«Вот пятый год, как ты мне дорога…» Вот пятый год, как ты мне дорога, А страсть юна, — как прежде, неизбывна, И нас влекут по-прежнему луга. По-прежнему стремлюсь к тебе порывно, Все нови открываю с каждым днем… О, наша связь вовеки неразрывна, И страсть бессмертным зажжена огнем. «Тебя провожать, чтобы встретить потом…»
Тебя провожать, чтобы встретить потом, С тобою расстаться, чтоб свидеться вновь, Чтоб в этой разлуке загрезиться сном, Чтоб в этой разлуке грузиться в любовь. И чувствовать то, чего нет при тебе… Когда мы вдвоем, стынет сердце и кровь, Но если мы врозь, каждый в тайной алчбе. «По долгу кайтселита я с ружьем…» По долгу кайтселита я с ружьем До четырех утра брожу вдоль хижин, Расползшихся чудовищным ужом. Не тронь меня, кто кем-нибудь обижен: Чем помогу? — ружье мое без пуль, И вид его угрозный неподвижен. Убийцу даже — я убить смогу ль?… «Я несомненно скверный патриот…» Я несомненно скверный патриот, Но я могу не радоваться бою У петербургских западных ворот: Быть может, жизнь несет тот бой с собою, А значит — и искусство, и — любовь. В нем чувствуется что-то голубое. А в голубом всегда сияет новь. «Деревня спит. Оснеженные крыши…» Деревня спит. Оснеженные крыши — Развернутые флаги перемирья. Все тихо так, что быть не может тише. В сухих кустах рисуется сатирья Угрозья голова. Блестят полозья Вверх перевернутых саней. В надмирье Летит душа. Исполнен ум безгрезья. IV. Сирень среди лютиков Осенняя палитра Вид поля печальный и голый. Вид леса уныло-нагой. На крыше одной — белый голубь, И карий — на крыше другой. И море, — и то как-то наго У гор оголенных грустит. И суша, и воздух, и влага — Все грусть и унынье таит. Малиновый berceuse В ней тихо бродила душа Тургенев В ней тихо бродила душа. Она была так хороша. Душа хороша как она: Пригожа, светла и нежна. И не было места средь дня, Чтоб ей не хотелось меня. И не было суток в году, Чтоб мог я помыслить: «не жду…» Она приходила ко мне И тихая, и в тишине. Когда приходила она, Тишала при ней тишина, И жизнь была так хороша: В ней тихо бродила душа. Это — она Если вы встретите женщину тихую, Точно идущую в шорохах сна, С сердцем простым и с душою великою, Знайте, что это — она! Если вы встретите женщину чудную, Женщину, чуткую, точно струна, Чисто живущую жизнь свою трудную, Знайте, что это — она! Если увидите вы под запискою Имя прекрасней, чем жизнь и весна, Знайте, что женщина эта — мне близкая, Знайте, что это — она! Сонет XXXI Диссо Изысканна, как жительница Вены, В венгерке дамской, в платье bleugendarme, Испрыскав на себя флакон вервэны, Идет она, — и в ней особый шарм. К ней цужат золотые караваны Поклонников с издельями всех фирм… Лишь донжуаны, чьи карманы рваны, Берут ее глазами из-за ширм… Изящница, очаровалка, венка, Пред кем и герцогиня — деревенка, В ней что-то есть особое совсем! Изысканка, утонченка, гурманка, С весталковой душой эротоманка, — Как у нее выходит: «Жду вас в семь…»! Рондель XVI Люблю лимонное с лиловым: Сирень средь лютиков люблю. Лимон фиалками томлю. Пою луну весенним словом: Лиловым, лучезарным, новым! Луна — подобно кораблю… Люблю лиловое с лимонным: Люблю средь лютиков сирень. Мне так любовно быть влюбленным И в ночь, и в утро, в вечер, в день, И в полусвет, и в полутень, Быть вечно жизнью восхищенным, Любить лиловое с лимонным… Рондо XXI Далеко-далеко, там за скалами сизыми, Где веет пустынями неверный сирокко, Сменяясь цветочными и грезными бризами, Далёко-далёко, Ильферна, бесплотная царица востока, Ласкает взор путника восходными ризами, Слух арфой, вкус — негой бананного сока… Потом испаряется, опутав капризами Случайного странника, и он одиноко Тоскует над брошенными ею ирисами, — Далёко-далёко! |