Сонет («Вселенная — театр. Россия — это сцена…») Вселенная — театр. Россия — это сцена. Европа — ярусы. Прибалтика — партер. Америка — «раек». Трагедия — «Гангрена». Актеры — мертвецы, Антихрист — их премьер. Но сцена им мала: обширная арена — Стремленье их. Они хотят безгранных сфер, Чтоб на губах быков окровенела пена, Чтоб в муках исходил извечный Агасфер! О, зритель, трепещи! От бешеных животных, Ужасных в ярости, от мертвецов бесплотных И смертью веющих — преградой лишь барьер. Вот-вот не выдержит их дикого напора, — И в чем тогда твоя последняя опора? — Строй перед цирком храм объединенных вер! Поэза отчаянья
Я ничего не знаю, я ни во что не верю, Больше не вижу в жизни светлых ее сторон. Я подхожу сторожко к ближнему, точно к зверю. Мне ничего не нужно. Скучно. Я утомлен. Кто-то кого-то режет, кто-то кого-то душит. Всюду одна нажива, жульничество и ложь. Ах, не смотрели б очи! ах, не слыхали б уши! Лермонтов! ты ль не прав был: «Чем этот мир хорош?» Мысль, даже мысль продажна. Даже любовь корыстна. Нет воплотимой грезы. Все мишура, все прах. В жизни не вижу счастья, в жизни не вижу смысла. Я ощущаю ужас. Я постигаю страх. Апрель 1920 г. Toila Блестящая поэза Carl Sarap'ile Я жить хочу совсем не так, как все, Живущие, как белка в колесе, Ведущие свой рабий хоровод, Боящиеся в бурях хора вод. Я жить хочу крылато, как орел, Я жить хочу надменно, как креол, Разя, грозя помехам и скользя Меж двух соединившихся нельзя. Я жить хочу, как умный человек, Опередивший на столетье век, Но кое в чем вернувшийся назад, По крайней мере, лет на пятьдесят. Я жить хочу, как подобает жить Тому, кто в мире может ворожить Сплетеньем новым вечно старых нот, — Я жить хочу, как жизнь сама живет! Поэза «Villa Mon Repos» Мясо наелось мяса, мясо наелось спаржи, Мясо наелось рыбы и налилось вином. И расплатившись с мясом, в полумясном экипаже Вдруг покатило к мясу в шляпе с большим пером. Мясо ласкало мясо и отдавалось мясу, И сотворяло мясо по прописям земным. Мясо болело, гнило и превращалось в массу Смрадного разложенья, свойственного мясным. Ревель Только о детях Альтруизм: О, дети, дети всеблагие! — Вздох по весне… Игорь-Северянин Эгоизм: Но раз во мне живут другие, Нет места мне! Фелисса Крут Ревель сент. 1921 г. V. Письма из Парижа Первое письмо Живет по-прежнему Париж, Грассирующий и нарядный, Где если и не «угоришь», То, против воли, воспаришь Душою, даже безотрадной. Буквально все как до войны, И charme все тот же в эксцессере; На карточках запретных серий, Как прежде, женщины стройны, — Стройней «натур», по крайней мере… И в «Призраках» его разнес Тургенев все-таки напрасно: Здесь некрасивое прекрасно, И ценны бриллианты слез, И на Монмартре Аполлон — Абориген и завсегдатай. Жив «Современный Вавилон», Чуть не разрушенный когда-то… Там к Наслажденью семафор Показывает свет зеленый, И лириков король, Поль Фор, Мечтает о волне соленой, Усевшись в цепком кабаке, Тонущем в крепком табаке, Где аргентинское танго Танцует родина Пого. Столица мира! Город-царь! Душа, исполненная транса! Ты положила на алтарь Гражданство Анатоля Франса. Вчера в Jardin des Tuileries Я пробродил до повечерья: С ума сводящая esprits, И paradis, и просто перья… Кабриолеты, тильбюри, «Бери авто и тюль бери, И то, что в тюле»… Я пари Держу: так все живут в Paris. Однако бросим каламбур, Хотя он здесь вполне уместен. О, как пьянительно-прелестен Язык маркизы Помпадур! Люблю бродить по Lauriston (Поблизости от Трокадэро), Вдоль Сены, лентящейся серо, К Согласья площади. Тритон И нимфы там взнесли дельфинов, Что мечут за струей струю. Египет знойный свой покинув, Спит обелиск в чужом краю. Чаруен Тюльерийский сад, Где солнце плещется по лицам, Где все Людовиком-Филиппом До сей поры полно. Грустят Там нифы темные, и фавны Полустрашны, палузабавны. Деревья в кадках, как шары Зеленокудрые. Боскеты Геометричны. И ракеты Фраз, смеха и «в любовь игры»! О, флирт, забава парижанок, Ты жив, куда ни посмотри! В соединении с causerie — Ты лишь мечта для иностранок… Стою часами у витрин. Чего здесь нет! — и ананасы, И персики, и литры вин, Сыры, духи, табак. Для кассы Большой соблазн и явный вред, Но неизвестен здесь запрет. Притом, заметьте, скромность цен: Дороже лишь в четыре раза, Чем до войны. И эта фраза Мне мелодична, как «Кармен». Здесь, кстати, все, что ни спроси Из музыки, к твоим услугам, И снова музыкальным плугом Вспахал мне сердце Дебюсси… А «Клеопатра», Жюль Масснэ? «Манон», «Таис», «Иродиада»? По этим партитурам рада Душа проделать petite tournee (Тут мне припомнился Кюи, Масснэ «расслабленным Чайковским» Назвавший. С мнением «таковским» Понятья борются мои). На всем незримое клеймо: «Здесь жизнь — как пламя, а не жижа». — Я лишь пересказал письмо, Полученное из Парижа. |
