Габриеля через арку и дальше — в подземелье. Там они поспешили мимо закрытых лавочек и художественных студий. Первые футов двадцать стены покрывала розовая краска, дальше — алюминиевая фольга.

Наконец матушка Блэссинг с Габриелем добрались до магазина Уинстона Абосы. Хозяин, сидя на полу, натягивал на деревянный каркас барабана кожу какого-то животного. При виде гостей он поднялся на ноги и кивнул:

— С возвращением. Надеюсь, речь имела успех?

— Клиенты были? — спросила матушка Блэссинг.

— Нет, мадам. Вечер выдался тихий.

Обойдя ряды барабанов и эбеновых статуэток, изображающих племенных божков и беременных женщин, Уинстон Абоса снял со стены матерчатый плакат с рекламой фестиваля барабанов в Стоунхендже. За плакатом скрывалась армированная стальная дверь. Открыв ее, Уинстон повел гостей по коридору, из которого четыре двери вели в разные комнаты. В первой были раскладушка и два монитора: на одном — изображение входа в катакомбы, на втором — самой лавки. Пройдя мимо кухоньки и ванной, Габриель вошел в спальню без окон, где стояли стул, стол и чугунная кровать. Здесь и жил Странник последние несколько дней.

Удалившись на кухню, матушка Блэссинг достала из бара бутылочку ирландского виски. Уинстон вслед за Странником вошел в спальню.

— Есть хотите, мистер Габриель?

— Не сейчас, Уинстон. Я попозже сделаю себе чаю и тосты.

— Рестораны еще открыты, могу купить еды навынос.

— Спасибо, тогда возьми чего-нибудь на свое усмотрение. А я пока вздремну.

Уинстон закрыл дверь. Слышно было, как он переговаривается с матушкой Блэссинг.

Лежа на кровати в холодной комнате, Габриель глядел на единственную лампочку — та висела на проводе в центре потолка. Из трещины в стене сочилась вода.

Во время речи Габриеля переполняло море энергии, но теперь оно иссякло. Младший Корриган напомнил себе отца — оба лежат в тайных прибежищах под охраной Арлекинов. Однако такие препятствия — не для Странников. Свет может отыскать Свет в параллельном мире, нужно только пересечь барьеры и проникнуть в Первое измерение.

Габриель сел, опустил ноги на пол и сложил руки на коленях. «Расслабься», — сказал он себе. Первая стадия пересечения барьеров напоминала молитву или медитацию. Закрыв глаза, Габриель представил свое тело из Света, заключенное в теле физическом. Ощутил энергию, текущую через плечи, руки, запястья.

Вдох, выдох… Левая рука соскользнула с колена и упала на матрац, словно бы онемевшая. На ее месте остался черный силуэт, усеянный точками света, как ночное небо — звездами. Сосредоточившись на нем, Габриель поднял «призрак» руки… поднял выше… И вдруг Свет целиком покинул тело, будто бабочка вышла из куколки.

Капитан Томас Фоули ковылял по узкой боковой улочке Портмаги, а с веранды обитого вагонкой дома за ним наблюдала дочь, Розалин Мэган. За ужином отец уговорил пять бутылок «Гиннесса». Ну и пусть, думала дочь, зато вырастил шестерых детей, при любой погоде выходит в море рыбачить и никогда не затевает драк в пабе. Выпивка просто помогает ему забыть об артрите.

Вернувшись на кухню, Розалин села за стол в уютном уголочке и включила компьютер. Муж по делам уехал в Лимерик, а сын сейчас в Америке — работает краснодеревщиком. Летом в доме бывает полно туристов, но зимой даже орнитологи редко заглядывают. Мало что происходит в такие дни, но Розалин любила тишину. Самая старшая сестра живет в Дублине, работает почтальоном; то и дело хвастается, мол, сходила на последнюю премьеру в кино или там в театр… Однажды до того зазналась, что назвала родную Портмаги «сонной деревенькой»!