Гордон с самого начала произвел на нее впечатление. Как сотрудник ЦРУ, он умел вызывать доверие, четко действовал в любой ситуации и выведывал то, что ему было нужно.

— Я не знаю, что произошло потом, — заключила Сара, обращаясь к Флоресу.

Они ехали в студию художницы, зарабатывающей подделкой документов. За окнами машины вовсю сияло солнце.

— То есть я помню, как познакомилась с Гордоном, и это все. По-моему, как-то раз он пригласил меня пообедать, а вот что случилось потом…

Сара пожала плечами, стараясь что-то припомнить.

— Нет, не знаю, — сказала она сердито.

— Ничего, мы узнаем, — ответил Ашер, ободряющим жестом пожимая ее руку. — Узнаем, что произошло и почему и кто в этом виноват. А твоя пластическая операция?

— Это было еще до Гордона, я думаю, недель за шесть…

После операции лицо совершенно изменилось, но выглядела она не так, как ожидалось. Вот она стоит перед зеркалом в спальне, изучая свое отражение, перед ней совершенно незнакомая, очень красивая женщина. Опухоли уже почти совсем исчезли, и по идее она должна была выглядеть приблизительно так, как на эскизах, которые ей показывал хирург и которые она одобрила. Почему же результат оказался иным?

Она наклоняла голову то вправо, то влево. Нос получился не прямым и тонким, как предполагалось, а заметно выдавался вперед. Подбородок и скулы стали более массивными. Рот остался таким же — широким, пожалуй, даже слишком. Но с ним мало что можно было сделать. Вот разве что черная родинка, которую хирург сделал ей на верхней губе справа, — она была очень привлекательной.

Сара ожидала, что лицо ее будет просто приятным, но не таким бросающимся в глаза. Она выглядела как кинозвезда, как женщина, которая дает интервью, а не как журналистка, которая их берет. Уокер предпочитала последнее: казалось, что именно ты владеешь ситуацией. Если в течение тридцати лет женщина считает себя симпатичной, она невольно привыкает к этому. Стать более привлекательной — вполне разумная цель. Но иметь такую яркую внешность было опасно — Бог знает, к чему это могло привести.

Сара отошла от зеркала: зачем волновать себя возникающими вопросами? Ее ждала работа, и Уокер продолжила работу над статьей для журнала о своем лице до и после хирургического вмешательства. Для нее все сложилось удачно: бесплатная пластическая операция плюс гонорар от «Ток» за материал, да еще заплаченный вперед. Вот что значит быть ведущим журналистом престижного издания: самые разные люди, известные и добивающиеся известности, совали ей в карман номера своих телефонов.

Наконец Сара решила выбросить из головы все сомнения и взглянуть на вещи философски. Она не собиралась делать еще одну пластическую операцию. Новое лицо, подумала она, надо рассматривать не как бедствие, а как новые возможности. В самом деле, что плохого в том, что женщина красива?

Они быстро ехали по шоссе. Сидевший за рулем Ашер Флорес молчал, переваривая обрушившуюся на него информацию.

— Хьюзу Бремнеру стоило черт знает каких хлопот подготовить тебя для того, что он запланировал, — наконец сказал он. — Наверное, это действительно что-то очень серьезное.

— Сволочь. Неужели в его планы входило, чтобы я потеряла память?

— Но ты могла потерять ее и без его помощи, скажем, в результате несчастного случая. У тебя могла быть амнезия по причинам, никак не связанным с Бремнером, а он мог просто воспользоваться сложившейся ситуацией.

— Я упала со скалы — или что там со мной случилось — уже после того, как познакомилась с Гордоном. Может быть, именно поэтому я до сих пор ничего не могу вспомнить об этом периоде своей жизни.

Лиз помолчала, задумавшись, потом заговорила снова:

— А Бремнер мог устроить так, чтобы мне сделали пластическую операцию бесплатно?

— Конечно.

