Ему было хорошо рассуждать, А я стоял на сцене и думал о судьбе котенка, превратившегося в Тунгусский метеорит. Я и верил и не верил лектору. Сами посудите — знать, что ваш ребенок находится сейчас в почти столетнем прошлом… А если она там убежит от машины? И заблудится?

— А нельзя ли мне последовать за ней? — спросил я.

— Нет. Через минуту… Да вы не беспокойтесь. Там ее встретит наш человек.

— Так там ваш сотрудник?

— Да нет, не сотрудник. Просто мы нашли человека, который отлично понял наши проблемы, и вторая кабина стоит у него на квартире. Он живет там, в двадцатом веке, но в силу своей специальности.

В этот момент в кабине показалась Алиса. Она вышла на сцену с видом человека, который отлично выполнил свой долг. Под мышкой она держала толстую старинную книгу.

— Вот видите… — сказал представитель института.

Зал дружно зааплодировал.

— Девочка, расскажи, что ты видела? — сказал лектор, не давая мне даже подойти к Алисе.

— Там очень интересно, — ответила она. — Бах! — и я в другой комнате. Там сидит за столом дядя и пишет что-то. Он меня спросил: “Ты, девочка, из двадцать первого века?” Я говорю, что наверно, только я наш век не считала, потому что еще плохо считаю, я хожу в детский сад, в среднюю группу. Дядя сказал, что очень приятно и что мне придется вернуться обратно. “Хочешь посмотреть, какая была Москва, когда твоего дедушки еще не было?” Я говорю, что хочу. И он мне показал. Очень удивительный и невысокий город. Потом я спросила, как его зовут, а он сказал, что Аркадий, и он писатель, и пишет фантастические книжки о будущем. Он, оказывается, не все придумывает, потому что к нему иногда приходят люди из нашего времени и все рассказывают. Только он не может об этом рассказать никому, потому что это страшный секрет. Он мне подарил свою книжку… А потом я вернулась.

Зал встретил рассказ Алисы бурными аплодисментами. А потом с места поднялся почтенный академик и сказал:

— Девочка, вы держите в руках уникальную книгу — первое издание фантастического романа “Пятна на Марсе”. Не могли бы вы подарить мне эту книгу? Вы все равно еще не умеете читать.

— Нет, — сказала Алиса. — Я скоро научусь и сама прочту…

ПОВЕСТЬ

Подполковник Бурсов с майором Огинским уже третьи сутки заперты в пустом бараке. Им известно, что это карантин и что во второй половине барака находятся младшие офицеры. Всех их привел сюда из эшелона военнопленных унтер-фельдфебель Крауз. Знают они и то, что в лагере этом одни только советские офицеры инженерных войск.

Их никто не допрашивает. Никто из лагерного начальства даже не заходит к ним. Лишь три раза в сутки с чисто немецкой пунктуальностью приносит пищу пожилой, неразговорчивый унтер-офицер.

Бурсов с Огинским по утрам делают зарядку, завтракают, потом молча лежат на нарах почти до самого обеда. А после обеда снова на нары.

Они наговорились дорогой, в эшелонах, пока везли их из-под Белгорода сначала на юг, а потом на юго-запад. Где они сейчас? Бурсов полагает, что где-то под Кировоградом.

А о чем говорили дорогой? Да и было ли то разговором? Бурсов спрашивал:

“Вы помните хоть что-нибудь?.. Как случилось все это?”

“Запомнилась только черная тень танка с крестом. А потом пламя перед глазами и мгновенное падение в бездну…” — с трудом выдавил из себя Огинский.

Вот и весь разговор.

Огинский очнулся раньше Бурсова, но, кажется, все еще не пришел в себя. И не потому только, что был тяжело контужен.

В какой-то мере Бурсов чувствует себя виновным, что Огинский разделил его участь… Нужно было настоять, чтобы уехал он в штаб инженерных войск армии, как только стало известно, что в ночь с четвертого на пятое июля начнется наступление немцев на Белгородском направлении Курской дуги.

