Сидя в комнате в полной тишине, Лиз честно старалась вспомнить хоть что-нибудь о своей юности, но не могла. Вероятно, она любила Хусейна, и потеря этого человека была для нее трагедией. Но что такое любовь? Теперь она любила Гордона, однако… Волей обстоятельств Лиз была лишена романтических воспоминаний об этом чувстве из ее прошлой жизни, и теперь бесплодные попытки воссоздать былое приносили лишь отчаяние.

Когда она училась в Кембридже, были убиты ее родители. Как обычно, отец приехал в Нью-Йорк на ежегодное совещание и взял с собой мать. Там, в Нью-Йорке, они стали жертвами уличного грабежа и погибли. При мысли о родителях, которых она не помнила, Лиз почувствовала приступ боли. Боже мой, сколько же понадобится времени, чтобы восстановить прошлое и снова ощутить потерю этих людей как трагедию?

Еще какое-то время она сидела, думая о родителях, которых не помнила. Затем глубоко вздохнула и опять принялась читать. Новый повод для эмоциональной встряски не заставил себя ждать.

Через год после смерти родителей Лиз вышла замуж за американца, веснушчатого, мускулистого блондина, внешность которого с первого взгляда внушала доверие.

Гэррик Ричмонд обучался в Кембридже как фулбрайтский стипендиат. В альбоме было очень много их совместных фото. На всех Гэррик улыбался, излучая радостное и энергичное обаяние. Когда Лиз с ним познакомилась, ей исполнился двадцать один год. Она приняла американское гражданство, а затем они с мужем переехали в Виргинию, где он работал на Центральное разведывательное управление. Это была опасная работа, и Гэррик Ричмонд… погиб, выполняя задание в Ливане.

Она закрыла альбом и папку. Темная удушающая волна накрыла ее: погиб еще один человек, к которому она испытывала теплые чувства. Неужели это случалось со всеми, кого она любила? Быть может, над ней висело какое-то проклятие? Потеряв память, она могла лишь размышлять об этом и испытывать страх. Теперь ей казалось, что близкие ей когда-то люди никогда не жили да и сама она никогда не жила.

Она подошла к кровати. Человек, потерявший память, не может быть самим собой, потому что не знает, кто он, подумала Лиз. У него нет лица, нет прошлого, сформировавшего его, на основе которого можно было бы делать какие-то выводы. Нет опыта прошлых эмоций, с которыми можно было бы сравнить новые. Чувствовать гнев и горе и думать, думать. Все замкнулось, и, казалось, нет выхода из этого порочного круга.

Ее звали Лиз Сансборо, и она была тридцатидвухлетней вдовой. Если не считать Гордона, все, кого она любила, мертвы. Она лежала на кровати в незнакомой комнате и оплакивала свое одиночество и всех тех, кого она потеряла и кого не помнила.

После гибели Гэррика Лиз тоже стала агентом ЦРУ. Ее досье как сотрудника агентства было в следующей папке. Подготовка проходила в штате Виргиния, в лагере Кэмп-Пиэри, который называли «фермой». В досье подробно перечислялась аппаратура, на которой ее проверяли, описывались ее навыки в работе с шифрами и мастерство в дзюдо, результаты экзаменов по стрельбе. Она хороший стрелок… или была им. Неудивительно, что Гордон настоял на том, чтобы она взяла в руки оружие.

Лиз вставила кассету в видеомагнитофон. Судя по наклейке, запись была сделана одним ее другом лет пять назад в ее лондонской квартире. Квартира была маленькая, с такой же мебелью, какой теперь был обставлен ее дом в Санта-Барбаре. Когда камера взяла ее крупным планом с книгой в руках, Лиз увидела искривленный мизинец на своей левой руке.

Эта кассета не помогла ей. Она ничего не вспомнила.

Вторая кассета была выполнена ЦРУ. Лиз заснята во время выполнения задания по наружному наблюдению в Потсдаме, поднимающей контейнер с закладкой в Зальцбурге, выслеживающей кого-то в какой-то темной аллее в Вене. В конце пленки она смотрела в объектив камеры снизу вверх из венских сумерек, рисующий свет фонаря обрамлял лицо. Это было ее лицо, вплоть до такой заметной родинки над верхней губой.

