— Вот вам Лев Натанович спрыснет! — перебил его Георгий Георгиевич.

— Ну ладно, доктору я обязан, — согласился старик. — Что ж, теперь до конца жизни ему в рот смотреть? В старое время все пили, все ели, а заболел человек — одно лекарство: выпариться в баньке да холодного кваску испить! — Он пожевал губами и выпалил: — Хотите не хотите, а закачу праздничный обед с шампанским!

— Да что вы, Андрей Яковлевич, сами себе враг? — спросил я.

Но разве его проймешь? Он готов был защищать свою позицию до утра.

— Человек один раз живет на свете! — разглагольствовал мастер. — По-нашему: ешь, пей, да свое дело разумей! На этом жили, на этом и помрем!

— Вот вы это и скажете Льву Натановичу! — подхватил архитектор и, отвернув рукав, взглянул на свои наручные часы. — Ого! Скоро час! Одевайтесь, Андрей Яковлевич!

— Сейчас! — ответил старик и сказал сыну: — Завтра с утра начнем отделывать “Родину”. Материалы сам будешь хранить. А грунт попробуем твой, с пчелиным воском! И на этикетке тебя упомянем!

Я видел, как засверкали глаза скрипача и он в порыве благодарности обнял отца.

Когда архитектор и мастер пошли одеваться, Михаил удержал меня за рукав и сказал, что его статья о грунте для скрипки тоже опубликована. Он крепко пожал мне руку и добавил:

— Только очень сократили!

— Ну и за это будьте благодарны!..

Я догнал Савватеева и старика Золотницкого в подъезде и проводил до такси. Когда они уехали, я подумал, что надо предупредить Галкина о воинственном настроении мастера. Войдя в будку телефона-автомата, я позвонил в клинику и, вызвав его, просил повлиять на ершистого старика.

— В его настроении играет большую роль пребывание в санатории, — сказал я. — Наверно, вы держали его на диете?

— За этим строго следили!

— Может быть, это его реакция на строгость?

— Мой дед говорил: “Старик, который ведет себя как юноша, уподобляется свечке без фитиля”.

— Такому старику только вы и сможете помочь.

— Ну-ну! — воскликнул доктор. — Вы помогли раз, поможете еще!

Я знаю, что теперь мы живем в эпоху, когда все наши законы, вся наша мораль учат: “Помогай людям!” Но разве я мало приложил старания, знаний, терпения к этому трижды проклятому делу о пропаже красного портфеля?..

Это было в пятницу двадцать шестого января. Утром мне позвонил по телефону Кудеяров и попросил быть у него в двенадцать часов дня.

Солнце, ах какое веселое солнце! На московских крышах нагревается девственный снег, над ним поднимается жемчужная дымка, а с висящей на желобе сосульки уже летит вниз первая трепещущая капля и звенит, как еле-еле тронутая пальцем скрипичная струна.

На Петровском бульваре — шумливом островке для детей- все еще стоит вылепленный из снега бюст кудрявого бородатого человека в настоящих очках, с наполовину выкуренной сигарой во рту. Вокруг него толпятся с мамами и нянями ребята, в их числе Вовка с Ксюшей. Проходя мимо них, машу им рукой, они отвечают тем же приветствием…

Александр Корнеевич Кудеяров объяснил, что три дня назад заранее предупрежденные таможенники произвели тщательный досмотр багажа у отправляющегося за границу мистера Билля Д.Спайса. Очи обнаружили у него не только украденную старинную икону, но и другие запрещенные к вывозу вещи. После этого Белкина арестовали.

— Вот протокол его допроса, показания родных и соседей, — сказал Кудеяров, протягивая мне папку. — Прочти, а потом потолкуем.

В деле была восемьдесят одна страница, но я кратко расскажу самое главное.

Отец Роберта Белкина — счетовод на конном заводе: — пристрастился к игре в тотализатор на бегах и скачках, дневал и ночевал на ипподроме и стал “жучком”. Мать — маникюрша — гадала клиенткам на картах, потом по руке.