А сам он на месте Огинского уехал бы разве в такой обстановке? Да и приказывать ему, офицеру штаба инженерных войск фронта, Бурсов не имел ведь никакого права…

Все это медленно, вперемежку со сценами боя, завязавшегося в седьмом часу утра, вспоминал тогда Бурсов, путая хронологию событий.

Наступление немцев на Курской дуге летом сорок третьего года ожидалось уже давно, и к нему хорошо подготовились. Дивизионный инженер Бурсов знал об этом не хуже командира своей дивизии. Но как только стало известно, что в ночь на пятое оно начнется наконец, он сразу же решил усилить полковых саперов старшего лейтенанта Сердюка лучшей ротой своего дивизионного саперного батальона. И выехал к нему с нею лично.

А откуда же взялся майор Огинский?.. Ах, да! Он ведь специально приехал к нему в дивизию в связи с экспериментом начальника инженерных войск армии.

И зачем понадобился генералу этот эксперимент с обстрелом минного поля всеми видами полковой артиллерии? Разве и без того неясно было, что никакой детонации при этом не произойдет? Подполковник Бурсов не раз видел, как рвались на наших минных полях немецкие снаряды, но мины, однако, взрывались лишь при прямых попаданиях. Плотность минирования, правда, никогда не была такой, как под Белгородом, да и площади минных полей превосходили все прежние…

И все-таки Бурсов не разделял опасений наших артиллеристов и некоторых военных инженеров. Огинский тоже, кажется, не верил в возможность детонации этих полей при артобстреле. Но он, видимо, хотел убедиться в этом лично, а тут пришло известие о предстоящем наступлении немцев…

И все-таки ему нужно было уехать. Бурсов и сам бы справился с дополнительным минированием переднего края своей дивизии.

…Они работали всю ночь. Не кончили и утром, когда вражеские танки пошли в атаку. Никогда еще не видел Бурсов, чтобы немцы вводили в бой такое количество техники. Против каждой нашей роты в десять танков действовало по тридцать — сорок немецких, и среди них “пантеры”, “тигры”, самоходные орудия “фердинанд”. Разве не понимали и Бурсов, и Огинский, что без саперов нашим танкам будет совсем туго?

Немцы хотя и прорвали потом оборону, но саперы Бурсова вывели из строя много их танков. Подорвали даже “тигра”, новинку немецкой танковой техники. Подполковник сам видел, как его сержант подбросил мину буквально под самые гусеницы одного из этих “тигров”.

Немецких танков было очень много. Несмотря на потери, они рвались вперед, преодолевая минные поля. Несли потери и саперы. На глазах дивизионного инженера погиб командир саперной роты. Командование саперами Бурсов взял на себя. Приказ полковому инженеру Сердюку об отходе в глубину полковой обороны отдал он лишь после того, как не осталось в его резерве ни одной мины.

Нужно было уходить и самому, а он стал искать Огинского. Майор был в той же траншее, лишь несколько левее. Бурсов крикнул ему, но в грохоте боя тот не услышал. И тогда подполковник, пригнувшись, устремился к нему. А когда был уже рядом, почти на самом бруствере разорвался снаряд. Он не услышал взрыва, только пламя резануло по глазам, а воздушная волна сразу же вдавила его в стенку траншеи…

…На четвертые сутки, сразу же после завтрака, приходит к ним очень молодой белобрысый и веснушчатый лейтенант.

— Разрешите представиться, товарищ подполковник, — обращается он к Бурсову, — лейтенант Азаров. Взят в плен в августе сорок первого под Смоленском. Командовал взводом саперного батальона стрелковой дивизии шестнадцатой армии. Теперь исполняю обязанности старшины местного лагеря, хотя я тут самый младший по званию среди советских военнопленных.

— С чего же это так вдруг возвысились? — небрежно спрашивает его Бурсов.

— Произвел неотразимое впечатление на господина коменданта, — не улыбаясь, очень серьезно отвечает Азаров.

— Надеюсь, вы понимаете, лейтенант, что нам не до шуток? — хмурится Бурсов.

— А я и не шучу вовсе. Потом как-нибудь расскажу, при каких обстоятельствах это произошло. А сейчас имею задание коменданта лагеря ввести вас в курс дела. Да он и сам к вам скоро пожалует.