ОЧАЖНЫЙ БЕС Сидит он днем под рукомойником, Где паутина, словно лес, На рожках с клетчатым повойником, Как будто баба, а не бес… Повойник в клетку после бабушки Достался матери моей, Чтобы когда печет калабушки, Была проворней и милей… Чтоб все в руках у ней спорилося, Водились снохи и зятья, Чтоб брага вовремя варилася, Во время парилась кутья. Чтоб ладились блины и пакулы, Чтоб зря отец не колупал… И долго матушка проплакала, Когда повойничек пропал… Сидит в нем бес под рукомойником И только глянет: глазки врозь — И молоко уж из подойника В углу с залавка полилось… Не видит мать, в глазах — что марево, Отец с похмелья — только тронь… Шипит-бежит в опечье варево, И шею вытянул огонь… Беда, страда, и с роду по роду В углу один и тот же лик… И как заснул, расправя бороду, В руке отрепанный голик… От чаши ль с горькою отравою, От слез ли все в глазах мутит… А в печке красный лебедь плавает, И красный пух в трубу летит. А возле печки, словно староста, Пыхтит пузатый самовар И, задыхался от ярости. Курчавый выбивает пар… Сцепилась клюшка с сковородником И ни туда, и ни сюда — И вот на лавку под угодником Летит с блином сковорода… С похмелья долгого и тяжкого Отец зевнул и с лавки слез, — Ему под мышкой за рубашкою Лучинкою щекочет бес… Глядит отец, что ночь ненастная, И в лоб, как в дверь, стучит ладонь — И на плечах рубаха красная, Как на ветру в костре огонь… И стол гремит пред ним посудою, И встала на дыбы скамья — Все в груду валится — под грудою Лежит и ежится семья. И кажется он нам разбойником, Не борода — дремучий лес… И кружит с бабкиным повойником, И теребит порчину бес… Так целый день, и только к вечеру, Когда заря уйдет в овраг, На стол поставит матка печево, И теплотой дыхнет очаг… Отец вздохнет, водой окатится И даст — не в первый раз — зарок. От щей с бараниной под матицу Завьется голубой парок. От плошки с гречневою кашею Дух по избе, как с борозды,— И снова над избенкой нашею Зажгутся две больших звезды. И вылезут на дух кузнечики И застрекочут на светец, И, больно мне сжимая плечики, Ко мне подвинется отец… Приляжет рядом и забулькает, Заходит грудь, как жернова… В углу у матери над люлькою В дремоте сникнет голова… И снятся мне всю ночь покойники, И видится сквозь сон всю ночь, Что вон висит на рукомойнике Повойник бабушкин: точь-в-точь!.. <1925> «Забота — счастье! Отдых — труд…»
Забота — счастье! Отдых — труд! Пустить бы все напропалую: Что в наше время берегут? Нет, пусть уж дни мои бегут От жалкой ссоры к поцелую! Хотя беречь — не сбережешь. И нищему подать бы проще Судьбы полуистертый грош, Когда от счастья только мощи, А от любви осталась ложь! Пойти б, как зверю — наугад! Но разве лосю удалось бы Забыть лосиху и лосят? Нет, лучше слезы, ласки, просьбы, Очаг — тепло и едкий чад! <1927> «Сегодня в ночь взошла луна…» Сегодня в ночь взошла луна, К земле склонившись, как к надгробью, Точь-в-точь как ты, моя жена, Когда ты смотришь исподлобья!.. Поля ж, как рукопись, лежат, А лес, как юноша, вздыхает… Чужие люди и не хают… А тут свои не дорожат… Ах, можно все простить, забыть: Коварство, горечь и измену… Любовь, как море, может быть, А нету берега без пены! А все же в берегах цветут, Как косы в ласке, водоросли… Все — ради счастья! — все ведь лгут И каются все после, после! Все можно, все забыть, простить, И счастье даже лучше с тенью, Когда нет верного решенья Скакать козлом или грустить! Но смерть, коль верная жена В постели рядом даже снится, Как эта скверная луна, Которая всегда косится! <1927> «Если б жил я теперь не за Пресней…» Если б жил я теперь не за Пресней, Где труба заслонилась трубой, Ах, вот если… еще бы раз если… За ворота я вышел бы с песней И расстался бы нежно с тобой! Я ушел бы в туман на поляну И легко перенес бы обман… И подплыла б луна, как беляна… И вспылала б звезда-талисман! А теперь эти дни как оглобли! Словно скрип от колес — эта жизнь! Не навек ли тогда, не по гроб ли Мы, не ведая слез, поклялись? Кто же думал, что клятва — проклятье? Кто же знал, что так лживы слова? Что от нежного белого платья На заплатки пойдут рукава? Юность, юность! Залетная птица! Аль уж бороду мне отпустить? Аль уйти и ни с кем не проститься, Оглянуться с пути и простить? И страшусь я и жду сам развязки… И беглец я, и… скорый гонец! Так, у самой затейливой сказки Нехороший бывает конец… И когда я в глаза тебе гляну, Не поймешь уж теперь… не поймешь, Что луна на ущербе — беляна, Аль из сердца исторгнутый нож?.. Ну и что ж? — Плакать тут, на народе, Душу черпая с самого дна? Всякий скажет: «Чудак или… вроде… Видно, кость ему ломит к погоде, И виски бередит седина!» <1927> |