— Очевидно, я была ему нужна как двоюродная сестра Лиз Сансборо. Вероятно, между нами было определенное сходство. Хирурги кое-что изменили в моем лице, и получился ее двойник. Я как-то подготовила для журнала большой материал об одной школе выживания и для этого провела месяц в тренировочном лагере в штате Монтана. Там серьезно учили стрелять, и поэтому, когда Гордон сунул мне пистолет, сработал навык физической памяти. По этой же причине у меня не было особых проблем на Ранчо. Впрочем, я вообще была помешана на тренировках и к тому времени находилась в хорошей физической форме.

— Бремнеру наверняка было обо всем этом известно. Можешь не сомневаться, что он изучил тебя самым тщательным образом.

— Но зачем Бремнеру заниматься превращением меня в двойника любовницы Хищника?

— Хороший вопрос. Что тебе известно о Лиз Сансборо? Не из досье, а на самом деле.

Лиз задумалась:

— Почти ничего. У моей матери был единственный брат Хэролд, или Хэл. Он женился в Англии, там у него родилась дочь, моя ровесница. Ни с ним, ни с ней я никогда не встречалась и ни разу не получала от него писем или хотя бы открыток ко дню рождения. Но, наверное, они с матерью очень редко, но все же или перезванивались, или переписывались.

— Так, продолжай.

— Их мать, то есть моя бабушка по линии Сансборо, была хорошая женщина, но какая-то не от мира сего. Помню, очень давно мама возила меня и брата в Беверли-Хиллз навестить ее и деда. Ее мать Фирензе, моя прабабка, жила в Санта-Барбаре. Виделась я с ней очень часто и по-настоящему любила ее.

— А твой дед, юрист из Беверли-Хиллз?

— Он был очень жестоким и злым человеком. Как-то раз он взял дробовик и, ни слова не говоря, застрелил собаку соседа, лабрадора-ретривера. Выяснилось, что его раздражал лай, но раньше он никому об этом даже не обмолвился. Уже потом я поняла, что он использовал дробовик именно для того, чтобы пес подольше мучился перед смертью. У него в оружейной комнате были отличные ружья, из любого из них можно было покончить с собакой в один момент. Приходили полицейские, соседи подали на деда в суд, но он умел выворачиваться, так что разбирательство закончилось ничем.

— Хороший парень был твой дедушка.

— Да, — сухо сказала она. — У меня такое ощущение, что моя мать до сих пор его любит. Но она дала понять мне и Майклу, что дед не тот человек, которому следует подражать. Может быть, поэтому она почти не общалась со своим братом, — не исключено, что Хэл Сансборо вырос похожим на своего отца.

— Вполне возможно. А что было потом с твоими дедом и бабкой по линии Сансборо?

— Яхта, на которой они путешествовали, попала в кораблекрушение, и они погибли. Своим детям они не оставили ничего. Все состояние отошло университету Южной Калифорнии. Теперь там есть специальная стипендия имени моего деда.

— У него водились деньжата.

— Да, но при этом не было друзей. Он со всеми разругался. Партнеры по юридической конторе обожали его клиентов, точнее, их денежки. К матери дед явно охладел после того, как она вышла замуж. Он считал моего отца человеком не своего круга. Зато мама никогда не считала свое замужество ошибкой. Мои родители теперь в Аризоне, а брат отправился на раскопки в Гималаи и вернется только через несколько месяцев.

— Возможно, и тут не обошлось без Бремнера, — заметил Флорес.

— Что ты имеешь в виду?

— Видимо, был план — удалить от тебя всех близких, тем самым сделать более уязвимой, нуждающейся в ком-то. Может быть, в Гордоне.

— По крайней мере хоть одно хорошо — то, что мои родители счастливы на новом месте, — сказала Сара, поморщившись. — Должно быть, это здорово, когда люди любят друг друга. Не знаю, как им это удается после стольких лет совместной жизни.

— Ты считаешь, что любовь важнее денег?

— А разве нет?

Сару внезапно охватило чувство одиночества.

— Романтики в нашем деле долго не живут, — мягко заметил Флорес.

— К вашему делу я не имею никакого отношения. Запомни это. Я никакой не агент. Я здесь только потому, что меня использовали в чужой игре.