2 Сближала берега плотина. На правом берегу реки Темнела фабрики махина, И воздух резали свистки. А дом и все жилые стройки На левой были стороне, Где повара и судомойки По вечерам о старине, Сойдясь, любили погуторить, Попеть, потанцевать, поспорить И прогуляться при луне. Любил забраться я в каретник, Где гнил заброшенный дормез. Со мною Гришка-однолетник, Шалун, повеса из повес, Сын рыжей скотницы Евгеньи; И там, средь бричек, тюльбэри, Мы, стибрив в кладовой варенье, В пампасы — черт нас побери! — Катались с ним, на месте стоя… Что нам Америка! пустое! Нас безлошадный экипаж Вез через горы, через влажь Морскую. Детство золотое! О, детство! Если бы не грусть По матери, чьи наизусть Почти выучивал я письма, Я был бы счастлив, как Адам До яблока… Теперь я дам Гришутке, — как ни торопись мы Из Аргентины в нашу глушь, К обеду не поспеем! — куш: На пряники и мед полтинник, А сам к балкону, дай бог прыть, Не слушая, что говорить Вослед мне будет дрозд-рябинник. 3 А в это время шла на Суде Постройка фабрики другой, Где целый день трудились люди, Согбенные от нош дугой. Завод свой тетка продавала: Он был турбинный, и доход Не приносил не первый год; И опасаясь до провала Все дело вскоре довести, И после планов десяти, Она решила паровую Построить фабрику в верстах В семи от прежней, на паях С отцом, и, славу мировую Пророка предприятью, в лес Присудский взоры обратила. Так, внемля ей, отец мой влез В невыгодную сделку. Мило Начало было, но, спустя Четыре года, все распалось И тетушка одна осталась, Об этом, впрочем, не грустя; В том удивительного мало: Отец мой был не коммерсант, В наживе слабо понимала И тетушка: ведь прейс-курант Сортов картона — не Жорж Занд!.. На новь! Прощай, завод турбинный И дюфербреров провода. И в час закатный, в час рубинный, Ты, тихой Андоги вода! 4 От мглы людского пересуда Приди, со мной повечеряй В таежный край, где льется Суда… Но стой, ты знаешь ли тот край? Ты, выросший в среде уродской, В такой типично-городской, Не хочешь ли в край новгородский Прийти со всей своей тоской? Вообрази, воображенья Лишенный грез моих стези, Восторженного выраженья Причины ты вообрази. Представь себе, представить даже Ты не умеющий, в борьбе Житейской, мозгу взяв бандажи Наркотиков, представь себе Леса дремучие верст на сто, Снега с корою синей наста, Прибрежных скатов крутизну И эту раннюю весну, Снегурку нашу голубую, Такую хрупкую, больную, Всю целомудрие, всю — грусть… Пусть я собой не буду, пусть Я окажусь совсем бездарью, Коль в строфах не осветозарю И пламенно не воспою Весну полярную свою! 5 Лед на реке, себя вздымая, Треща, дрожа и трепеща, Лишь ждет сигнального праща: Идти к морям навстречу мая. Лед иззелено-посинел, Разокнился весь полыньями… Вот трахнул гром по льду! Конями Помчались льдины, снежность тел Своих ледяных тесно сгрудив, Друг друга на пути дробя, Свои бока обызумрудив В лучах светила, и себя В весеннем солнце растопляя… И вот пошла река, гуляя Своей разливною гульбой! Ты потрясен, Господь с тобой? Ты не находишь от восторга Слов, в междометья счастья влив? О, житель городского торга, Радиостанции и морга, Ты видел ли реки разлив, Когда мореют, водянеют Все нивы, нажити, луга, И воды льдяно пламенеют, Свои теряя берега? В них отраженные, синеют Стволы деревьев, а стога, Телеги, сани и поленья Среди стволов плывут в оленьи Трущобы, в дебри; и рога Прижав к спине, в испуге, лоси Бегут, спасаясь от воды, Передыхая на откосе Мгновенье: тщетные труды! Вода настигнет все, и смоет Оленей, зайцев и лисиц, И тем, кого гора не скроет, Пред нею пасть придется ниц… 6 С утра до вечера кошовник По Суде гонится в Шексну. Цвет лиц алее, чем шиповник, У девок, славящих весну Своими песнями лесными, Недремлющих у потесей, И Божье раздается имя Над Судой быстроводной всей. За ними «тихвинки» и баржи Спешат, стремглав, вперегонки, И мужички — живые шаржи, — За поворотами реки, Извилистой и прихотливой, Следят, все время начеку, За скачкой бешено гульливой Реки, тревожную тоску В ней пробуждающей. На гонку С расплыва налетит баржа, Утопит на ходу девчонку, Девчонкою не дорожа… И вновь, толпой людей рулима, Несется по теченью вниз, Незримой силою хранима Возить товары на Тавриз По Волге через бурный Каспий, Сама в Олонецкой родясь… Чем мужичок наш не был распят! Острог, сивуха, рабство, грязь, Невежество, труд непосильный — Чего не испытал мужик… Но он восстал из тьмы могильной, Стоический, любвеобильный, — Он исторически-велик! |
