— Вы украли красный портфель, сняли вашим аппаратом “Зенит-С” деку, таблички, отпечатали снимки, пленку сожгли. Признаетесь, Белкин?

— Дд… — выдавливает из себя фарцовщик запинаясь. — Да-а!

— Расскажите, как вы ухитрились положить портфель в платяной шкаф в то время, когда дверь мастерской была опечатана?

— Не клал! — отвечает преступник шепотом.

Тут взрывается доселе молчавший “Антон Павлович”.

— Как это не клал? — говорит он, срывая с носа пенсне. — Что же, портфель сам прилетел на крыльях и лег, куда нужно?

Положив на стол акт, Горохов уходит, и в кабинете сейчас же появляется комендант. Любитель канареек угрюм, тяжело дышит и, добравшись до стула, грузно опускается на него. Александр Корнеевич спрашивает, приходилось ли ему, Константину Егоровичу, снимать с двери мастерской сургучные печати и по какому поводу.

Комендант объясняет, что первый раз сделал это для того, чтобы перенести из мастерской в другое помещение реставрированные смычковые инструменты, за которыми ежедневно приходили клиенты. Во второй раз он снял печати третьего января, когда Белкин заявил, что оставил в мастерской нужный ему до зарезу прибор, который, верно, достал из платяного шкафа.

— Вы это видели?

— Да! Стоял возле.

— Никуда не отлучались?

— Нет! Хотя… На дворе раздались частые автомобильные гудки. Белкин попросил меня посмотреть в окно, не сигналит ли его шофер, кажется, Маруся. Я и поглядел туда.

— Значит, вы, Белкин, в это время сунули портфель в платяной шкаф.

— Под кучу фартуков! — добавляю я.

Преступник еле шевелил губами, подтверждая это.

Работая по очереди, стенографистки расшифровали и напечатали на машинке протокол, за исключением последних показаний свидетелей. Пока они заканчивали свое дело, я спросил фарцовщика, почему мистер Спайс не купил деку и таблички, а взял только фотографии с этих вещей. Белкин тихо объясняет, что покупатель плохо разбирается в скрипках и предложил за всё десять “крабов” (дамских часов с браслеткой). Поэтому было решено: он, иностранец, покажет фотографии у себя, и в следующий приезд он или же тот, кому поручит, купит эти вещи. Но предупредил, что даст много “зелени” (долларов) за целую скрипку работы А.Я.Золотницкого. Сомнений не было: мистер Спайс преотлично понимал в скрипках, слышал или читал в наших и иностранных журналах о работах Андрея Яковлевича, особенно об его “Родине”, и подбивал Белкина на новую кражу. Потом он пригрозил бы фарцовщику разоблачением и завербовал бы его в агенты. Когда под протоколом появляются все нужные подписи и конвоиры уводят преступника, Кудеяров пожимает руки свидетелям.

— Спасибо за помощь! — говорит он мне с теплотой в голосе, обхватив руками мои плечи. — Приезжай в выходной! Угощу медом!

Прощаясь со мной, “Антон Павлович” повторяет свои неизменные слова:

— Звони и заходи!

Я спускаюсь по лестнице вместе с Верой Ивановной, она посмеивается над тем, что я долго не забуду тот “пустяк”, который она подбросила мне.

— Все-таки этому Белкину повезло, — говорит она. — Его будут судить за фарцовку. Могут перевоспитать, а может, и сам одумается. А вот если бы его задержали через год — два, когда он, вероятно, стал бы иностранным агентом, его жизнь была бы вся исковеркана!

Затем Вера Ивановна пожимает мне руку и, не оглядываясь, все с тем же желтым портфельчиком переходит на другую сторону улицы и скрывается за углом…

Москва — Малеевка.

1962–1964 гг.

РАССКАЗЫ О ЖИЗНИ МАЛЕНЬКОЙ

ДЕВОЧКИ BXXI ВЕКЕ,

ЗАПИСАННЫЕ ЕЕ ОТЦОМ

Завтра Алиса идет в школу. Это будет очень интересный день. Сегодня с утра видеофонят ее друзья и знакомые, и все ее поздравляют. Правда, Алиса и сама уже три месяца, как никому покоя не дает — рассказывает о своей будущей школе.

