Иванушка — рубаха-парень,
Кровь с молоком, в плече — сажень,
Крутая грудь — кузнечный сварень,
Да ходит сваха — злая старень:
Ему высватывает пень…
Из леса, где шумят березы,
Глядит пенек с речной косы,—
На нем в урочные часы Горят
Аленушкины слезы
Светлее утренней росы.
И не прогонишь злую сводню,
И не отмашешь от окон
Ни свечкой, ни крестом господним,
Ни черным словом преисподним,
Ни вербным прутиком с икон.
Зато и святки с ней — не в святки,—
Не до гульбы, не до потех:
Эх, даже кудри — только смех,
Коли зипун — латы да латки,
Да дыры черные прорех…
Коли у барыни в палате
Щенков выкармливает мать,
А тяти нет — давно нет в хате:
Ушел он в каторжном халате
За суку барскую страдать…
Глядит в окно луна-сычиха,
В окно стучит сиротка-ель,
Грозит веревкою качель,
И гонит девок Салтычиха —
Простоволосая метель…
Метель селом бредет вразвалку,
В руке колодезная жердь…
Сидит Аленушка за прялкой —
И ей не больно и не жалко,
Что скоро в гости будет смерть.
У Салтычихи руки — крюки,
На пальцах — когти как крючки,
И бородавки как сучки,
И шевелятся две гадюки
В бровях нахмуренных — зрачки…
Как в терему, под белой елью
Горит крещенская свеча,—
Сидит подружка за куделью,
И кровь с иглы на рукоделье,
Как нитка красная, — с плеча…
Подружка шьет ему рубаху,
Обводит ворот кумачом,
Чтоб не тужилось ни о чем,
Чтоб — коль судьба — так уж без страху
На плаху лечь пред палачом…
Палач угрюм и нем, как рыба;
Широк у Салтычихи двор:
Среди двора качель, как дыба,
Под дыбой — плаха и, как глыба,
На плахе — пудовой топор.
И кто качался на качели,
Тому не мил был белый свет,—
О том уж и помину нет,
О том и ветры отшумели
И замели поземкой след.
Иванушка нескладно скроен,
Замешан круто, крепко сбит;
Вскормлен землей, слезами вспоен
И весь он — как Аника-воин,
А сердце — как аникин щит…
От века — доброта и сила,
От века — могута и лень:
И, знать, занялся в кудрях день,
Иль то гнездо Жар-птица свила
Под рваной шапкой набекрень?!.
В очах — два озера и небо,
В плечах почила ширь полей,
А зубы с черствой корки хлеба,
С воды озерной — на потребу —
Озерной кипени белей…
Глядит в окно луна-сычиха,
И белой ручкой ель стучит,
А кровь с иглы точит-сочит,
И кровь, как нитку, Салтычиха
Из груди девичьей сучит…
Подружка ждет его и манит,
До пяток косы — два пайма,
В очках как будто роща вянет.
Когда за рощею туманит
И от зари плывет кайма.
Подруга шьет ему рубаху,
Кладет на ворот багрянец,
Чтоб по селу с конца в конец
Прошел Иванушка на плаху,
Как красной горкой под венец…
Не плачь, Аленушка, на кику,
Не порти белого лица:
Есть у Иванушки-Аники
Зубец от вил, острее пики,
Коса, вернее кладенца…
Над ним крещенской полуночью
Сквозь кровлю светится звезда;
В руках луч месяца — узда;
Как колокольчиком, стрекочут
Сверчком запечным повода…
Под ним, как конь, звенит подпругой
И пышет глиняная печь,
И мчит его в пургу и вьюгу, —
И не зипун уж, а кольчуга
Спадает с богатырских плеч.
Закинет соху он за тучу
И на полях нахмурит бровь,
И потечет по полю кровь,
И прорастет крапивой жгучей
Мечом запаханная новь…
И руки вспружатся, как клешни,
И на устах замрут слова,
И там, где годы в сини вешней
Качалась под окном скворешня, —
Качнется вражья голова…
Не будет песен и запевок,
Замолкнет колокольный звон,
Зайдет луна за небосклон,
И семьдесят безумных девок
Стучаться будут у окон…
Стучаться будут у порога,
Будить и звать хребетный люд,—
И, кто вчера молился Богу,
В полуночь выйдет на дорогу
И будет яростен и лют.
Как в пашню, втянется в заплечье,
Не будет пить, забудет есть…
Как листопад — куда невесть —
На ветер жизни человечьи
Вскружит Иванушкина месть!
Но не для ради злой потехи
Он будет ратовать и мстить:
В полях заря поставит вехи,
Где наземь сбросит он доспехи,
Чтоб всё забыть и всем простить.
<1924,1927>