Если верить досье, она работала главным образом в Лондоне, поскольку очень хорошо знала этот город, но в то же время ей приходилось выполнять задания во многих странах Западной Европы. Три года тому назад ее направили в Лиссабон встречать курьера. Свидание не состоялось: курьер был убит за несколько секунд до того, как должен был встретиться с Лиз. Застреливший его киллер по кличке «Хищник» выстрелил и в нее, а затем скрылся, решив, что она тоже мертва.

Просто чудом медики из ЦРУ спасли ее жизнь. Затем отправили в отставку и поселили в Санта-Барбаре как журналистку по имени Сара Уокер.

Сара Уокер!

Итак, стол в том доме все-таки принадлежал ей. Она представила себя Сарой Уокер, журналисткой, работавшей на какой-то журнал. Имя казалось ей знакомым, но эмоция не подтверждалась воспоминанием.

Она с горечью подумала о том, что ее приняли за мертвую. В каком-то смысле она действительно умерла. Мертва память, значит, большая часть ее личности не существует.

Неужели все эти события происходили именно с ней?

На последней странице папки была фотография, где ее засняли вместе с Гордоном. Они стояли на пляже в купальных костюмах, крепко обнявшись, а позади них была видна линия прибоя, бившегося о золотой песок. Лиз внимательно рассмотрела снимок, затем перевернула его. На обороте было написано, что фотография сделана год назад на Хендриз-Бич.

Оба выглядели счастливыми.

Лиз все еще изучала фото, когда услышала, как открывается дверь. Она резко обернулась и увидела Гордона. Он был бледен, плечо плотно забинтовано, рука на перевязи.

Лиз подбежала к нему и обняла.

Они сидели рядом на кровати в крохотной комнатке.

— Я работала на ЦРУ. Ты знал об этом?

— Да, Лиз.

— Значит, ты тоже из ЦРУ.

— Поэтому мы с тобой и познакомились. Мы называем ЦРУ «фирмой» или «агентством», но чаще просто «Лэнгли».

— Ты знаешь людей, которые нас спасли? Кому принадлежит этот дом?

— Они тоже из ЦРУ, — улыбнулся Гордон. — А этот дом — одна из наших явок.

— Но почему мы жили вместе в Санта-Барбаре? Ведь у тебя была своя работа, свои задания?

— Даже у агентов есть личная жизнь, дорогая. Я то уезжал, то приезжал, но Санта-Барбара стала для меня домом. Ты стала для меня домом. Понимаешь?

Он поднял левую кисть. На безымянном пальце было широкое золотое кольцо.

Лиз вспомнила, что уже видела его, но как-то не придала этому значения.

— Мы женаты?

— Официально нет. Это не в нашем стиле.

Из кармана рубашки он вынул кольцо поменьше, осторожно осмотрел его, потом с улыбкой взглянул ей прямо в глаза:

— А это твое.

Она посмотрела на свою левую руку, на безымянном пальце которой не было даже следа от кольца.

— Ты уже вручал мне его… раньше?

— Да. Мы обменялись кольцами, когда я поселился у тебя. Но в больнице мне его отдали. Там опасаются краж, особенно если речь идет о пациенте, который без сознания. Потом, когда выяснилось, что у тебя амнезия, я подумал, что не имею права надеть его тебе на палец. Возьми его, дорогая.

Золотой кружочек увесисто лег на ее ладонь.

— Когда ты упала и получила сотрясение мозга, — мягко продолжал Гордон, — я не мог тебя покинуть. Моим заданием стало помочь тебе выкарабкаться.

Лиз чувствовала, как сильно он желает, чтобы она надела кольцо, но у нее не было сил. В инстинктивном нежелании сделать это был какой-то скрытый смысл, который она не могла толком уловить.

Лиз опустила кольцо в карман и переменила тему разговора.

— «Хищник» — очень неприятная кличка, звучит зловеще. Кто он такой, Гордон?

В его глазах мелькнуло недовольство, он понял ее решимость идти до конца.

— Он наемный убийца, работает по всему миру, причем кличка вполне соответствует репутации. Никто не знает, кто он на самом деле, нет ни одной его фотографии. Предполагают, что он убивает любого, кто может его узнать. Именно поэтому с тобой случилась эта история в Лиссабоне. Он решил, что ты его видела, и поэтому счел необходимым тебя убрать.