Учился Роберт средне, только по географии получал хорошие отметки и любил читать книги о путешествиях. В пятом классе он сидел за партой с филателистом Димкой, сам стал собирать марки и пристрастился к этому связанному с географией занятию.

Однажды Димка показал ему страницы своего альбома, где были наклеены такие иностранные марки, что у Роберта захватило дыхание. Он начал допытываться, где его однокашник достал эти филателистические редкости. Взяв у Белкина перочинный ножик — подарок отца, Димка повел Роберта в гостиницу “Метрополь”. Там, в вестибюле, подростки уже окружили иностранных туристов и меняли советские марки на зарубежные. Заокеанский гость бросил несколько мелких монет на пол, ребята бросились их поднимать: многие собирали коллекции монет, и между юными нумизматами произошла потасовка. Воспользовавшись этим, Роберт подхватил две монеты, потом обменял их у ребят с соседнего двора на французскую марку с портретом Наполеона и в придачу еще получил жевательную резинку.

С того дня Белкин осаждал иностранцев в гостиницах, в ресторанах, даже на улицах. Когда учился в старших классах, менял советские значки на иностранные и продавал их ученикам своей школы и знакомым. У одного туриста он приобрел шикарный, белой шерсти в черную клетку свитер и отдал за него материнскую медаль “В память 800-летия Москвы”. Медаль лежала в нижнем ящике комода, и родители пропажи не заметили. Но в школе об этом узнали, секретарь комсомольской организации решил поставить вопрос о Роберте на собрании, однако директор возразил: “Белкин станет широко известным среди учеников, а дурной пример заразителен”. Родители же Белкина клялись, что он это сделал в первый и последний раз.

Роберт продолжал свои делишки, но уже с большой осторожностью. Он научился выбирать умеющих молчать и хорошо платить клиентов. Среди них оказался старый кинооператор Максим Леонтьевич Горохов, у которого две взрослые дочери были падки на заграничные вещи. Роберт стал помощником оператора, а с его дочерьми — Риммой и Милой — весело проводил время.

Ему было двадцать семь лет, когда он стал немного разбираться в искусстве кинооператора. Однако за свою работу он получал так мало денег, что нельзя было и сравнить с доходами от махинаций с контрабандой. Белкин и раньше любил бездельничать, а теперь окончательно превратился в заправского лодыря. Он много времени проводил дома, шил костюмы из заграничных материй, ни в чем себе не отказывал. Все это вызывало недоумение у родителей и у соседей по квартире. Роберт поддерживал хорошие отношения с соседями, делал небольшие подарки: то матовый флакончик духов с золотой пробочкой, то галстук со сногсшибательной расцветкой. Вот с милицией было трудно: за последние годы его не раз предупреждали, чтобы он немедленно устраивался куда-нибудь на работу, иначе, по постановлению народного суда, его выселят в специально отведенную местность лет на пять, с обязательным привлечением к труду.

В прошлом году Белкин встретил в гостинице “Националы” отлично говорящего по-русски мистера Билля Д.Спайса. Тот сразу же сказал Роберту: “Лучше один крупный бизнес, чем сто мелких”, и отказался купить намалеванную иконку. Он предложил Белкину достать икону пятнадцатого — шестнадцатого веков. Роберт объяснил, что это невозможно, но вместо ответа заокеанский гость положил на стол пачку переведенных с английского языка на русский книг и брошюр. Это были: анонимные пособия о том, как не оставлять следов, установить свое алиби, а также о методах разоблачения преступников, о способах допроса и так далее. Были и религиозные книжонки, и антисоветские.

Таможенники при досмотре багажа мистера Билля Д.Спайса изъяли древнюю икону, которая так и лежала в деревянной коробке из-под печенья, закрытая сверху слоями “петифур” и пергаментной бумагой. При домашнем обыске у Белкина сначала никаких ценностей не обнаружили, но применили металлоискатель и под плинтусом нашли золотые монеты царской чеканки. Потом с помощью рентгена в стене разыскали большое количество ювелирных изделий, а, пустив в ход свинцовый контейнер гаммаграфической установки, заряженный радиоактивным изотопом, из кирпичной кладки небольшого камина извлекли иностранную валюту и сберегательные книжки на предъявителя.