9 Но то война! А разве без войны Не убивает зверь другого зверя, Его лишая жизни без вины? И что ему ничтожная потеря — Кто может бить стекло и зеркала И мазать лица кельнеров горчицей, В том никогда ужиться не могла Душа людская, с белой голубицей Которую равняют. «Ты тростник, Но мыслящий», — сказал про зверя Тютчев. Я думаю, однако, что старик Поэт названье мог бы выбрать лучше: Ведь в тростнике нет зверского, меж тем Как в людях — зверство сплошь. О, «царь природы», Подвластный недостаткам зверским всем! Но, может быть, людей есть две породы? Как знать! Возможно… Отчего б и нет? За эту мысль цепляюсь. Грежу тщетно. И лавой мысли весь мой кабинет Клокочет, как дымящаяся Этна… 10 Любовь земная! Ты — любовь зверей! Ты — зверская любовь, любовь земная! Что розоватости твоей серей? Ты — похотная, плотская, мясная!.. Ты зиждешься единственно на лжи. Кому — хитон, с тебя довольно кофты… Уродина! ты омрачаешь жизнь И оттого-то вовсе не любовь ты! Детеныши, законные плоды Твои, любовь звериная, всосали С твоим проклятым молоком беды Всю низость чувств, зачатых в грязном сале… Измена, и коварство, и обман, Корысть, бездушье, бессердечье, похоть — Весь облик твой, и кто тобою пьян, Удел того — метаться, выть и охать… Законодатели! Пасть, как дракон, Раскрывшие в среде своей звериной! О, если б учредили вы закон: Рождаемость судима гильотиной! О, смилуйтесь: зверь зверствовать устал… Слетайтесь, стаи падальи вороньи! Плод вытравить — закон, который стал Необходим при общем беззаконьи!.. Финал Не мне ль в моем лесном монастыре Проклятья миру слать и осужденья? Над озером прозрачным, на горе, Мой братский дом, и в доме Вдохновенье. Божественность свободного труда, Дар творчества дарованы мне Небом. Меня живит озерная вода, Я сыт ржаным — художническим! — хлебом. Благодаря Науке я гремлю Среди людей, молящихся Искусству. Благословенье каждому стеблю И слава человеческому чувству! Я образцовой женщиной любим, В моей душе будящей вдохновенье, Живущей мной и творчеством моим, — Да будет с ней мое благословенье! Благословенна грешная земля, В своих мечтах живущая священно! Благословенны хлебные поля, И Человечество благословенно! Искусства, и Наука, и Любовь — Все, все, что я клеймил в своей поэме, Благословенны на века веков, — Да будет оправдание над всеми! Раз могут драгоценный жемчуг слез Выбрасывать взволнованные груди, Раз облик человеческий Христос Приял, спасая мир, — не звери люди. Живи, обожествленный Человек, К величественной участи готовься! О, будет век — я знаю, будет век! — Когда твоих грехов не будет вовсе… Алмазно хохочи, жемчужно плачь, — Ведь жемчуг слез ценней жемчужин Явы… Весенний день и золот, и горяч, — Виновных нет: все люди в мире правы! Январь 1924
Рояль Леандра (Lugne) Роман в строфах Вступление Не из задора, не для славы Пишу онегинской строфой Непритязательные главы, Где дух поэзии живой. Мне просто нравится рисунок Скользящей пушкинской строфы. Он близок для душевных струнок Поэта с берегов Невы… Ведь вкладывают же в октавы, В рондо, газеллы и сонет Поэты чувства? Что же нет Средь них строфы певца Полтавы? Благоговение к нему?… Но создан и сонет Петраркой. Тех доводов я не приму. И вот — пишу строфою яркой! Пусть «в пух» поэта разнесут Иль пусть погладят по макушке — Неважно: «Ты свой высший суд!» — Художнику сказал сам Пушкин. Часть I 1 В один из дней начала мая, В старинном парке над прудом, Засуетился, оживая, Помещичий пустынный дом. Будя сон парка, в нем трубили Прибывшие автомобили, И слуги, впав в веселый раж, Вносили в комнаты багаж. Именье было от столицы Верстах не более чем в ста, А потому весьма проста И перевозка. Веселится Прислуга, празднуя приезд, — И шум, и гам идут окрест… 2 Кто не пьянел от мая арий? Кто устоял от чар весны? Аристократ и пролетарий Перед природою равны. И удивительного мало, Что так встревоженно внимала Природе барынька сама, К пруду спешившая. Зима В столице ей давно порядком Уже наскучила. Сезон В каталептический впал сон. Ее влекло к куртинам, грядкам, К забвенью надоевших лиц: Весною нам не до столиц… |