Марсианин Бус прислал ей какой-то удивительный пенал, который пока что никто не смог открыть. Ни я, ни мои сослуживцы, среди которых, кстати, были два доктора наук и главный механик Зоопарка.

Шуша сказал, что пойдет в школу вместе с Алисой и проверит, достаточно ли опытная учительница ей достанется.

Удивительно много шума. По-моему, когда я уходил первый раз в школу, никто не поднимал такого шума.

Сейчас суматоха немного утихла. Алиса ушла в Зоопарк попрощаться с Бронтей.

А пока дома тихо, я решил надиктовать несколько историй из жизни Алисы и ее друзей. Я перешлю эти записки Алисиной учительнице. Ей полезно будет знать, с каким несерьезным человеком ей придется иметь дело. Может быть, эти записки помогут учительнице воспитывать мою дочку.

Сначала Алиса была ребенок как ребенок. Лет до трех. Доказательством тому — первая история, которую я собираюсь рассказать. Но уже через год, когда она встретилась с Бронтей, в ее характере обнаружилось умение делать все не как положено, теряться в самое неподходящее время и даже случайно делать открытия, которые оказались не по силам крупнейшим ученым современности. Алиса умеет извлекать выгоду из хорошего к себе отношения, но тем не менее у нее масса верных друзей. Нам же, ее родителям, бывает очень трудно. Ведь мы не можем все время сидеть дома: я работаю в Зоопарке, а наша мама строит дома, и притом часто на других планетах.

Я хочу заранее предупредить учительницу Алисы — ей тоже будет, наверно, нелегко. И доказательством тому — совершенно правдивые истории, случившиеся с девочкой Алисой в разных местах Земли и космоса в течение последних трех лет.

Алиса не спит. Десятый час, а она не спит. Я сказал:

— Алиса, спи немедленно, а то…

— Что “а то”, папа?

— А то я провидеофоню бабе-яге.

— А кто такая баба-яга?

— Ну, это детям надо знать. Баба-яга, костяная нога — страшная, злая бабушка, которая кушает маленьких детей. Непослушных.

— Почему?

— Ну, потому что она злая и голодная.

— А почему голодная?

— Потому что у нее в избушке нет продуктопровода.

— А почему нет?

— Потому что избушка у нее старая-престарая и стоит далеко в лесу.

Алисе стало так интересно, что она даже села на кровати.

— Она в заповеднике работает?

— Алиса, спать немедленно!

— Но ты ведь обещал позвать бабу-ягу. Пожалуйста, папочка, дорогой, позови бабу-ягу!

— Я позову. Но ты об этом очень пожалеешь.

Я подошел к видеофону и наугад нажал несколько кнопок. Я был уверен, что соединения не будет и бабы-яги “не окажется дома”.

Но я ошибся. Экран видеофона просветлел, загорелся ярче, раздался щелчок — кто-то нажал кнопку приема на другом конце линии, и еще не успело появиться на экране изображение, как сонный голос сказал:

“Марсианское посольство слушает”.

— Ну как, папа, она придет? — крикнула из спальни Алиса.

— Она уже спит, — сердито сказал я.

“Марсианское посольство слушает”, — повторил голос.

Я повернулся к видеофону. На меня смотрел молодой марсианин. У него были зеленые глаза без ресниц.

— Простите, — сказал я. — Я, очевидно, ошибся номером.

Марсианин улыбнулся. Он смотрел не на меня, а на что-то за моей спиной. Ну конечно, Алиса выбралась из кровати и стояла босиком на полу.

— Добрый вечер, — сказала она марсианину.

“Добрый вечер, девочка”.

— Это у вас живет баба-яга?

Марсианин вопросительно посмотрел на меня.

— Понимаете, — сказал я, — Алиса не может заснуть, и я хотел провидеофонить бабе-яге, чтобы она ее наказала. Но вот ошибся номером.

Марсианин снова улыбнулся.

“Спокойной ночи, Алиса, — сказал он. — Надо спать, а то папа позовет бабу-ягу”.

Марсианин попрощался со мной и отключился.

— Ну теперь ты пойдешь спать? — спросил я. — Ты слышала, что сказал тебе дядя с Марса?