Обливаясь потом, Кристин почти бежала. Неожиданно ей наперерез выбежал мужчина. Сильно толкнув ее, он извинился и, обхватив обеими руками, сделал вид, что помогает ей сохранить равновесие.

— Ничего страшного, — сказала Кристин, отталкивая его.

— Кристин, дорогая! — воскликнула у нее за спиной женщина.

Услышав свое имя, Кристин бросилась прочь, напрягая все силы, но было уже поздно. Она почувствовала резкую боль в спине, словно в нее вонзилось что-то острое. Нахлынула слабость, подогнулись колени. Кристин хотела закричать — она не собиралась сдаваться, но тело и мозг уже не слушались. Кто-то выхватил ее сумочку. Она задохнулась от возмущения — там лежали ее деньги и документы, гарантировавшие ей новую жизнь. Но сознание уже гасло. Сердце перестало биться.

Банни Бремнер проснулась от какого-то неприятного звука. Во рту у нее было гадко, смертельно хотелось почистить зубы. Звук повторился. Снизу, чуть ли не из-под пола, раздалось какое-то царапанье. Оно повторялось снова и снова. Затем она услышала приглушенные голоса и узнала их. Они принадлежали тем двоим, которые связали ее, слов разобрать ей не удалось.

Шум действовал на ее раздраженные вчерашней выпивкой нервы. Часы на плите показывали девять утра. Заснула Банни около полуночи, мужчины пили с нею вместе. Она была уже слишком пьяна, чтобы бежать, даже если бы они и утратили бдительность. Ей снова ужасно захотелось выпить, и в ушах у нее зазвучал издевательский голос ее мужа: «Пей, пей еще, дорогая Банни! Ты не можешь остановиться, мерзкая старая пьянчужка, не так ли? Ты самое гнусное из созданий, сотворенных Господом Богом, и именно поэтому я так тебя люблю, дорогая!»

Только сейчас она поняла, что ее пагубное пристрастие позволяло мужу всегда, в любой ситуации чувствовать свое превосходство над ней: в самые неприятные моменты он мог успокоить себя мыслью о том, что он лучше, чем эта «отвратительная старая алкоголичка, на которой он женился».

Банни взглянула на железную кровать. Мэрилин не двигалась. Миссис Бремнер долго смотрела на укрывавшее тело молодой женщины измятое одеяло и вдруг увидела, что несчастная слегка пошевелилась. Значит, она все еще была жива, несмотря на все то, что ей пришлось перенести.

Она вспомнила слова своего отца: «Пока мы живы, Банни, мы можем одержать победу. Хартфорды никогда не сдаются. Никогда».

Она встряхнула головой, стараясь разогнать пелену, все еще окутывавшую ее сознание, и внимательно прислушалась к странным звукам — как будто скребли чем-то по металлу. Ей показалось, что они доносятся со стороны кухни. Может быть, те двое делают что-то с трубами, проходящими под полом? Но с какой стати им этим заниматься?

Банни стала осматривать комнату. Все свои вещи мужчины унесли, за исключением пиджаков, которые висели у самой двери. Через окно она увидела свой «мерседес» и машину Мэрилин, стоящую рядом с крыльцом. Зеленый автомобиль «вольво» был припаркован теперь у самой дороги с открытым багажником — казалось, хозяевам перед отъездом осталось лишь бросить туда последнюю недостающую вещь.

Она слышала, как мужчины ползают внизу, потом послышался голос старшего, Сида:

— Хватит. Еще немного подпилить — и дело в шляпе. Зажжем плиту — и все это как шарахнет! Тут и конец всей ее писанине.

Банни посмотрела на газовую плиту, стоящую в небольшой кухоньке. Она поняла — подчиненные ее мужа проделали дыру в газовой трубе, проходящей под домом. Теперь им оставалось только зажечь конфорку, последний раз провести напильником по трубе и успеть добежать до машины.

Банни медленно сморгнула, стараясь представить себе, что произойдет дальше: газ просочится в помещение и, подожженный бьющим из конфорки пламенем, взорвется, превратив дом в настоящий ад, — они с Мэрилин либо задохнутся, либо сгорят.

— Отнеси инструменты в машину, — раздался голос Сида у самой входной двери. — Подождем, пока нам позвонят, и через пять минут нас здесь не будет.

Он вошел в комнату, сел за стол напротив Банни и зловеще улыбнулся. Банни чувствовала себя удивительно спокойной. «Хартфорды никогда не сдаются», — напомнила она самой себе.

— Хотите выпить? — спросил Сид, открывая последнюю бутылку виски и подталкивая ее к ней.

