III Я сплю тяжелым жутким сном, Чуть слышно изредка вздыхая, Когда проходит за окном Старуха вещая, глухая! На ней изношенный чепец Все с той же лентой полинявшей… И был какой же я глупец, Его за облако принявши! …И с плеч узористая шаль Спадает складками сухими… Как было больно мне, как жаль Узнать твое другое имя! Теперь я знаю, тяжким сном Как бы навеки засыпая, Что за гадалка за окном Стоит костлявая, слепая… И странный ведом мне покой, Когда, чуть скрипнувши в приделке, Она холодною рукой Подводит часовые стрелки! И крика я не пророню, Хотя и душно мне, и жарко… И пробуждению и дню Дивлюсь, как лишнему подарку! IV Всё те же у родного дома Кривые межи под овсом, И светят зори по-былому, Катясь за рощу колесом… Лишь на болоте к самой тверди Труба взметнулась на дыбы, И съехали от страха жерди На крыше матери-избы! Но как и встарь, поля убоги, Печален мой родимый край, Все так же виснет у дороги Луны пшеничный каравай… И сотни лет во мгле незрячей Под сиротливой синевой К нему уносится собачий Голодный бесприютный вой. V Сколь хочешь плачь и сетуй: Ни звезды нет, ни огня! Не дождаться до рассвета… Не увидишь больше дня! В этом мраке, в этой теми Страшно выглянуть за дверь: Там ворочается время, Как в глухой берлоге зверь! VI Ой, как ветер в поле воет, Как шипит метель… У закуты головою Бьется ель! И березы полукругом Подошли к крыльцу: Хлещут ветками друг друга Прямо по лицу! И лежит ничком, врастяжку Верба под окном… И подкатывает тяжко К горлу ком! VII Давно не смотрит Спас с божницы, И свет лампад давно погас: Пред изначальным ликом жницы Он в темноте оставил нас! Пред жницей страшной и победной, Восставшей в пепле и крови, Не мог остаться плотник бедный Со словом мира и любви! И вот теперь в привычном месте Висит не Спасов образок, А серп воздания и мести И сердца мирный молоток! VIII Как свеча, горит холодный На немом сугробе луч. Не страшись судьбы безродной: Ни тревогою бесплодной, Ни тоской себя не мучь! Слезы, горечь и страданье Смерть возьмет привычной данью, Вечно лишь души сиянье, Заглянувшей в мрак и тьму! Конец 1920-х — начало 1930-х годов "Я доволен судьбою земною…"
Я доволен судьбою земною И квартирой в четыре угла: Я живу в ней и вместе со мною Два веселых, счастливых щегла. За окном неуемная вьюга И метелица хлещет хлыстом. И ни брата со мною, ни друга В обиходе домашнем простом. Стерегут меня злючие беды Без конца, без начала, числа… И целительна эта беседа Двух друзей моего ремесла. Сяду я — они сядут на спину И пойдет разговор-пересвист, Под которой иду я в пустыню — В снеговой неисписанный лист. 1933 или 1934(?) "Лукавый на счастливого похож…" Лукавый на счастливого похож, И часто в простоте — погибель… Едва ль легко ответить мы могли бы, Что нам нужнее: правда или ложь?.. Пусть старый Бог живет на небеси, Как вечный мельник у плотины… Высь звездная — не та же ль ряска тины, А мы — не щуки ли и караси? Бегут года, как быстрая вода, И вертят мельничьи колеса, И рыба грудится к большому плесу, И жмемся мы в большие города… И каждый метит раньше, чем другой, Схватить кусок любви иль хлеба, А смерть с костром луны плывет по небу, Подобно рыболову с острогой. Лукавство, хитрость нам нужны во всем, Чтоб чаще праздновать победу, Пока и нас не подадут к обеду Поужинавшим глупым карасем! 1930-е годы "Впереди одна тревога…" Впереди одна тревога И тревога позади… Посиди со мной немного, Ради Бога, посиди! Сядь со мною, дай мне руку, Лоб не хмурь, глаза не щурь, Боже мой, какая мука! И всему виною: дурь! Ну и пусть: с чертой земною Где-то слиты звезды, синь… Сядь со мною, сядь со мною, Иль навек уйди и сгинь! Завтра, может быть, не вспыхнет Над землей зари костер, Сердце навсегда утихнет, Смерть придет — полночный вор. В торбу черную под ветошь С глаз упрячет медяки… Нет уж, лучше в прорубь! Нет уж, Лучше к черту в батраки! Черт сидит и рыбку удит В мутном омуте души… Оттого, знать, снятся груди — Счастья круглые ковши! Пьешь из них, как будто не пил У судьбы из добрых рук, Не ступал на горький пепел Одиночеств и разлук,— Будто сердца жернов тяжкий Никогда еще любовь Не вертела, под рубашкой Пеня бешеную кровь,— Словно на душе, на теле Нет еще ее помет! Нет тебя на самом деле, Друг мой, не было и нет! Но пускай ты привиденье, Тень твоя иль ты сама, Дай мне руку, сядь хоть тенью, Не своди меня с ума. <1934> |
