7 Теперь, покончив с ледоходом, Со сплавом леса и судов, Построенных для городов Приволжских, голод «бутербродом Без масла» скромно утоля, Я перейду к весне священной, Крыля душою вдохновенной К вам, пробужденные поля. Дочь Ветра и Зимы, Снегурка, — Голубожильчатый Ледок — Присела, кутаясь в платок… Как солнечных лучей мазурка Для слуха хрупкого резка! У белоствольного леска Березок, сидя на елани, Она глядит глазами лани, Как мчится грохотно река. Пред нею вьются завитушки Еще недавно полых вод Снегурка, сидя на горушке С фиалками, как на подушке Лилово-шелковой, поет. Она поет, и еле слышно Хрусталит трели голосок, Ей грустно внемлет беловишня, Цветы роняя на песок. И белорозые горбуньи, Невесты — яблони, чей смят Печально лик, внемля певунье, Льют сидровый свой аромат. Весна поет так ниочемно, И в ниочемности ее Таится нечто, что огромно, Как все земное бытие. Весна поет. Лишь алый кашель Порой врывается к ней в песнь. Ее напев сердца онашил. Ах, нашею он сделал веснь! Алмаз в глазах Весны блистает: Осолнеченная слеза. Весна поет и в песне тает… [6]И вскоре в воздухе глаза Одни снегурочкины только Сияют, ширятся, растут; И столько нежности в них, столько Предчувствия твоих минут, Предсмертье, столько странной страсти, Неразделенной и больной, Что разрывается на части Душа весной перед Весной!.. И чем полней вокруг расцвета И жизни сила, чем слышней Шаги спешащего к нам лета, В горячей роскоши своей, Тем шире грусть в oчax весеньих, И вскоре поднебесье сплошь Объято ими: жизни ложь В весенних кроется мгновеньях: «Живой! Подумай: ты умрешь!..» 8 Череповец, уездный город, Над Ягорбой расположон, И в нем, среди косматых бород, Среди его лохматых жен, Я прожил три зимы в Реальном, Всегда считавшемся опальным За убиение царя Воспитанником заведенья, Учась всему и ничему (Прошу покорно снисхожденья!..) Люблю на Севере зиму, Но осень, и весну, и лето Люблю не меньше. О поре О каждой много песен спето. Приехав в город в сентябре, Заделался я квартирантом Учителя, и потекли, — Как розово их ни стекли! — Дни серенькие. Лаборантам, Чиновникам и арестантам Они знакомы, и про них Особо нечего сказать мне. По праздникам ходили к Фатьме, К гадалке (гривенник всего Она брала, и оттого Был сказ ее так примитивен… Ах, отчего не дал семь гривен Я ей тогда, и на сто лет Вперед открыла бы гадалка Число мной съеденных котлет!..) Еще нас развлекала галка, Что прыгала среди сорок На улице, и поросенок, На солнце гревшийся, спросонок, Как новоявленный пророк, Перед театром лежа, хрюкал; Затем я помню, вроде кукол Туземных барышень; затем, Просыпливая горсти тем, Сажусь не в городские санки, А в наш каретковый возок, И, сделав ручкой черепанке, Перекрестясь на образок, Лечу на сумасшедшей тройке Лесами хвойными, гуськом, К заводской молодой постройке С Алешей, сверстником-князьком! 9 Уже проехали Нелазу, За нею Шулому, и вот, Поворотив направо сразу, Тимошка к дому подает Не порожнем, а с седоками… В сенях встречают нас гурьбой, С протянутыми к нам руками, Снимая шубы, девки-бой. Мы не озябли: греет славно Тела сибирская доха! Нам любопытно и забавно Шнырять по комнатам. Уха С лимоном, жирная, стерляжья, Припомидорена остро. И шейка Санечки лебяжья Ко мне сгибается хитро. И прыгает во взорах чертик, Когда она несет к столу Угря, лежащего, как кортик, Сотэ, ризото, пастилу! 10 Был повар старший из яхт-клуба, Из английского был второй. Они кормили так порой, Что можно было скушать губы… Паштет из кур и пряженцы; И рябчики с душком, с начинкой, Икрой прослоенной, пластинкой Филе делящей; варенцы; Сморчки под яйцами крутыми; Каштаненные индюки; Орех под сливами густыми, — Шедевры мяса и муки!.. Когда, бывало, к нам на Суду In corpore, [7]съезжался суд, В пустую не смотрел посуду: Все гости пальцы обсосут, Смакуя кушанья, бывало, И, уедаясь до отвала, С почтеньем смотрят на сосуд, В котором паровую стерлядь К столу торжественно несут… Но и мортира ведь ожерлить Не может большего ядра, Чем то, каким она бодра… Так и желудок — как мортира — Имеет норму для себя… Сопя носами и трубя, Судейцы, — с лицами сатира, Верблюда, кошки и козла, — Боясь обеденного зла, Ползут по комнатам на отдых, Валясь в истоме на кровать, И начинают горевать О мене сытых, боле бодрых Обедах в городе своем, Которых мы не воспоем… вернуться М. Лермонтов: «Она поет, и звуки тают…» (Прим. автора) |