Банни не ответила, в голове у нее сложился план.

— Ну? — переспросил он.

Она кивнула. Если она сделает все так, как надо, у нее и Мэрилин появится шанс спастись. Она почувствовала поднимающийся в душе страх — другой возможности у нее не будет. Ей нужно успеть сделать все прежде, чем ужас парализует ее.

— В чем дело, миссис Бремнер? Вы передумали?

— Нет.

С бьющимся сердцем она быстрым движением схватила бутылку за горлышко и ударила ею Сида по лбу. Кровь потекла у него по лицу, закапала в раскрывшийся от изумления рот.

— Ах ты тварь! — прорычал он и бросился на Банни, но опоздал. От второго удара по голове бутылка разбилась, кровь брызнула во все стороны. Сид закрыл глаза и стал валиться на пол. Протянув руки через стол, она ухватила его за плечи и держала до тех пор, пока он не осел мягко и бесшумно.

Банни тяжело дышала. Теперь надо было сообразить, что делать со вторым. Она даже не пыталась развязать веревки, связывавшие ее ноги, — узлы были слишком прочны. Банни встала, оторвав стул от пола в надежде дотянуться до кармана Сида, в котором лежал нож. Когда ей наконец это удалось, она перерезала путы, затем быстро растерла ноги, подвигала ими, восстанавливая кровообращение, и поспешила к окну, чтобы выглянуть на улицу.

Высокий напарник Сида стоял около машины и говорил по сотовому телефону. Она видела, как он, закончив разговор, нажал на кнопку, отключающую линию, и направился к дому. Фесс был в одной рубашке, в кобуре у плеча отчетливо виднелся пистолет.

Банни нужно было оружие. Она метнулась к входной двери, где висели пиджаки, и, обшарив их, вытащила из одного пистолет. Отец досконально обучил ее обращению с охотничьими ружьями и кое-что рассказывал о пистолетах. Банни была хорошим стрелком, даже Хьюз признавал это. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

Пистолет Сида был снабжен глушителем. Банни быстро проверила обойму, заглянула в патронник, сняла оружие с предохранителя, взвела курок и подошла к входной двери. Стараясь оставаться спокойной, она выглянула из расположенного рядом с дверью окна и увидела, что высокий как раз в это время поднялся на крыльцо.

Распахнув дверь, она выстрелила и в ту же секунду поняла, что сделала страшную ошибку — ей надо было оттащить Сида туда, где его нельзя было бы увидеть сквозь дверной проем. Фесс увидел лежащее на полу тело и бросился через крыльцо к двери. Выпущенная Банни пуля пролетела мимо и врезалась в пол. На бегу он потянулся к кобуре. Банни стояла неподвижно. Ужас сковал ее, не давая ни дышать, ни думать. Казалось, прошел час, прежде чем ей удалось сбросить с себя оцепенение, но даже после этого она не могла хладнокровно целиться. Тогда она стала быстро, как только могла, раз за разом нажимать на спусковой крючок. Фесс уже выхватил оружие, и она не отрываясь смотрела, как оно описывает в его руке дугу. Еще немного — и его ствол уставится прямо на нее.

Но этого не произошло — Фесс вскрикнул, отшатнулся назад и плашмя рухнул на доски крыльца. Его грудь и правое плечо залила кровь. Пальцы разжались и выпустили пистолет. Банни подошла к неподвижному телу. Пистолет Сида она направила на Фесса. Глаза его были закрыты, в уголке приоткрывшегося рта запузырилась слюна. Банни ткнула ногой неподвижное тело.

— Вставай! — приказала она и пнула лежащего сильнее. Тот слегка пошевелился.

Банни нашла прочную материю и, разрезав ее на полосы, привязала Сида к стулу, а Фесса перетащила в дом и привязала к спинке кровати у ног мисс Майклс.

— Мэрилин! — окликнула Банни истерзанную женщину и дотронулась до ее руки. Та никак не отреагировала. Глаза ее оставались закрытыми, кожа была сероватого оттенка. Выглядела она очень плохо. Банни понимала, что ей срочно нужна медицинская помощь. Каким-то чудом миссис Бремнер удалось приподнять Мэрилин, поставить ее на ноги и дотащить до красного «мерседеса». Потом она прострелила покрышки машины Мэрилин и зеленого «вольво». Вернувшись в дом, она нашла свою сумочку с ключами и сумочку мисс Майклс. Хотя опасность, по всей видимости, миновала, все ее тело было по-прежнему мокрым от пота, в пересохшем рту горчило от пережитого страха.